Арктический экзамен - Н. Денисов

— Будет дизель — генераторной! Пусть хоть на старое ведро там переделают, какая теперь разница? Дошли! — посматривал Пятница на свой, подпорченный ретушью, портрет. — Хай назовут хоть горшком, лишь бы на место поставили к берегу. Верно я толкую? А, студент?

— Так ведь это ж несправедливо и обидно: дизель — генераторная! — горевал Бузенков.

Гена все еще неисправим.

— У нас в колхозе после войны ЗИС был, на чурочках ездил, газогенераторным назывался, а работал — дай бог каждой машине! — потешался Пятница.

— В колхозе… На чурочках! — мотал головой Гена.

— Заметка редакционная, без подписи, Гена, — заметил Виктор. — Шульман ни при чем.

— А чего бы ему три часа околачиваться у нас? Наснимал вон, полюбуйтесь: Вова Крант… «Хорошо зарекомендовал себя во время перегона турбинист Владимир Лапузин…» Как это все понимать? Зарекомендовал! Ну ладно, порошок — порошком. Простили. Но я ему еще в Салехарде напомнил, чтоб хоть турбины время от времени прокручивал, кончишь, мол, подшипники! Он и ухом не повел. Зарекомендовал… А начальник наш тоже, глядите, орел! Взгляд устремлен в будущее, прямо ударник комтруда!..

Пятница недовольно покашлял. Гена примолк.

Виктор пошел к деду и застал его в глухой печали.

— Что, Валентин Григорьевич, тоску разводите?

Тот поднялся с дивана, просунул босые ноги в тапочки, зашлепал как-то совсем по-стариковски по каюте, словно чего-то разыскивал, наконец махнул рукой:

— Не пойму я, Витя, вот старой своей лысой головой не пойму, за каким чертом мы сюда так торопились? Ну за каким?.. Приходим мы с Борисовым в райисполком. Так и так, мы такие и сякие. Здравствуйте, говорят, рады видеть! Поспрашивали, как и что, как прошли во льдах. Словом, уважительно приняли. Мы на свое нажимаем: станция, мол, в полном порядке, определяйте на место к береговым коммуникациям! Подождите, говорят, все понимаем, что зима на носу, что подвижка льдов начинается. Посовещаемся, мол, в областных инстанциях, определим. А пока советуем съездить на строительство котлована… Он что, еще строится? — спрашиваем… Найдите прораба, говорят, он все объяснит! Нашли прораба, договорились съездить. Пока то да се, вышли на улицу, ни прораба, ни его «газика»…

— Подозреваю, что мы как снег на голову! — сказал Виктор.

— Подозреваешь! — невесело проговорил дед. — Как это ты там написал: «Моржам наступая на пятки, идем мы…» Куда идем-то, запамятовал?

— Идем мы по лезвию дня. В экзотике нет недостатка. Любимая, ждешь ли меня?

— Вот — вот. Тебе все равно, Виктор Александрович, насочиняешь о моржах и экзотике — будет новая книжка! А я человек прозаический, мне бы дело до конца сделать. Душа болит за электростанцию.

— Таким оптимистом были в последние дни!

— Что? Да — да, Витя. — И Глушаков устало прилег на диван.

— Ладно. Отдыхайте, Валентин Григорьевич. А мне, как всегда, на любимый камбуз.

— Думаешь, — дед кивнул на дверь каюты, — они есть сегодня запросят? На берегу народ побывал, разговеются и без тебя…

К вечеру «Северянка» гудела… Из каюты Коли Сокола раздавались песни. Ожили Вовины «мурки». Напрасно терзал Виктор микрофон в радиорубке и прельщал макаронами по-флотски. К ужину заявились только Пятница, Заплаткин и Гена Бузенков.

Иван принес еще два ведра квашеной капусты, водрузив на разделочный стол, довольный, зябко потер ладони.

— Откуда, Иван?

— Сходи, возле кормы самоходка стоит. Лук забери, я там приготовил в мешке у трапа.

Ну, Пятница!

Виктор побежал на корму. Матрос самоходки подал полмешка луку и спросил, не надо ли соленых помидоров.

— Надо!

Подошел Ваня с пустым ведерком:

— Это тебе не стишки сочинять!

— Купил, что ли?

— Купил, купил, — усмехнулся Пятница.

Ваня всерьез готовился к зимовке.

Самоходка, лавируя меж льдин, ушла к пристани разгружаться. Видели потом, как она снова пробивалась к транспорту, стоящему на якоре поодаль. Иван ждал, что она подрулит опять — договорился со шкипером, но напрасно — широкая льдина загородила самоходке дорогу, кажется, до будущей весны.

Рейдовый катерок совсем сник и больше не пытался воевать со льдом. Темный абрис его надстройки еще маячил на белом фоне торосов, но вскоре ночь поглотила и пристань, и отчаянную самоходку, и дальние, манящие конуса сопок.

Друзья отнесли припасы в трюмную кладовую и засобирались на ледокол в кино.

— Толпа — а! — слышался голос Коли Сокола.

— Начисляй! — откликнулась «толпа».

Тут дверь каюты распахнулась, как из бани, вытолкнуло облако сигаретного дыма, возник сам Сокол.

— Вот истинно интеллигентные люди! Давай ко мне. Я сегодня всех принимаю, всех люблю… У меня все, кроме начальства, оно гуляет отдельно, накрывшись одеялом, а мы — во какие! На виду! — Коля дурачился, а глаза серьезные. — Разрядка нужна, понимаете?

— Понимаю, — ответил Виктор. — Только не могу я всех любить…

— Не надо, не надо, — поморщился Коля, как от кислого. — Ты меня уважаешь?

— Ха — ха, Коля, не прикидывайся примитивным, — Виктор решил поработать на публику. — Ты помнишь, как начинается роман Джека Лондона «Морской волк»? «Не знаю, право, с чего начать, хотя иногда, в шутку, я сваливаю всю вину на Чарли Фэрасета. У него была дача в Милл — Вэлли, под сенью горы Тамаль — пайс, но он жил там только зимой, когда ему хотелось отдохнуть и почитать на досуге Ницше или Шопенгауэра…» Кумекаешь?

— В переводе на мягкую пахоту, — начал было Пятница. Виктор перебил:

— Так вот, Коля, времена сильных личностей прошли, и удачу нам диктует не случай, а трезвый расчет и, как пишут газеты, разумное планирование. Мы шли сюда три месяца, геройски одолев Великий Северный морской путь, а в итоге — никому не нужны!

— Я думал, ты романтик! — старпом, кажется, тоже работал на зрителя. Толпа притихла, слушала.

— Сейчас — нет!

Виктор противоречил себе. Ему стало вдруг опять грустно. Кажется, думал он, заразился дедовым настроением и теперь сорвался, плел околесицу, незаслуженно катил бочку на Сокола.

— Не будем упражняться в красноречии! — не сдавался Сокол. — Если вы не хотите выпить за окончание перегона, я дерябну и с матросами… Но тогда наша симпатия — побоку.

— Зайдем, Витя? — сказал Пятница.

— За знаки Зодиака, чтоб никогда не гасли и в наш трезвый век… Наше дело правое, мы победили! — глаза у Сокола были грустными. — Но, между прочим, Джека Лондона не очень трогай, он еще нам пригодит — ся…

Виктор любил в эти минуты Сокола, любил Ивана. Вот два парня, думалось ему, такие непохожие, разные, а не будь их на борту…

Он поднялся на тентовую палубу и вдруг пожалел, что пренебрег компанией. Захотелось радости, забытья, встряски. Ну что возгордился? Действительно, нужна разрядка после стольких миль льда и осточертевшей плиты, которая, наверно, будет еще сниться и после возвращения домой.

Тихо. В небе тлеют холодные звезды. Огромный моржовой тушей темнеет мыс. На вершине его мерцает одинокий огонек. Вспомнился чей-то рассказ о пещере Алитета, что скрыта в этих скалах. Он подумал, что обязательно разыщет пещеру, когда станцию поставят к берегу. Обязательно разыщет…

На транспорте залаяла собака. С надрывом, с приступом, будто учуяла зверя. Он посмотрел в сторону транспорта, тот хорошо вырисовывался в торосах, расцвеченный, как новогодняя елка. Будто в немом кино, поворачивалась грузовая стрела палубного крана, из трюмов поднимали ящики, бочки, контейнеры. Завтра — опять работа самоходке.

На «Буслаеве» вышла на корму женщина и выплеснула из ведра за борт, Женщине загородил дорогу матрос и мимоходом потискал ее в свете прожектора. Наверно, кончилось кино, подумал Виктор, и побрел в каюту…

— Не — ет, сегодня ты от меня так просто не отвертишься! — почти что следом в каюту зашагнул Коля Сокол. Позади нависал Пятница. Виктор отложил Паустовского, поднялся и предложил садиться, обрадовавшись их ВИЗИТУ.

— Кофеек будет? А то я достал последнее «энзе». С Сингапура храню, старик. Вот! — старпом вынул бутылку с яркой наклейкой и заспиртованной змеей.

Виктор слышал о подобных чудесах, о том, как пьют и закусывают «змеятиной». Но Пятница едва проглотил изумление:

— За этим меня звал?

— Ты крепкий мужик, Ваня. А Сапунов затронул сегодня у меня лучшие струны. Он упомянул хорошего человека, которого звать Джек Лондон. Это бог и кумир моей незакатной юности. Он перетасовал все мои жизненные карты и выдал козырь, имя которому — море… Давайте за Джека Лондона. Он где-то рядом, я чую, в золотоносных землях Клондайка!

— Начало монолога в стиле Сокола! — сказал Виктор, глянув на Пятницу.

— Пить не буду, — брезгливо передернулся Иван, косясь на змею в бутылке.

— Я подарю тебе сюжетец, Сапунов, — не обратил внимания Коля, — только завари кофейку.