Меч Аллаха - Александр Щелоков

Тюлеген оттолкнул брата, встал на колени, ощупал голову Андрея. Взглянул на пальцы, перепачканные кровью.

— Что?! — спросил Виктор тревожно. Он стоял в двух шагах, держа автомат наготове.

— Погоди. — Тюлеген перевернул Андрея на спину, снял с него рабочую пластмассовую каску. Прощупал на шее тоненькую ниточку пульса. — Он живой. Это был не осколок. Это камень. Дай воды.

Виктор отстегнул от пояса фляжку. Подал Тюлегену. Тот отвинтил пробку, быстро набрал жидкость в рот и прыснул Андрею в лицо.

Прыснул и ошалело взглянул на брата:

— Это спирт!

— Самогон, — смущенно ответил Виктор. — Спирт у нас кончился.

— Я просил воду, — Тюлеген все еще отплевывался.

— Самогон лучше.

Тюлеген раздвинул Андрею зубы и тонкой струйкой влил жидкость в рот.

— У-ух!! — Андрей дернул плечами, с усилием выдираясь из сжимавших его тисков безмолвия и темноты, как пловец, вырывающийся из объятий водоворота.

— Живой! — радостно объявил Касум.

Теперь о том же знал и сам Андрей. Тяжелая ноющая боль залила затылок. Заныло разбитое о камни колено. Жизнь возвращалась со всеми ее заботами и болячками, весомо, зримо.

— Вставай, — Тюлеген подхватил Андрея под руку и поставил на ноги. Касум подхватил его с другой стороны.

— Пошли, — сказал Тюлеген. — Надо доделать дело.

Жизнь вгоняла Андрея в суету забот, как патрон в патронник.

— Пошли, — Андрей тяжело вздохнул и еще раз потрогал затылок.

— До свадьбы пройдет, — успокоил его Тюлеген.

— Что ты мне в рот вливал? — спросил Андрей. Он шел тяжело, прихрамывая.

— Валерьянку, — хихикнул Виктор.

— Дай еще, помогает.

Он отпил из фляжки два глотка, похрипел, пытаясь отдышаться.

— Давай я тебе помогу, — сильная рука подхватила Андрея под мышку. От неожиданности звучания над ухом так хорошо знакомого голоса Андрей вздрогнул:

— Кашкарбай?!

— Шолом, — Кашкарбай крепко сжал Андрею плечо. — Держи хвост морковкой, урус!

— Ты?! — Андрей обалдело глядел на ненавистного ему моджахеда, который произнес пароль, сообщенный ему Халифом. — Не может быть!

— Может. Я увидел, как ты надеваешь боевую рубаху и сразу сделал два дела. Вызвал вертолет «соскока». Тебе так назвал этот ход Халиф?

— Так… А что второе?

— Вы мне должны помочь, — Кашкарбай махнул рукой, приглашая Андрея и Тюлегена за собой. — Пошли!

Они зашли за цистерну с технической водой. Кашкарбай приподнял брезент, прикрывавший ящики с инструментом. Андрей ошеломленно замер.

Поверх ящиков лежал Иргаш. Лицо было залито кровью. Одна рука свисала со штабеля, почти касаясь земли. Вторая была неестественно подогнута и находилась под спиной.

— Ты его? — спросил Андрей.

— Такова была воля Аллаха. Грехи его столь велики, что, появившись в аду последним, он пойдет в огонь первым, без очереди! Помоги оттащить его к яру.

В углу палатки лежало что-то под кучей грязного тряпья.

— Что это? — спросил Андрей настороженно и повел пистолетом в сторону кучи.

— Дика, — объяснил Кашкарбай сквозь зубы. Он тащил тело Иргаша, и ему было не о разговоров.

— Его тоже?

— Не тоже, а в первую очередь. Это он разобрался в том, что ты пробил свод и открыл пещеру. Он без тебя осмотрел скважину через световод и привел Иргаша. Тут же попросил разрешения убить тебя.

Со стороны палаточного лагеря прогремела автоматная очередь.

— Кто там может быть? — спросил Андрей.

— Кто бы ни был, — сказал Кашкарбай, — это не наши.

— Тихо! — сказал Тюлеген. — Они нас не заметили. Прут напропалую.

— Пусть идут, — бросил Андрей. — Они вообще о нас ничего не знают.

— Что предлагаешь? Пропустить?

— Э, нет. Надо их попугать. Пусть отходят на восток. Рывок!

Братья добежали до гряды камней и припали к земле, задыхаясь от напряжения. Тюлеген сдвинулся вправо на место, удобное для наблюдения.

— Теперь они нас заметили, — сказал он так, чтобы слышали братья. — Остановились. Теперь залегли.

— Это хорошо, — ответил ему Виктор. — Я их сейчас повеселю.

— Кончай чудить, — пытался остановить его Тюлеген, но брат не послушался.

Он медленно встал, отряхнул колени от пыли, закинул автомат за плечо и побрел вдоль гряды на восток, уходя в сторону от позиции. До места, где залегли моджахеды, было метров двести и в предрассветных сумерках вероятность того, что прицельный выстрел будет удачным, была невысокой.

— Касум, — сказал Тюлеген, стараясь скрыть злость на младшего брата. — Приготовься.

— Угу, — ответил Касум.

Виктор двигался медленно, но без остановок. Несколько раз он пинал ногой камни, попадавшиеся на пути, и те с треском отлетали в сторону.

Появление незнакомого человека вызвало у моджахедов замешательство. Из-за обломка скалы поднялся и встал в рост худой как жердь чеченец Исмет. Сложил у рта руки рупором, собираясь что-то крикнуть. Но не успел. Тюлеген нажал на спуск мгновением раньше.

Трудно сказать, какой реакции ожидал от моджахедов Виктор, делая вылазку, но над плато раздались крики «Алла акбар!», затрещали автоматы, и трассы пуль потянулись к гряде, за которой залегли Тюлеген и Касум. Пришлось броситься на землю и Виктору.

Стреляли моджахеды с нескрываемым остервенением. Вся история с экспедицией, необходимость работать на жаре и ветру уже давно раздражала боевиков, привыкших убивать и грабить. Они долго ждали возможности поразмяться и наконец ее получили.

Ситуация складывалась еще та. Долго держать позицию братья не могли.

— Что ж, Андрей, — сказал Кашкарбай. — Теперь наш выход. Ты обходишь группу слева, я справа. Открываем огонь, прижимаем к земле. Ты требуешь от них сложить оружие.

— Почему не ты?

— Потому что я их человек и не могу выглядеть в их глазах предателем.

— Нас только двое, — удрученно сказал Андрей. — Сработает ли?

— Сработает. Ты увидишь, оружие сразу бросят три человека. Они все время были со мной. Ты их всех знаешь, — и, предупреждая возможный вопрос, сообщил: — Все трое — узбеки.

— Им можно доверять?

— Они не исламисты, Андрей. Они правоверные мусульмане. Из тех, о которых поэт писал так:

Имеет каждый две души:Одна щедра и благородна,Другая вряд ли чем-нибудьАллаху может быть угодна.И между ними выбиратьОбязан каждый, как известно,И ждать подмоги от другихВ подобном деле бесполезно.

Эти люди ведут свой джихад. Ты знаешь, что джихад это не обязательно война? Есть понятие джихад души. Это борьба, которую мусульманин ведет со своими недостатками, совершенствуя ум и душу. Эти трое из таких. Они достойные люди.

Братья Тюлеген, Касум и Виктор взяли в плен шестерых. Настоящими отчаянными боевиками среди них оказалось только трое.

Положив разоруженных боевиков на землю и оставив Касума и Виктора охранять их, Тюлеген и Андрей вернулись на буровую. Туда же, незамеченный своими, пришел Кашкарбай. Когда он подошел к домику, Тюлеген куском старой тряпки стирал с лица черные маскировочные полосы, но разогретая потом краска размазывалась и он все больше становился похожим на негра.

— Оставь, — сказал Андрей, — иначе тебя и собаки не узнают.

К людям возвращалось чувство юмора, и Тюлеген знал — это верный признак того, что опасность уже ощущается не так остро, как в начале боя.

— Что будем делать? — спросил Тюлеген, обращаясь ко всем сразу.

Ответил Кашкарбай.

— Сделаем все по науке. — Он посмотрел на Андрея. — Ну, кафир, тебе не кажется, что мы победили?

— Похоже, что так.

Андрей шагнул и протянул ему руку:

— Спасибо, Кашкарбай. Спасибо за все.

— Слушай, ты, вояка, обними меня и назови Ицхаком. Нет, лучше Ицей, как называла меня мама.

У Андрея дрогнул голос:

— Шолом, Ица. И давай кончать с этим делом.

— Давай, — Ицхак отстранился от Андрея. — Теперь ударь меня. Вот сюда.

Он показал пальцем на скулу, чуть ниже левого глаза.

— Пошел ты! — сказал Андрей зло. — Сдурел, что ли?

— Надо… Как это там у вас говорят: «Надо, Федя, надо». Так? Я должен вернуться к своим не победителем, а побежденным. Моя служба исламу еще не окончена.

— И все равно, пошел ты!

— Спасибо, Андрей, я-то думал, ты друг. На вас, русских, надеяться ни в чем нельзя.

Он нагнулся, зачерпнул рукой горсть песка, поднес руку к лицу и что было силы тиранул по щеке. Острые песчинки ободрали кожу, и щека залилась кровью.

Ицхак отряхнул ладонь.

— Понял, поц, как это делают?

Потом Ицхак протянул Андрею руки, сложенные вместе. В одной он держал наручники.

— Заковать как надо сумеешь?

— Закую, это нетрудно. А ты потом век молись, что я тебя не замочил.

— Было желание?