На полпути в ад - Джон Коллиер

Сент-Ферреоль. «В конце концов, – сказал он себе, – рано или поздно придется покупать новую. Почему бы это не сделать сейчас?»

Едва расплатившись за покупку, он был почти готов убить себя – настолько он устыдился своей расточительности. Однако радость, которую ему доставляло крутить свое новое сокровище, опираться на него или вешать себе на руку, наводила на него трепет. Выйдя из магазина, он вообразил, что несколько хорошо одетых мужчин с завистью поглядели на его трость. «Подождите, – подумал он, – вот увидите меня в костюме от Маркё и с красавицей-женой под руку».

Придя домой, он поместил свое новое приобретение в шкаф. Нельзя допустить, чтобы оно поцарапалось, или даже на нем чуть облупился лак до дня его свадьбы. В тот день все должно быть безупречно, все должно сверкать и переливаться.

Тем не менее, каждый вечер, прежде чем раздеться, он снова надевал шляпу и на несколько минут доставал из шкафа трость, вертел ее и так и сяк перед зеркалом. Он помахивал ею настолько грациозно, насколько это позволяла его крохотная спаленка, а потом, сев на край кровати, рисовал на ковре сердечко.

У трости была ручка высочайшего качества, такая круглая и гладкая, какую только можно представить. Она была украшена золотым ободком, по всем статьям напоминавшим обручальное кольцо.

Теперь, став владельцем такой трости, Анри больше не мог противиться желанию бросать взгляды на девушек, хотя его сбережения едва ли соответствовали подобному куражу. Его немного беспокоило определенное выражение на лицах наиболее симпатичных девушек. Это выражение можно описать лишь как намек на многоопытность. «Где мне найти невесту, – думал Анри, – такую же свежую, безупречную и сверкающую, как моя новая трость?» Он не задумывался над тем, что трость появилась у него не из леса, где выросла сама по себе, а досталась ему уже вырезанной и отполированной руками мастера.

Однако Анри по-прежнему не терял надежды и каждый вечер ездил на автобусе к себе домой в дальнем конце Прадо. В этот час, в начале мая, улицы Марселя полны золотистого света. Свежая листва бесчисленных платанов добавляет нежно-желтое сияние к лучам заходящего солнца.

Однажды вечером в автобус села девушка. Анри поднял глаза; его великолепный нос указал точно в цель, темные глаза вспыхнули, усики зашевелились, а детский рот надулся, словно укушенный пчелой. Она была из итальянок и прекрасна, как кисть черного винограда – ее кожа отливала темным румянцем. Этот румянец оттенял дивный, нежнейший пушок над верхней губой, которая была колдовски вздернута вверх. Глаза ее походили на глаза газели, овал лица был мягким, а фигура – девически легкой и в то же время округлой, что вызывает восхищение у любого мужчины, но особенно у того, чья собственная филейная часть под дешевыми тонкими брюками тоща, будто шпилька для волос.

В довершение ко всему одета она была очень просто: на ней было невыразительное черное платье, которые так любят зажиточные крестьяне, куда более богатые, чем бухгалтеры. Ладони скрывали черные хлопковые перчатки. Должно быть, она происходила из старомодной благочестивой семьи, которая вырастила ее вдали от всяческих сомнительных мыслей и мнений. Старомодные люди всегда чрезвычайно щепетильно относятся к приданому. Анри восхитился, одобрил и влюбился.

«Конечно, – думал он, – мне еще придется завоевать ее привязанность, заручиться согласием ее семейства и накопить целую гору денег. Все это возможно, но как завязать с ней знакомство? В любой момент она может выйти из автобуса. Если я с ней заговорю, она или мне ответит, и в этом случае окажется не столь добродетельной, как выглядит, или же не ответит, и я ее больше никогда не увижу». Здесь Анри столкнулся с одной из величайших дилемм человечества, которая, к сожалению, удостоилась должного внимания со стороны философов.

Однако судьба была полностью на его стороне. Автобус на целую минуту остановился на углу, где цыганское семейство давало традиционное представление. На стремянке тревожно покачивался козел, рядом стоял облезлый медведь и переставлял лапы, меланхолически вспоминая дрессировку, а нервная обезьянка протягивала прохожим маленький бубен, чтобы те бросали туда монетки.

Девушка, наивная, как ребенок, была целиком поглощена этим скудным представлением. Она прижалась лицом к стеклу, восторженно улыбаясь, и обратила ясный взор на пассажиров, чтобы узнать, нравится ли им спектакль. Анри подался вперед и, набравшись храбрости, произнес тоном светского человека:

– Какая милая эта обезьянка.

– Да, мсье, очень милая.

– А медведь какой забавный.

– Да, мсье, очень забавный.

– И еще козел. Для домашнего животного он прямо артист.

– Да, мсье, и вправду артист.

– Цыгане очень живописны с виду, но народ они плутоватый.

В этот момент автобус дернулся вперед. Великолепный разговор был прерван, но знакомство состоялось, да так просто и невинно, что у самых требовательных будущих мужей не нашлось бы причин для возражений. Анри решился сеть рядом с ней. Тряска автобуса вызывала очень короткие, но очень сладостные прикосновения. Установилось взаимопонимание, с губ срывались банальности, но плечи говорили чрезвычайно красноречиво.

– Мадемуазель, – наконец проговорил Анри, – смею ли я надеяться, что вы немного прогуляетесь со мной в воскресенье?

– Ой, боюсь, вряд ли это будет возможно, – ответила девушка, очаровательно смутившись.

Анри продолжал молить, призвав на помощь все свои чувства, и наконец чаровница, которую звали Мари, решила, что сумеет преодолеть все мешающие обстоятельства, источник которых, несомненно, заключался в чрезмерной строгости ее воспитания.

Свидание было назначено. Анри, оставшийся один в автобусе, заехал гораздо дальше своей остановки, погруженный в восторги, не поддающиеся описанию. Доплата за билет составила два франка.

Тем вечером он провел у зеркала целый час, помахивая тростью так, как он собирался проделать это в воскресенье. «Нет ни малейшего сомнения в том, – сказал он себе, – что такая трость и такая девушка настоятельно требуют нового костюма от Маркё. Завтра нанесу туда визит». Он нарисовал несколько сердечек, пронзенных стрелами и окруженных инициалами. «Поведу ее в бухточку, – сказал он себе, – и там, сидя рядом с ней на камешке, нарисую что-нибудь подобное на песке. Она догадается, о чем я».

В воскресенье все прошло так, как любой влюбленный может только мечтать. Анри первым прибыл в назначенное место и вскоре увидел ее приближавшуюся фигурку. На этот раз на ней было легкое летнее платье и белые хлопковые перчатки. У нее был вид девочки, отпущенной из школы. «Наверное, у нее очень суровые родители, – подумал Анри. – И это к лучшему. Интересно, с помощью каких наивных оправданий ей удалось ускользнуть из дома».

Поздоровались они так, как только может пожелать сердце. Каждый настоящий влюбленный и некоторые из тех, чьи цели менее достойны, знает, что такое