Спасение души несчастного. Том 1 - Лин Няннян

к выходу, оставив лиса и наследника наедине. И самому лису, по-видимому, это явно пришлось не по душе: он в нетерпении стал шаркать хвостом по деревянному полу.

У Чан тут же вспомнил этот звук: это же те самые шаги, что ему слышались, пока он спал! Лис двинулся вперед, а после, передумав подходить, развернулся и пошел за серым приятелем. Дверь покоев была закрыта, и, видимо, намекая на то, что У Чану следует открыть ее, волк принялся шкрябать лапами.

Наследник насторожился: если дверь была закрыта наглухо, как эти двое попали внутрь? Убедившись, что лис и волк хотят одного и того же, он отпер им дверь и, уже прикрывая ее, увидел, как животные странно смотрят на него.

– Что вам еще нужно? Идите себе спокойно и благодарите, что шум не поднял, – он взглянул на волка. – А тебе, братец, советую обратить внимание на своего друга. Не выглядит он добродушным…

Но на попытку закрыть дверь волк вдруг зарычал. Лис тоже фыркнул, но развернулся и пошел по коридору. Судя по поведению волка, который разрывался между выбором остаться у дверей или последовать за напарником, он хотел, чтобы юноша пошел за ними. У Чан этого делать не собирался, но, выглянув из-за двери в ту сторону, куда удалился лис, понял, что они его в покое не оставят.

Наследник перешагнул через порог, и двери за его спиной резко захлопнулись. Он дернул ручку, но внутренняя щеколда покоев от сильного хлопка упала, закрывшись наглухо.

У Чан перевел взгляд на двух шерстяных и выругался:

– И что вы в свое оправдание мне скажете? Чистое совпадение?

Плетясь на безопасном расстоянии, У Чан мусолил в голове одну и ту же мысль: лисы издревле были предвестниками плохого. А это белоснежное громадное животное только усиливало опасения. Поэтому он начал вспоминать, какие истории, связанные с лисами, ему вообще попадались. Первое, что пришло на ум, – легенда об оборотне. Зачастую то была какая-нибудь мелкая демоница, не имеющая возможности нанести вред человеку и питающаяся жизненной энергией смертных. Если это одна из них, то совсем не страшно. Максимум, что она может сделать, – это взять себе каплю энергии юноши.

У Чан стал перебирать другие варианты происхождения странных гостей и задержался на мысли о том, что за обликом лиса может скрываться опасный дух или демон. Во многих книгах, которые он успел прочесть, не раз рассказывалось, что это один из их любимых приемов сокрытия своего истинного лица в Поднебесной. Вот только У Чан не вспомнил ни одного демона-лиса такого белого, привлекающего внимание окраса. Спроси он у Мэн Чао, тот точно нашел бы ответ… И уж если второе его предположение верно, то возникает вопрос: он пришел за У Чаном из-за его нового прозвища – Северный убийца демонов? Неужели У Чан действительно поразил того подводного змея и многие демоны обозлились на него за это? Но если сравнить его с непревзойденной молодой госпожой Ба Вэньлинь, с ее силой и навыками… Она больше подошла бы этому лису для позднего ужина. И единственное, что не сходилось в этой теории: белоснежный гость ничего плохого У Чану не сделал, лишь оставил неприятные ощущения в груди от своих больших лап.

Знакомый коридор, по которому они брели, стал каким-то слишком уж длинным. Этим вечером ему хватило два раза пройтись по нему туда и обратно, чтобы запомнить: западное крыло поместья Луань довольно небольшое, да и к тому же со множеством поворотов, которых сейчас не было. Он обернулся назад и в конце пути увидел медленно надвигающийся туман, который застилал пройденный путь. У Чан сделал еще пару шагов вперед, разглядывая туман позади, как под его ногами что-то хрустнуло. Он опустил глаза вниз и заметил черные перья, которые застилали пол плотной дорожкой, тянущейся куда-то в глубь коридора.

Грубые стержни перьев проникали прямо под кожу ступней, принося неприятные ощущения, поэтому У Чан принялся перед каждым новым шагом расчищать себе путь. Легкий ветерок от настигающего тумана появился как раз вовремя и помог наследнику.

Пока У Чан был занят разглядыванием усыпанного перьями пола, его сопровождающие пропали из виду, а вместо ожидаемого поворота или тупика на пути появился постамент высотой в пять-семь чи, на котором стояло медное блюдо. То самое, которое еще этим вечером У Чан небрежно назвал «тарелкой». Реликвия Жемчужного императора была начищена до зеркального блеска. У Чану оставалось сделать пару шагов до постамента, как внезапно в пустом коридоре эхом раздался шелест крыльев. Под потолком мелькнул силуэт, и на пьедестал с блюдом уселся ворон. Птица не издала ни звука, но, судя по ее поведению, она не желала подпускать наследника ближе ни на шаг. Ворон затряс крыльями и клацнул клювом, все так же беззвучно. Внимание У Чана необъяснимым образом притягивало медное блюдо, которое ворон частично прикрыл крылом. Он спугнул пернатого и увидел свое отражение.

У Чан с иронией подумал: «Чем я вообще занимаюсь?» Все, что творилось вокруг, уже давно потеряло какой-то смысл.

Юноша, можно сказать, расстроился, увидев перед собой лишь медную тарелку и свое отражение. С легкостью на душе он посчитал происходящее продолжением его сна. Странный лис объясняется сегодняшним представлением, где красавицы-танцовщицы были в лисьих масках, а медное блюдо в необъятном коридоре – восхищением Мэн Чао, который этим вечером много говорил о реликвии. Но, когда ворон вернулся, а его перо едва коснулось отражения блюда, все обрело какую-то необъяснимую странность. Отражение У Чана в красно-золотой поверхности реликвии пропало, и из ее центра начал исходить легкий пар, в точности такой, как на горячих источниках в холодное время года. Смахнув его, У Чан заметил появившуюся водную рябь. Сложно было разобрать, что за ней скрывается, и пока она не успокоилась, наследник нервно поглядывал то на нее, то на птицу. Ситуация не предвещала ничего хорошего, и когда воды блюда императора Ху Юаньсиня успокоились, на их поверхности стали проступать видения.

Вначале появилась тьма, а после – тусклые, словно написанные тушью, змеиные глаза. Не успели они полностью проявиться, как любопытный ворон, также заглядывающий в тарелку, распереживался. Угрожая, птица клацнула клювом перед лицом У Чана, но тот словно погрузился в транс: дышал, моргал и щурился в попытках разглядеть детали.

В итоге ворон сдался и пропал в тумане. Оставшись один, У Чан продолжал всматриваться в блюдо, и все, что он смог разобрать из мутных изображений, – это силуэты людей. За глазами змеи последовал облик высокого мужчины, окруженного мраком, которому все прислуживали. Неизвестный пропал среди вороха перьев, и после его исчезновения появилось новое видение. Трое мужчин были настроены враждебно. Они негодовали и возмущались, угрожая четвертому, стоящему напротив. Сложно было назвать их встречу дракой или битвой, так как единственный силуэт, окруженный другими, почти не оказывал им сопротивления. Как только конфликт подошел к завершению, вернулся ворон. Он перешел от запугивания к действиям и, подлетев, вцепился в пепельные волосы зачарованного блюдом зрителя. Этой выходкой он вывел У Чана из транса. Но блюдо, которое словно давно ожидало будущего бога, оказалось настырнее птицы. Видения стали ярче, будто на них пролила свой свет луна, томящаяся где-то на глубине вод, и начали быстро сменяться, создавая безумную цепочку событий, где каждая следующая картинка была продолжением предыдущей.

В восточной части Поднебесной обсуждения реликвий, оставленных Жемчужным императором, достигали самых низов общества. Спроси у любого местного, и он не только перечислит, но и с трепетом расскажет о каждой памятной вещице. Если верить словам Мэн Чао о необычайных свойствах медного блюда – предсказывать неприятелей господина, заглянувшего в него, – то за У Чаном тянется целая паутина из загадочных личностей. Зараз он увидел десяток неизвестных ему людей.

У Чан кое-как отбился от взъерошенной птицы и, когда вновь взглянул в блюдо, понял, что все важное пропустил. В этот момент металл реликвии вернул свой первоначальный зеркальный блеск и показывал лишь его – растрепанного и покрытого испариной сребровласого юношу. Его лик, отраженный в красно-золотом блюде, был образцовым примером внешности высоких и суровых господ Севера, но У Чан не признал самого себя. Было что-то не то: лицо искажалось и странным