По делам их - Надежда Попова

— Я не спрашивал, поймите правильно — в этом часть моей работы…

— Но хоть что-нибудь? Какие-то догадки? — предположил он почти с отчаянием. — Может, хотя бы обмолвка?

— Ничего, — откликнулся ювелир, настороженно отступая от него на полшага. — Лишь только указания о самой работе…

Курт повернул к нему голову, и тот замер на месте, глядя в глаза и распрямившись, будто корабельная сосна; он вздохнул, снова обратив взгляд к окладу на столе.

— Я не намерен вас арестовывать. Не бойтесь.

— Стало быть, я могу уйти, ответя на ваши вопросы? — уточнил ювелир, и Курт кивнул:

— Разумеется. У меня будет лишь одно пожелание — не покидайте пределов Кельна и будьте готовы явиться в Друденхаус по первому требованию… и в любой день недели.

— А могу я высказать просьбу господину дознавателю? — осторожно поинтересовался ювелир, и он, вопросительно изогнув бровь, вновь обратился к своему нежданному свидетелю.

— Высказать, конечно, можете, — отозвался Курт, уже предчувствуя, о чем пойдет речь; тот кашлянул, собираясь со смелостью, и негромко пояснил, косясь на Бруно:

— Я был бы безмерно благодарен господину дознавателю, если бы о моем к нему визите не стало известно кому-либо, кроме служителей Конгрегации, занятых в следствии. Я бы не хотел никого задеть, однако же господин дознаватель, надеюсь, поймет мои опасения, ведь, я убежден, и вас самого удивила столь… гм… необычная… гм… готовность к сотрудничеству…

— Боитесь, ваши единоплеменники отомстят вам за это? — оборвал он, и ювелир в испуге округлил глаза.

— Да сохранит вас… гм… То есть — конечно же, нет; я не боюсь столь тривиальных последствий, однако довольно уже того, что меня просто… гм… так скажем — не поймут. Видите ли, само по себе мое поведение не вполне отвечает принятому… гм… То есть, даже среди ваших единоверцев существует неприятное и не вполне односмысленное слово «доносительство», каковое способно вызвать неприятственное отношение окружающих… гм…

— Не вижу проблемы, — усмехнулся Курт, скосившись в сторону ночного гостя сквозь прищур. — Поможете одному акуму осудить другого; вполне соответственно.

Ювелир вздрогнул, отведя взгляд в сторону, и договорил чуть слышно:

— Не так все просто, как вам кажется, господин дознаватель… И мне не будет уже так весело, как вам… гм… прошу прощения за откровенность… Даже моя матушка, ожидающая меня в эту минуту в нашем доме, пребывая в опасении и боязни относительно моей судьбы…

— Я ведь сказал — после нашего разговора вы вольны уйти, — напомнил Курт, и тот закивал:

— Я надеялся на благоразумие и добросовестность господина дознавателя… Не поймите меня превратно, я ничего не имею против… гм… однако же я действовал лишь исходя из соображений, что меня могут счесть соучастником… гм… я не знаю, чего, и знать бы не хотел, если возможно, я попросту повел себя как добропорядочный горожанин, честно платящий налоги, соблюдающий мирской закон и не желающий покрывать возможного преступника. Я никогда не стал бы вмешиваться в дела вашей Церкви, ибо это не моего ума дело как человека, не знающего тонкостей в таком деликатном деле, как… гм… стороннее мне вероисповедание, и не имеющего представления о…

— Осторожнее, — заметил подопечный с улыбкой, — вы только что сознались, что с легкостью стали бы соучастником в еретических таинствах.

— Бруно! — покривился Курт, успокаивающе кивнув бледному ювелиру. — Я понял вас. Даю слово, что никому, не имеющему касательства к следствию, о вашем содействии известно не станет; по крайней мере, если это не будет чрезвычайно необходимо.

— Весьма признателен, — с облегчением поклонился тот, и Курт махнул рукой в сторону двери.

— Через минуту вы свободны. Можете возвращаться к вашей матушке. Напоследок у меня тоже будет просьба к вам, еще одна: если вдруг что-то вам вспомнится, пусть даже это что-то покажется вам самому не стоящей внимания мелочью, пустяком — расскажите об этом мне. В любое время дня и ночи.

— Конечно, разумеется, — торопливо отступая назад, кивнул ювелир, нашаривая дверь за спиною. — Если вдруг… гм… то конечно… Так я могу идти?

— Через минуту, — повторил Курт, и тот замер снова. — Сначала я запишу ваши слова, а вы поставите подпись под ними. Это недолго.

Составление протокола и в самом деле заняло немного времени — он спешил, косясь на переливающуюся в свете двух факелов обложку неведомой книги; названия отчеканено не было, и по довольно отвлеченному узору сложно было понять, какие слова должны скрываться под тяжелым окладом. Выдворив ювелира, Курт обернул пустую книгу снова в полотно, сунув сверток в руки Бруно, и почти бегом спустился по лестнице в подвал, кивком велев подопечному следовать за собой.

— Совесть утихомирилась? — спросил бывший студент в спину, когда он на мгновение приостановился перед дверью в подвал; Курт обернулся, нахмурясь.

— Не понял.

— Все ты понял, — убежденно возразил подопечный; он еще секунду стоял недвижно, глядя в пол, и, не ответив, толкнул створку двери, прошагав под низкий гулкий свод твердо и стремительно.

Охранник, сонный и апатичный, сидел на табурете у стены против двери в камеру, отвалившись к ней спиной и глядя в потолок; увидев Курта, он подхватился, потирая глаза ладонью и глядя ему за спину, на Бруно со свертком под локтем.

— Как этот? — бросил он, кивнув в сторону зарешеченного угла, и страж пожал плечами, с трудом подавив зевок:

— Просит воды.

— И?

— Как вы и велели; ни капли. Спать не дозволяю.

— Хорошо, — отозвался Курт, отвернувшись от вскинувшегося к нему взгляда Бруно, и подступил к камере, отпирая решетку.

— А ты дрых, когда я за тобой пришел, — тихо сообщил подопечный.

— Я никогда и не говорил, что чрезмерное сострадание моя сильная сторона. Теперь, сделай одолжение, помолчи.

Отто Рицлер полусидел на полу, уставясь в стену застывшим взглядом из-под покрасневших век; белки пронизывали густые сетки лопнувших сосудов, а искусанные в мясо губы покрылись толстой сукровичной коркой, кое-где лопнувшей и блестящей от свежей крови. Услышав, как Бруно позади него тихо выдохнул сквозь зубы, Курт приблизился, не глядя погрозив за спину сжатым кулаком, и, встав над переписчиком, толкнул его носком сапога в ногу.

— Не спать, Отто, — потребовал он; глаза в прожилку медленно поднялись, глядя на вошедшего следователя уже без прежнего страха, с обреченным изнеможением.

— Дайте воды, — едва слышно вытолкнули опухшие губы; Курт качнул головой.

— Снова просьбы? Это бессмысленно, ты ведь понимаешь. Сейчас наши с тобой отношения вошли в область товарно-платную; твой товар — нужная мне информация. Моя плата за это — я немедленно прекращу все. Мы ведь обсудили эту тему не единожды, и с той минуты ничего не переменилось, условия прежние.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});