Распеленать память - Ирина Николаевна Зорина

«высшие инстанции» было: «Выход картины „Агония“ на зарубежный экран сыграет определенную пропагандистскую роль и даст немалый коммерческий эффект». Но опять из Отдела культуры ЦК последовал окрик, и Госкино подчинилось и решило «В настоящее время воздержаться от выпуска фильма „Агония“ в прокат».

В 1976 году Герман Климов привез брату из Минска книгу белорусского писателя Алеся Адамовича «Хатынская повесть». Элем загорелся новым материалом. Рассказывал, что пишет вместе с Адамовичем сценарий фильма по этой повести, называл свой будущий фильм «Убейте Гитлера». Вскоре познакомил нас с Алесем, который стал частым гостем в нашем доме.

Запуск фильма в производство предполагался в 1977-м. Была сформирована группа, шли актерские пробы. Климова поддержал первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Петр Машеров.

Алесь Адамович отзывался о Машерове сдержанно хорошо. Отношения их были сложными: первый секретарь ЦК КП Белоруссии запретил ему приезжать в Минск после того, как строптивый молодой белорусский писатель, работавший в Москве, в МГУ, отказался подписать «протестное» письмо против Синявского и Даниэля (напомню читателю, процесс над ними шел в 1965-м). И все-таки Алесь его уважал, хотя и называл «своеобразным романтиком сталинской системы».

Воевал Петр Машеров с первых дней войны. В августе 1941 года попал в окружение и в плен под Невелем. Сумел бежать, пробрался к матери в родной поселок Россоны на Витебщине. Начал создавать комсомольско-молодежное подполье. Мать немцы повесили за сотрудничество с партизанами. Отца расстреляли свои еще в 1937 году. Будущая жена Петра, врач, была связной, потом сражалась вместе с ним в партизанском отряде. С апреля 1942 года он – командир партизанского отряда имени Н. А. Щорса. Дважды ранен. В 1944-м удостоен звания Герой Советского Союза.

К Элему Петр Миронович относился тепло. Стал даже консультантом фильма, предоставил режиссеру свой вертолет. Сам показывал ему места партизанских боев. Рассказал о гибели матери и показал место казни. О многом они говорили доверительно.

И вот когда у Ларисы Шепитько, которую давно держали в Госкино за «неудобного режиссера», возникли серьезные проблемы при сдаче фильма «Восхождение», Элем решил обратиться к Машерову за помощью. Фильм «Восхождение» (название придумал Элем) оказался на грани запрета: начальство считало его «религиозной притчей с мистическим оттенком». Тогда, в обход администрации «Мосфильма», Климов организовал Машерову специальный просмотр (пленку привезли в Минск). Старый партизан с некоторым недоверием согласился посмотреть «женское кино» о партизанской войне. А уже через двадцать-тридцать минут после начала просмотра не мог оторваться от экрана. Схватил Элема за руку и сжал ее, да так и не отпускал почти до конца фильма. У него текли слезы. А по окончании просмотра вышел на сцену и произнес замечательную речь в поддержку режиссера и фильма. Через несколько дней «Восхождение» было официально принято без единой поправки. Премьера состоялась 2 апреля 1977 года. Фильм получил несколько призов на Международном кинофестивале в Западном Берлине. Лариса стала первым советским режиссером, удостоенным высшей награды фестиваля – «Золотой медведь».

Но у самого Элема начались неприятности. Воспользовавшись тем, что Машеров заболел (предстояла серьезная операция в Москве), чинуши из Госкино начали тихую «кабинетную» атаку на сценарий «Убейте Гитлера». В Минск неожиданно прикатила «расстрельная команда» – посланцы Госкино Борис Павленок и Даль Орлов, официальный кинокритик, печатавшийся в «Правде». Он и стал главным «палачом». Они привезли с собой заключение, которое убивало фильм наповал.

Климов показал пробы. Адамович принес на эту встречу настоящую партизанскую винтовку. Зарядили, разумеется, холостыми… Адамович слушал-слушал и вдруг вскочил и бросился к винтовке. Климов решил: «Ну, сейчас жахнет в нашего мучителя». У него и самого было то же желание. Алесь, наверное, понял это и схватил Элема за руки. Наступила какая-то мертвая пауза… Вот тут-то и произошла неожиданная развязка. Директор картины подошел к винтовке и, не зная, что она заряжена, почему-то нажал на курок. Грохнул выстрел! Даль Орлов побелел, но свое дело доделал. Картину мгновенно и с радостью закрыли. Климов отказался принимать замечания. Съемки остановили.

Вскоре Карякин столкнулся в кабинете Ю. П. Любимова на Таганке с Далем Орловым. «Расстрельщик» пришел на премьеру. Вот Юра и выступил, глядя ему прямо в глаза: «Все знают, что вы – подлец. Меня интересует, есть ли у вас самосознание подлеца?» Даль выскочил из кабинета. Юрий Петрович укорил Карякина: «Юра, ты уж слишком!» – «Нет, пусть подлец отвечает за свои подлые дела».

* * *

В Доме творчества писателей. Малеевка. Январь 1979

Зимой 1979 года Элем приехал к нам в Малеевку, в Дом творчества писателей: Юра вывез меня на природу для реабилитации после операции, Климов залечивал свои раны. После закрытия фильма «Убейте Гитлера» у него произошел нервный срыв, на него обрушилась странная болезнь: он весь покрылся язвами, еле ходил… А в это время Лариса ездила по миру, получая заслуженное признание. Элему было так плохо, что он ушел из дома, жил у друзей. Но когда Лариса вернулась, она подняла его на ноги какими-то целебными травами. Любовь победила. Он выстоял. Но по-настоящему спасти его могла только работа.

Вот и приехал он с предложением делать киносценарий по «Бесам» Достоевского. Предложение Карякин принял с радостью, тем более что сидел в это время над инсценировкой «Бесов» для Театра на Таганке и к нему уже приходил в нашу черемушкинскую каморку знаменитый в те годы режиссер Витаутас Жалакявичюс с таким же предложением. Но мы посмотрели его последний фильм «Это сладкое слово свобода», и он нам не понравился. Фильм снимался в Чили еще до переворота 1973 года, было в нем много пафосного вранья. И вообще чувствовалось выполнение «заказа». Ничего похожего на первый его хороший фильм «Никто не хотел умирать». Да и разговора доверительного у него с Карякиным не получилось.

А с Элемом началась работа. Они вместе читали роман и черновики к нему. Элем нередко перебивал: «Не может быть! Откуда он это знал?» Их интересовала прежде всего гениальная и самая ранняя диагностика бесовщины, той, что захватила на многие десятилетия не только нашу страну, но и расползлась по всему миру. Много говорили об угрозе левого и правого экстремизма, современном терроризме всех мастей.

Карякин витийствовал: «Да понимаешь ли ты, говоря словами Достоевского, „великий и милый наш больной” – это и Россия, и русский народ, и вся земля наша, и весь род человеческий, а бесы – это все язвы за все века. Перед нами – высшее художественное обобщение, великий, поистине вселенский художественный образ».

Роман-предупреждение они хотели перевести на язык кино и язык современности. Сама жизнь подбрасывала страшные, трагические