Спрятанная местью - Кара Фьер

ими его талию, притягивая к себе.

Фабио опирается руками по обеим сторонам от моей головы и запрокидывает голову, открывая вид на свою прекрасную шею с выступающей венкой сбоку.

— Это для тебя достаточный ответ? — шепчу я, немного сдвигаясь под ним.

— Ты сведешь меня с ума… — хрипит он и в следующее мгновение я задерживаю дыхание, чувствуя, как он медленно проникает в меня, не отрывая при этом своего взгляда от моего.

— О Боже… — из моего горла вырывается стон полный наслаждения.

Комнату наполняют звуки нашего сбившегося дыхания и тихие стоны, украдкой срывающиеся с губ. Каждые движения Фабио бережны и нежны, словно я фарфоровая кукла и при малейшей резкости могу разбиться.

Мои руки проводят по его спине, сильным плечам и зарываются в волосы. От его жарких поцелуев горит вся шея.

И наверно, это самое прекрасное занятие любовью, о котором я только могла мечтать. Город, в котором я мечтала побывать. Мужчина, вызывающий в моем животе трепещущих бабочек и заставляющий мое сердце петь, влюбляясь все больше и сильнее. И самое прекрасное, что я действительно хочу этого. Даже если на утро Фабио сделает вид, будто ничего не было. Даже его черная душа не отталкивает больше, она только затягивает в свою пелену.

***

Пальцы рисуют узоры на груди Фабио, проводя линию от ключицы вниз по редким черным волоскам. Его рука путешествует по моей обнаженной спине, иногда накручивая прядь волос на палец. Чувствую его спокойное сердцебиение и дыхание на макушке. Укладываю голову поудобнее на его плече и блаженно улыбаюсь.

— Знаешь, ты мне действительно нравишься, Фабио. — заявляю я.

В ответ он смеется, от чего его грудь сотрясается, и он крепче прижимает мое тело к себе. Мы накрыты тонкой простыней, так что остаются лишь тактильные ощущения.

— Ты поняла это после того, как мы занялись сексом?

Я ерзаю, чтобы взглянуть в его глаза.

— Нет. — неуверенно возражаю я, и замечаю, что в глазах Фабио пляшут чертики.

— Нет? — с притворным удивлением спрашивает он. — А мне то казалось, что я отличный любовник.

— Тебе не казалось. — выпаливаю я и мои щеки тут же краснеют.

Я только что прямо заявила, что Фабио определено хорошо разбирается в том, как доставить женщине удовольствие. Но потом ко мне приходит умиротворенное ощущение. Какая разница, что я сказала это? Разве Фабио не будет доволен собой, если узнает, что я в восторге от него? Вероятно будет, а мне хочется, чтобы Фабио осознал то, каким важным человеком он стал для меня.

— Ты мне тоже нравишься, Габриэлла. — он целует меня в лоб. — И я не знаю, что с этим делать.

Мне не хочется, чтобы он пытался что-то сделать с этим. Пусть все идет как идет. Я вздыхаю и устремляю свой взгляд в окно.

— Могу я кое-что спросить у тебя? — мой голос звучит тихо, неуверенно.

— Спрашивай, Габриэлла. — отвечает он, смирившись. Видимо, понял, о чем я хочу узнать.

Сажусь на кровати, подтягивая простыню. Мне необходимо видеть его глаза. Фабио подтягивается к изголовью, но не утруждает себя тем, чтобы прикрыться. Отвожу взгляд от его крепкой груди к ярким изумрудам, которыми горят его глаза.

— Чья была та могила?

Его тело напряженно. Фабио возводит, между нами, невидимую, но столь ощутимую стену. Я касаюсь его щеки рукой, когда замечаю то самое чувство в его глазах, которое постоянно присутствует, но скрывается под маской. Мне нравится, что он позволил себе ее снять в моем присутствии.

— Там похоронен человек, который был близок мне и которого я любил больше жизни. — его кадык дергается.

Иначе я и не думала. Такой человек как Фабио, нечасто показывает свою уязвимость. А там у могилы, он был не просто уязвим. Он был повержен.

Я вижу, как ему тяжело говорить об этом, потому не задаю больше вопросов. Я лишь киваю и прижимаюсь к его теплому телу. Я почти уверенна, что он потерял любимую женщину. Это объяснило бы предостережения Виктории. Возможно, я действительно не могу рассчитывать на большую любовь Фабию. Это ранит, но я готова принять отношения, в которых будет уважение друг к другу. Меня не нужно кормить клубникой со сливками, говоря красивыми речами. Лучше всего уважение и доверие. Понимаю, что строю планы на будущее вместе с Фабио. Это сумасшествие. Но я просто не могу перестать мечтать о совместном будущем с ним.

Я настолько погружаюсь в мысли, не ожидая продолжения истории от Фабио, что, когда он наконец говорит, я в шоке не могу сдержать удивление.

— Там похоронена Селия. — шепчет он и я отчетливо слышу горечь и сожаление в его голосе. — Моя дочь.

Сердце останавливается. Дыхание замирает, как и рука на его груди. Тело каменеет, когда приходит осознание слов Фабио.

Его дочь.

У него была дочь.

И сейчас она покоится в холодной сырой земле.

В моем горле застревает болезненный ком. Господи. У него была дочь, которая мертва. Меня прошибло холодным потом, я так и замерла в шоке. Я не была матерью и не могла понять, какую огромную боль он испытал. Могла только предположить, что это и стало тем, что сломило его и сделало тем, кто он есть сейчас.

— Ее убили, когда она была совсем малышкой. — его взгляд становится отсутствующим. — Мою дочь не пощадили хотя ей было всего четыре года.

Из моего горла вырывается удивленный вздох. Мне так хочется прикоснуться к нему и утешить. Но что-то подсказывает, что лучше не делать этого, пока он так погружен в прошлое.

— Но кто мог убить маленького ни в чем неповинного ребенка? — я чувствую, как горят глаза. Я даже не знала, что у Фабио была дочь, но словно перенимала его боль на себя. Я была готова забрать ее, только чтобы ему стало хоть немного легче.

Мне было противно, что я происходила родом из таких жестоких семей, которые убивали детей. Что было самое отвратительное — теперь я не могла сказать, что Фабио втянул меня в этот мир. Я была в нем с самого рождения. Просто скрыта от многих глаз, и сама же пошла в логово врага. Спрятана из-за мести.

— Ты должна была слышать истории о том, что у меня был брат.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить нечто подобное.

— Я не слышала конкретно о том, что он у тебя был. Но предполагала. — кивнула я.

Он вновь посмотрел на меня, встречаясь взглядами.

— Он был у меня. И он тоже мертв. — заявил он, но в его тоне не было тоски, с которой он вспоминал