Долина идолов - Михаил Веллер

Результат наивен и смешон. Но смеяться над ним не надо. Это нормально, через это многие проходят. Просто молодой писатель стремился сделать литературу принципиально не копией жизни и через то – настоящим, трогающим душу искусством.

8. Если молодой писатель спрашивает, как ему работать дальше – хана ему. Из двух одно: или бросать писать – или бросать спрашивать.

9. Если молодой писатель, вступая на минное поле своего поприща, относится к литературе как игре или заработку – может получиться «Остров сокровищ» или «Три мушкетера». Резвиться полезно! Исчезает внутренний зажим. Да ведь и Сократ любил резвиться.

10. Если молодой писатель хочет и старается писать не так, как все, лучше, чем все, о том, о чем еще не писал никто – его часто считают недостаточно образованным и не очень способным. Ну, раз появился кто-то, не вписывающийся в рамки – значит, не сечет, куда вписываться надо. Не следует с разгона ждать понимания. Чтобы занять свое место – часто надо многих расставить на их места.

11. «Продвинутый» молодой писатель иногда считает, что для того, чтобы «выразить себя», не обязательно овладевать «так называемым профессионализмом». Главное – выразить свое видение мира и раскрыть тончайшие движения своей души и мысли. При этом он ждет, что может быть кому-то интересен (см. п. 6). Конец бывает ужасен, а движение к концу – нервозно.

12. Как молодому писателю стать просто писателем? Проще всего состариться. Но это тоже не рецепт. А рецепт: да как угодно, нет ограничений. Вернее всего: писать, читать и переделывать, пока не треснет, дойдя до внутренней готовности сдохнуть под забором, но не отступаться от своего.

ВЕРСИЯ ДЕБЮТА

1

Старшая сестра, приехавшая на каникулы из колледжа, отправилась с младшей, еще школьницей, в театр: заезжая труппа давала водевиль. Вернувшись домой, младшая отозвалась . пренебрежительно:

– Фу, ерунда. Тоже мне: «ах, пьеса, искусство театра».

– Много ты в этом понимаешь, – уязвленно парировала старшая.

– А тут и понимать нечего.

– Ах, вот как?

– Да, так! Такое написать и я могла бы.

– Ну конечно. Вот и напиши!

– И напишу! А что думаешь – не напишу?

И через неделю семнадцатилетняя Шейла Делани на спор написала свою первую пьесу «Вкус меда», до сих пор идущую на сценах мира.

2

У сорокалетнего школьного учителя нашли неоперабильный рак и дали ему год жизни. Учитель был крепких англосаксонских кровей и сурово озаботился одним: как бы обеспечить жену и дочерей, остающихся без всяких средств к существованию… Он преподавал язык и литературу и не сумел придумать лучшего способа заработать сносную сумму, как попробовать написать роман. И такой роман, чтоб его хорошо читали – раскупали. Читателей он представлял в виде своих учеников и их родителей. И героев представлял в таком же духе. Жизнь он представлял только в объеме родной рабочей окраины.

Дело было новым, он втянулся и увлекся. Срок поджимал. Он спешно и отчаянно овладевал ремеслом. Высокая литература его не интересовала. Его интересовало завещать авторское право семье: на что жить.

И к концу своего года Энтони Берджес завершил свой роман «Заводной апельсин». Миллион был срублен! В культовом фильме сыграл юный Малькольм Мак-Дауэлл. Шпана надела котелки и стала спрашивать в барах молоко. Книгу перевели на полета языков.

Не свой от удачи и выполненного долга Берджес хорошо выпил и отправился к врачу. Врач посмотрел снимки, полистал историю болезни и вылупил глаза: рака не было. Берджес выздоровел.

Он стал писателем. Но все остальные книги уже были хуже.

3

Шервуд Андерсон исправно и не резко шел сначала по страховой части, а потом но рекламной. В сорок один год он был владельцем небольшой, но вполне устойчивой и респектабельной рекламной конторы.

В одно прекрасное утро он пришел на работу, прошел в свой кабинет, кинул шляпу на крючок, сел за стол, закурил сигару и перелистал поданную секретаршей корреспонденцию. Потом положил бумаги на стол и долго смотрел перед собой. Потом пожал плечами. Потом положил в пепельницу дымящийся окурок, встал, снял шляпу с крючка, надел на голову, открыл дверь и вышел вон, не закрыв за собой двери.

Больше он в контору не вернулся. Вообще. Никогда. Продал. По телефону.

Через три года он выпустил сборник рассказов «Уайнсбург, Огайо», сделавший его классиком американской литературы. Потом он помогал встать на ноги Хемингуэю и Фолкнеру, в благодарность за что оба его естественно обгадили, но это все и многое другое было уже потом.

4

Нью-Йорк, золотые и бурные шестидесятые, одно из крупных и ведущих издательств «Харпер энд Роу», проход рукописей огромный, водопад самотека, какой-то мужик оставил пакет секретарше на приемке и отъехал; зарегистрировали, дали читчику, отказная рецензия в потоке, отправить обратно – а где адрес? нету адреса; кинули к штабелю подобных же и забыли. Естественно.

И вот как-то директор выходит на ланч – и видит, что секретарша поспешно задвигает ящик своего стола, и глазки у нее красные. Ну, мало ли поводов для переживаний у молодой девушки.

Возвращается через сорок минут: секретарша поспешно захлопывает ящик стола, и глазки у нее припухшие.

Конец дня: секретарша задвигает свой ящик, сморкается и пудрит носик, щечки, промокает глазки. Да что там у нее за письмо от соблазнителя?..

– Крошка, – отечески обнимает ее за плечи добрый босс, – какой негодяй посмел испортить тебе настроение? Не переживай из-за идиота, ты наверняка стоишь лучшего парня, если этот не сумел тебя оценить!

– Да нет, – всхлипывает секретарша, – это я тут просто… читала…

– Что читала?! – с профессиональной ревностью делает стойку директор. – Наша книга?

– Да нет… Нет, сэр, это вообще не книга… еще.

– А что? Ну-ка покажи мне быстренько!

И она достает из ящика нетолстую замусоленную рукопись.

– Где ты ее раскопала?

– Мне девочки из отдела рецензий дали…

Директор берет рукопись домой, листает перед сном, хмыкает и засыпает: явная чушь.

Назавтра возвращается с работы – у жены глаза на мокром месте.

– Боже мой, Молли, что случилось? Что-нибудь сломалось, или опять звонила сестра?

– Нет, все в порядке… просто я тут прочла рукопись, которую ты вчера привез…

Директор разевает рот, трет лоб, разводит руками, соображает. Звонит своему главному редактору:

– Слушай, Билл, тут такая ерунда. Полгода назад Хью отшиб одну рукопись. Ты его знаешь – там с нюхом все всегда в порядке было. Она без адреса вдобавок, и пошла гулять: у меня секретарша хлюпает носом. Я взглянул – полная лажа. А жена рыдает! Ты не посмотришь?

Через сутки ему звонит домой главный редактор – прочел вне плана и рабочего времени также:

– Знаешь, – говорит, – я тоже ни хрена не понимаю. Белиберда полная, кисель из соплей. А жена прослезилась! Ты что-нибудь понимаешь? Я – нет.

– Ну что, – говорит директор, – испробуем шлепнуть?

– Пролетим, – говорит главный редактор. – Но попробовать забавно.

Месяц искали по рукописи автора. Тридцатилетний хирург, хорошая практика, ездит на «порше», думать он забыл про свой литературный экзерсис.

Так вышла «История любви», она же «Лав стори», и доктор Эрик Сигал стал звездой мировой величины. И два лимона за уступку прав Голливуду, и суперхит Френсиса Лея, и «Оскары», и сладкая жизнь. Медицину он бросил – литература показалась приятней и доходней. Но, опять же, такая удача не приходит дважды.

КАК ПИСАТЬ МЕМУАРЫ

Очевидно, вы человек пожилой, опытный, имеющий основания считать себя умным – и при этом, как большинство нормальных людей, неискушенный в литературном ремесле. Чего вы хотите? Вы вознамерились написать мемуары.

Итак: что у вас есть? Информация. Факты, мысли и даже порою чувства. Прожитая жизнь, представляющаяся вам самому небезынтересной. Встречи с интересными людьми, удивительные происшествия, уникальные сценки, глубокие мысли. Картины жизни давно минувших лет, которые жаль и неправильно отдать забвению, хочется из памяти перенести на долгопрочный, объективный носитель – на бумагу, в данном случае.

Итак: чего у вас нет? Литературных навыков. То есть вы читали, конечно, книжки других людей и знаете, как книга должна выглядеть. Ну, как можно отлично знать, как должен выглядеть бриллиант, но не уметь самому гранить алмаз, или до мелочей представлять обороты на перекладине, но не мочь самому подтянуться.

Но не боги горшки обжигают, терпенье и труд все перетрут, а там можно и редактора нанять, а кроме того, есть такое слово «литобработчик»…

Итак; вы сели за стол и начали. Ну! Смелее! Э?..

1. Муки творчества. Если через полчаса вам станет жарко и вспотеют лоб и спина – это нормально. Если вам вдруг взбредет поставить подмышку градусник не отрываясь от процесса – не бойтесь хронических воспалений, если он покажет 37,2 вместо ожидаемых 36,6. Такова нормальная реакция организма на волевой приказ центральной нервной системе перевозбудиться, задействовать глубинные слои ассоциаций, подать и держать наготове весь ваш словарный запас и одновременно заниматься поиском и проверкой самых сильных, точных и небанальных сочетаний слов, призванных выразить вашу мысль, которую вы и сами несколько смутно представляете.