Химера (СИ) - Денис Петров

Просьба была такой неожиданной, что Максим как-то стушевался:

— Для подобных разговоров нужны другие напитки, а нам еще работать, — он неуклюже попытался отшутиться, но Баташова лишь загадочно улыбнулась, погруженная в собственные мысли. — Родные братья и сестры часто не ладят между собой! — голос звучал глухо, а слова категорически не желали срываться с языка, но Максим напомнил себе, что он все-таки мужик, а не размазня. К тому же он и так достаточно бегал от проблемы. — Многие даже не общаются во взрослой жизни. То ли это из-за детских обид и дележа игрушек, то ли есть еще какие-то более тонкие психологические причины. Не знаю. Я не специалист в подобных вопросах. У нас все было по-другому и, наверное, это, прежде всего, заслуга наших родителей. С раннего детства нас приучали к тому, что мы двое самые близкие и родные люди друг для друга. Как старший я должен был защищать Сашку и учить его всему, что умею сам. Несмотря на три года разницы, мне никогда не было скучно играть с ним — рядом всегда был верный и надежный друг. Нас даже невозможно было за что-то наказать. Если мы бедокурили — то всегда вместе и, сначала дружно выгораживали друг друга, а если нас все-таки раскрывали… Представь себе, каково это поставить двух сорванцов в соседние углы и объявить им, что они наказаны, — он улыбнулся, погружаясь в приятные воспоминания. — Вместо глубокого осознания своей вины, мы только еще больше развлекались, а поскольку развести нас достаточно далеко в условиях типовой двушки не представлялось возможным, матушка быстро отказалась от подобных затей. — Заславский сделал глоток кофе, достал из пачки сигарету и закурил. Потом покосился на девушку: — Ты не против?

— Как любой некурящий человек, я отношусь к запаху табачного дыма, как к сильному раздражителю, — рассеянно нажала плечами Ольга. — К тому же ты, похоже, куришь какую-то дрянь. Но если тебе так легче — я не возражаю. Не думай, что я не знаю, что такое терять близких и не представляю, как это больно. Впрочем, ты, наверное, прав, если разговор пойдет в том же русле — нам понадобится водка, а лучше хороший виски. Давай продолжим его, когда найдем убийцу Марины и Кати.

— Давай, — согласился Максим.

Удивительно, но его впервые не тяготила перспектива подобного разговора. Возможно, причиной тому было, то, что Баташова ему, в общем-то, чужой человек, которому, как известно проще раскрыть свою душу. А, может быть, все как раз наоборот…

Матвей обреченно опрокинул в себя очередную рюмку водки и занюхал ее жалобно загнувшейся хлебной коркой. Легче не становилось. Волк подозревал, что спиртное плохой помощник в подобных вопросах, но ничего не мог с собой поделать. Он был не в состоянии помочь другу и ему оставалось только два пути: идти в город и убивать всех, кто рискнет криво не него посмотреть или пить в одиночестве, жестко и грустно. Медведь всегда говорил, что следует выбирать путь, позволяющий избежать ненужного кровопускания. Более молодой, а потому горячий и часто не сдержанный Матвей, всегда считал это признаком надвигающейся старости, со всеми вытекающими, но сейчас решил проявить уважение к словам человека, сделавшего для него так много добра. Кто знает, как сложилась бы судьба Волка, если бы он так и не смог заполнить свою Амфору или попал в дурную компанию.

Тотемник набулькал себе еще водки и задумчиво посмотрел на рюмку. Амфора. Сколько проблем она принесла ему и окружающим в свое время. Он ведь по глупости и малолетству даже хотел свести счеты с жизнью, не в силах найти выход из тупика, в который играя и резвясь завела его судьба. Волк шумно выдохнул и выпил.

Из всех возможных видов "ночных" ему посчастливилось родиться самым ущербным. Ведьмы и колдуны всех мастей прекрасно могут жить, даже не подозревая о своем даре и не уставая удивляться, как им везет в делах и любви, почему они никогда не болеют и у них на руках сразу успокаиваются не только свои, но и чужие дети. Пусть жизнь их будет не так длинна и насыщена, но зато в ней будет много-много простого человеческого счастья. Свободные, относящиеся к диаспорам, например домовые или русалки, с рождения знают, что им предстоит. Более того, они искренне верят, что именно этим и хотят заниматься. Пусть они существенно ограничены в выборе пути, но они, как ни странно, и не желают себе иной судьбы. И они тоже счастливы.

Матвей родился с этой треклятой пустой Амфорой. Само по себе это было совершенно нормальное и довольно распространенное явление. Более того, Свободные дети обычных людей всегда появляются на свет "пустыми". Проблема состояла в том, что никто из знающих людей не заметил в младенце потенциального "ночного" и не объяснил его родителям, что и как следует делать.

Мама и папа просто любили его. Искренне и нежно, как все нормальные люди любят своих чад. Вот только вся их любовь не могла заполнить собой ноющую пустоту в душе ребенка. Матвей был крепким и здоровым мальчуганом, но плакал и капризничал больше остальных детей. Сначала его жалели и утешали, а потом, как это бывает, начали ругать. Еще бы! Лежит себе дитя в кроватке, накормлен, напоен, сухой и орет во все горло. Врачи в один голос говорят, что он не болен и это у него, наверное, просто зубки режутся. Но зубки зубками, а спать нормальным людям тоже иногда хочется, поэтому обстановка в молодой семье оставалась напряженной, до тех пор, пока ребенка не "сплавили" в детский сад.

Оказавшись в коллективе сверстников, в окружении множества вещей доступных для всяческого познания, маленький Матвей окунулся в эту процедуру с головой. Он жадно хватал новые знания, но никак не мог насытиться ими. Что ни говори, а российское дошкольное образование никогда не ставило перед собой задачи чему-то научить.

Школа, поступления в которую он так ждал, стала для Матвея жутким разочарованием. Очень скоро стало понятно, что ребенок не имеет совершенно никаких способностей к наукам, причем как к точным, так и к гуманитарным, а одного жгучего желания и неуемного трудолюбия в этом деле оказалось недостаточно. Учителя, безусловно видели, с каким остервенением он грызет неподатливый гранит науки и старательно завышали ему оценки, стараясь поощрить столь похвальное рвение, но Матвей, бывший не по годам умным, с житейской точки зрения, мальчиком, безошибочно чувствовал фальшь и остро переживал свои неудачи.

Некоторую отдушину он получил в возрасте двенадцати лет, когда отец привел сына, успевшего к этому времени озлобиться на весь белый свет, в секцию боевых искусств. Как ни странно, это оказалось не популярное в те годы карате или ушу, а самый что ни на есть классический бокс. Матвей всегда был здоровым, сильным и не по-детски выносливым мальчиком и довольно быстро преуспел в этом спорте. Бокс, конечно, был не в силах заполнить его Амфору, избавив от ноющей пустоты внутри, но он помогал выплеснуть агрессию, не причиняя вреда окружающим, а долгие тренировки выматывали настолько, что впервые за долгие годы Матвей смог спать всю ночь, не просыпаясь от дикой, нечеловеческой тоски.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});