День другой – кошмар все тот же - Евгений Меньшенин

медлительным, будто воздух там был очень густым.

Монетка скрылась из вида, и с последним ее ударом долетел какой-то незнакомый звук, далекое эхо, но очень слабое. Эхо голосов из глубины преисподней.

То место… Это нечто вроде зала. Каменные стены переходили в темные своды далеко наверху. Там мог запросто поместиться грузовик, даже поперек. Ступени будто делали для великанов. Около дверей я заметил лужи парафина, а на самой двери я обнаружил глубокие царапины и следы ударов то ли кинжала, то ли… то ли огромных когтей. Следы оставили давно, дерево в бороздах потемнело.

Меня тянуло вниз, но я боялся даже палец сунуть в эту темноту, казалось, она сразу его откусит, а если я зайду внутрь, то дверь закроется и я останусь там навсегда. Как в фильме «Чернокнижник 3», когда парень оказался в зазеркалье.

Темнота за дверью была такая густая, что свет едва проникал туда. Это какая-то глубинная тьма, как на дне Марианской впадины. И она будто дрожала у меня перед глазами.

Потом у меня в голове что-то взорвалось, и кровь забилась в венах. И стало очень больно, от левой половины груди по всей левой руке.

Оттуда, с той стороны из темноты, что-то смотрело на меня. Сначала я почувствовал, а потом услышал его. Точнее, я думал, что услышал. Это звучало в голове, как голос друга, когда вы знаете, что он скажет в той или иной ситуации, хотя его и нет рядом. Я слышал, но не уверен был, что слышу это по-настоящему.

Стало холодно. И очень страшно. Я не мог пошевелиться. Думаю, то же самое ощущает человек перед операцией, подслушав разговор врачей, которые утверждают, что шансов нет. Страх неизбежного конца, страх надвигающегося ужаса.

Оно поднималось, потому что учуяло меня. И я даже думать боялся, что это могло быть.

Я захлопнул дверь, закрыл ее задней стенкой шкафа, поставил полки на место, закидал их вещами, закрыл шкаф и еще долго стоял в коридоре в оцепенении. Потом бродил по квартире кругами.

Мне не верилось во все это. Не может пространство искривляться и выдавать такие фокусы.

Потом я вдруг понял, что вокруг меня стоит шум. В подъезде кто-то бегал. Соседи кричали. Сверху донесся плач ребенка, потом звон стекла. За окном что-то промелькнуло. Ребенок стих. Позже я узнал, что это было, но в тот момент я думал, что чья-то ревнивая жена выкинула в окно вещи мужа.

Я в тот момент забеспокоился о своем отце. Он как раз отправился в командировку, и мне стало страшно, что он попадет в аварию. Потом я вспомнил о матери. Последнее время она часто ходила по врачам, пила много лекарств и каких-то препаратов и никогда не рассказывала ни мне, ни отцу, что ее беспокоит, но мы знали, что она не спит по ночам. Мне вдруг показалось, что мама лежит на диване, вокруг разбросаны пустые пузырьки и упаковки, а на полу валяется стакан. Я буквально услышал ее тяжелое дыхание, оно все замедлялось и замедлялось.

Следом пришел еще один образ. Ярик выпал из кровати и ударился лбом об пол. Но он не плакал. Он так и лежал на полу. А Света в соседней комнате трахалась со своим братом.

Я схватил телефон и позвонил Свете.

Она долго не отвечала, но я настойчиво продолжал набирать ее номер. А потом ответил тот мужик. Я хотел разбить телефон об стену, но сдержался. Спросил, что он за хер такой и откуда взялся. Знаете, что он сказал мне? «Эй, зятек, не кипятись, щас передам Светке трубку, она просто в душе была, а ты тут названиваешь, будишь Ясера».

Он сказал «Ясера»! Какого хрена он назвал так моего сына? Он Ярик! Он мой Ярик!

Я вскипел. Если бы этот мудак стоял рядом, я бы ему голову пробил.

Я не успел ответить, Света взяла трубку. Меня так трясло, что я едва телефон не выронил. Я бегал из угла в угол, хотел что-нибудь разбить.

Я спросил, как Свете не стыдно так поступать? Мы с ней уже пять лет женаты, нашему Ярику уже четыре годика. Мы прошли с ней через бедность, болезни и тяжелые роды. Это я носил ей в роддом продукты, смотрел на нее в окне с малышом на руках и сидел с сыном, пока она ходила на групповые занятия фитнесом. Это я возил ей продукты в больницу, когда они с Яриком лежали с отравлением. И приносил ей ромашки, которые покупал у бабушек на рынке. Подарил ей швейную машинку, чтобы она шила платья на заказ для своих подруг. И каждую ночь укладывал Ярика, когда у него резались зубы. Я качал его на надувном шаре, а не этот хер! Это я уехал в другой город, чтобы получить хорошую работу и накопить денег на операцию для Ярика! А не этот мужик!

Но я не мог ей этого сказать. Светка очень проворная на язык. Ты ей скажешь одно слово, она тебе пять в ответ. Она всегда вывернется, и ты еще виноватым останешься.

Она начала возмущаться и кричать, мол, уже говорила, что это ее брат. Я понял, что ничего не добьюсь, и попросил ее дать трубку Ярику.

Она сказала, что сын спит.

Но у меня было предчувствие. Я попросил проверить Ярика, а она назвала меня параноиком.

Вот тут-то я не выдержал и так громко заорал, что в горле что-то порвалось. Я сказал, что если она сейчас же не проверит сына, то я приеду и изобью и ее до смерти, и этого мудака, который отвечает на ее звонки.

Она завизжала, что я псих, но Ярика проверила. Он спал. Потом Света назвала меня Федор, что значит пиши пропало. Я не стал ее слушать и отключился. Потом со всей дури бросил телефон в пол.

Меня трясло. Хотя в то же время я испытывал облегчение, что смерть сына мне всего лишь привиделась.

Представляю, как моя жена с этим мудилой называли меня: истеричка, псих, больной, идиот. Впрочем, я себя так и чувствовал.

Телефон выжил. Я собрал его и позвонил отцу, потом маме