Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом Андрюхи по-деревенски состоял из двух частей – большая кухня, она же главная комната, и горница, куда раньше старались не заходить – у Андрюхи там была мастерская. Потом она стала спальней для гостей.
Сергеев поставил рюкзак на стул, подвигал торсом влево-вправо, чувствуя ломоту в костях. Жена расстегивала кенгурушник. Дашка, слава богу, спала. Сын играл на веранде с Кубиком.
– Дверь надо закрыть, – сказала жена, – дует.
Сергеев крикнул сыну:
– Саня, ты или зайди, или дверь закрой! Не май месяц.
Дашка от этого всхлипнула и заворочалась. Жена досадливо зашептала:
– Чего кричать-то?! Концерта хочешь?
Сергеев пошел и закрыл дверь. Включил обогреватель в закутке возле прихожей. Заглянул в спальню. На натянутой веревке висели женские вещи. Топик, лифчик, трусы… Вернулся к столу:
– Там чье-то белье висит. И кремом пахнет.
– Да-а? – Жена тут же пошла посмотреть; дочка лежала на столе.
Сергеев стал выкладывать рядом продукты из рюкзака. Выкладывал с машинальной деловитостью, а в голове завертелось: «Зря приехали… Блин, зря приехали…»
– Точно! Ничего себе! – шепот жены был и радостным, и тревожным. – Неужели у Андрюхи кто появился. Он даже не намекнул никак…
– Зря мы приехали, – отозвался Сергеев. – С ребенком тем более. Как начнет капризничать…
– Почему зря? Андрей так обрадовался, когда я сказала…
– Он всегда радуется. Ему работать надо, иконы писать…
– Знаешь что! – вскричала жена, но по-прежнему шепотом. – Ты сказать хочешь, что я мешаю?.. Да?
Сергеев промолчал.
– Ну давай уедем! Раз в год решили, так нет – сразу надо всё портить…
– Ладно, перестань.
Он бросил пустой рюкзак под вешалку и вышел на улицу.
4
Обычно шашлыки жарили за сарайчиком – место тихое, уютное, окружено кустами крыжовника. Там стоял мангал, низенький столик, даже две скамейки вкопаны… Сергеев решил проверить всё ли так, как было.
Возле сарайчика наткнулся на гору чурок, а у стены увидел поленницу. «Дрова есть», – первым делом мелькнула мысль, и он почувствовал облегчение, что не надо, как это случалось уже два-три раза, бродить по участку в поисках щепок, обрезков или идти в ближайший лесок-свалку за сучьями и старыми досками. И Сергеев чуть было не пошел обратно, чтоб велеть жене резать лук в шашлык, помельчить особенно крупные куски мяса. Есть уже начинало хотеться…
Но среди чурок заметил колун, и руки сами собой взяли его, покачали, оценивая.
Четыре года назад, когда дачу в ближнем Подмосковье еще можно было снять по приемлемым ценам, они месяц прожили в Малаховке. Старинный дачный поселок с невысокими, простенькими домиками, тенистыми участками. Неподалеку от станции стоял красивый летний театр, где по вечерам были танцы; недавно Сергеев узнал, что театр сгорел дотла, сказал жене, она тут же стала звонить знакомым, обсудила с ними этот пожар, потом плакала…
На той малаховской даче тоже была куча чурок, под навесом отыскался колун, и Сергеев с удовольствием колол дрова. Сначала с непривычки, так – от безделья, а потом втянулся, занимался этим часами, даже готовые уже поленья мельчил, поленницу такую сложил, что хоть картину пиши… И от дачного месяца остались в памяти не походы в сосновый бор за грибами, не то, как чай на террасе пили, а вечером с женой танцевали под далекую, из летнего театра, музыку, и не резкое, скачком, взросление и крепчание сына, а колка дров.
Забыв о костре и шашлыке, Сергеев поставил одну из чурок стоймя, наметил, куда бить, загадал, со скольких ударов расколет… Колун удобный – ручка из какого-то плотного, легкого дерева, зато стальной наконечник тяжелый, тянет вниз.
– Ну, поглядим, – заводя себя, распыляя, усмехнулся Сергеев, закинул колун за спину, секунду-другую медлил, целился, и из-за правого плеча, с выдохом, бросил его на чурку. Потом – еще, еще раз. На шестом ударе почувствовал, как чурка треснула. Сдалась.
– Короче, я Андрюхе дозвонилась, – сзади голос жены.
Сергеев вздрогнул – тряхнул испуг неожиданности, – а следом накатила досада, что помешали.
Приставил колун к ноге, полез за сигаретами:
– И чего?
– Пока еще на работе. Через час выехать обещает.
– М-м, значит, здесь будет часа через два с половиной. Долго… – Но спохватился, игриво прищурился: – И чем займемся?
– Ну как – чем? – не поняла жена. – Как раз шашлыков нажарим. Стол накроем… Ты костер-то еще не развел?
– Сейчас начну. – Сергеев поднял колун, положил на чурку. – А про девушку спросила?
– Про какую девушку?
– Эту… Которой вещи висят.
– Да нет. Зачем?
Сергеев пожал плечами, потянуло сказать: «Ты же любишь в курсе всех дел быть», – но не сказал, вместо этого кивнул на дрова. – Помнишь, в Малаховке как крошил их?
– Конечно! Поколи, пожалуйста, я полюбуюсь. Я ведь, знаешь, тебя тогда по-настоящему… ну… как мужчину и полюбила тогда.
– Разве?
– Угу… Что-то есть в этом прекрасное, когда мужчина первобытное что-то делает.
– Лампочки вкручивает? Хе-хе… – Но захотелось отшвырнуть сигарету, засучить рукава своей новенькой джинсовой куртки и ловко, быстро метая колун, разделаться со всей этой горой…
Конечно, он помнил, как тогда жена на него смот-рела, стоя на крыльце их домика, на руках держала годовалого сынишку, который тоже восхищенно наблюдал… Да, тогда он был достоин того, чтобы в него влюбились по-настоящему.
– Н-да… Но, понимаешь, нельзя войти в одну реку дважды.
– В смысле? – Жена насторожилась.
Сергеев пожал плечами, посмотрел в сторону:
– Ладно, костер надо зажигать… разводить. Пока угли нагорят – стемнеет.
И он пошел за сарайчик.
Мангал был на месте; Сергеев разгреб кочергой старые головешки, нашел под столиком изорванную книжищу «Товары и цены», сложил шалашик из щепок и поджег бумагу. Когда щепки занялись, добавил сверху еще… Пивной хмель почти выветрился, снова становилось тяжело, тяжелее, чем до пива. Как-то сонливо-тошно. «Скорей бы съехались, и водки выпить». Но эта мысль тут же сменилась другой, другим желанием: вот бы никто не приехал; дети уснут, будет тихо и спокойно, и они с женой без слов, без глупой суетни сядут здесь, станут смотреть на костер… «Да, – сам же над собой посмеялся, – хороший костер – в мангале!»
Сергеев сходил к поленнице, выбрал дровишек помельче, потоньше, начал класть на щепки. Потом понял, что заваливает, душит неокрепший еще огонь, и вынул их. Побросал на землю… От нечего делать закурил новую сигарету. Присел на скамейку, запахнул куртку… Сейчас разгорится, положит дрова и пойдет в дом… А что там? Будет нанизывать мясо на шампуры, а жена пусть чем-нибудь другим занимается. Надо так нанизать… по-умному.
По тропинке пролетел Кубик и, не добегая до мангала, свернул
- Рассказы - Николай Лейкин - Русская классическая проза
- Предисловие к Крестьянским рассказам С Т Семенова - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Опавшие листья. Короб второй и последний - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Великий Мусорщик - Исай Константинович Кузнецов - Русская классическая проза
- Рыба - Даниэла Торопчина - Русская классическая проза
- Православная Россия. Богомолье. Старый Валаам (сборник) - Иван Шмелев - Русская классическая проза
- Том 17. Записные книжки. Дневники - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Повесть о Татариновой. Сектантские тексты [litres] - Анна Дмитриевна Радлова - Русская классическая проза
- Том 27. Письма 1900-1901 - Антон Чехов - Русская классическая проза