Освободители - Роберт Харви

Испания была побеждена. Теперь Боливару противостоял другой враг — Бразилия с ее имперскими претензиями. Однако даже на вершине славы Боливару хватило мудрости придерживаться позиции нейтрального союза с Британией. Как он и предполагал, англичане поддерживали бразильский экспансионизм.

В феврале Сукре обнародовал свое заявление о независимости Верхнего Перу. Боливар был раздражен. Однако уже в мае он вынужден был признать независимость этого государства. 19 августа 1825 года на пустынном берегу озера Титикака Боливар встретился со своим талантливым протеже. Верхом они вместе отправились в город Ла-Пас, расположенный в живописном каньоне между высоким горным плато и заснеженными вершинами горного хребта. Конгресс Верхнего Перу принял решение назвать новое независимое государство Боливией — в честь Освободителя Южной Америки. В Ла-Пасе Боливар дал на это согласие. Тем самым Сукре нашел хитрый способ склонить Освободителя снисходительно отнестись к нарушению закона. Боливар выслушал его похвалы, но руководство Боливией принять отказался, возложив его на Сукре.

Проведя месяц в Ла-Пасе, Боливар вновь отправился в Потоси — второй после легендарного Эль-Дорадо город Испанской Америки. Серебро, добываемое в Потоси, обеспечивало богатство Испании. Это богатство и стало в конце концов причиной упадка Испанской империи. В Потоси Боливара ожидал еще один торжественный прием. Индейцы танцевали вокруг него. Их дети спускались с гигантской триумфальной арки в облаках дыма и осыпали Боливара цветами. Взрывались фейерверки. В Потоси Боливар произнес одну из самых знаменитых речей:

«Мы испытываем огромную радость, глядя на миллионы людей, вновь обретших свои права после долгих лет настойчивой борьбы. Я стою на серебряной горе Потоси, чьи несметные богатства на протяжении трех столетий пополняли казну Испании. Но все эти богатства ничто по сравнению с честью поднять здесь, на вершине горы, победоносное знамя нашей свободы, принесенное с горящих берегов Ориноко. Вся планета восхищается и завидует нам».

Примечательно, что именно в этот момент Боливар подчеркнул, что он освободитель и революционер, а только потом диктатор всего континента, но уж совсем не император. Стоит ли сомневаться, что в то время он считал себя единственным гарантом свободы на Южноамериканском континенте. «Мне было уготовано судьбой снять с них цепи, и от этого выиграл почти весь мир», — писал Боливар. Освободитель лелеял идею о провозглашении его «Инкой» по примеру несчастного Тупака Амару, тогда он начнет войну с привилегиями по всему континенту.

Боливару часто ставят в вину, что он не совершил настоящий социальный и экономический переворот. На самом деле это как раз делает ему честь. Старая элита была все еще сильна. Цена социального переворота оказалась бы настолько высокой, что могла привести к краху. Боливару удалось уберечь свой народ от этого.

Он спустился вниз с горы Потоси и объявил, что повсюду будут торжествовать идеалы свободы и законы конституционного правления. Боливар с давних пор стремился преодолеть в себе природные недостатки, но порой худшие черты его натуры брали верх. Борьба за свободу, тяготы жизни воспитали в нем выдержку и рассудительность. Потоси стал определяющим моментом в его работе над собой.

Боливару исполнилось всего сорок два года. Он мечтал добиться еще большей славы и большей политической свободы. Новые задачи и новые земли манили его. Перед его мысленным взором лежала огромная территория Аргентины. В Потоси он принял генерала Альвеара, аргентинского лидера, искавшего у Боливара поддержки для борьбы с Бразилией. Альвеар сказал ему, что война между Бразилией и Аргентиной неизбежна. Мало того — бразильские войска уже движутся к провинции Боливия. Загнанный в угол, Боливар был вынужден объявить войну. Он вновь обратился к Сантандеру, буквально умоляя его отдать приказ о выступлении войск на помощь аргентинцам. Однако по законам Колумбии ее войска не могли быть использованы для этой цели. Тогда Боливар заявил, что пойдет во главе перуанских войск. Педантичный Сантандер ответил Боливару, что как президент Колумбии он должен испросить разрешения на использование армии у конгресса.

Боливар сделал вид, что не заметил заявления Сантандера. В хорошем настроении он готовился выступить на Ла-Плату, аргентинский город на южном берегу эстуария Плата. «Он больше не походил на воина. Боливар был сама любезность. Даже в его манере одеваться произошли перемены. Он сменил военные ботинки на красивые туфли и сбрил усы» — так описал его один из современников. Боливар вновь шел навстречу неизвестности.

Перед отъездом он написал Мануэлите и предложил ей следовать за ним. Ее ответ был противоречивым: «Я сейчас прекрасно себя чувствую, хотя и больна. Долгая разлука убивает любовь. Разлука способна подогреть только сильную страсть. Наша любовь погибла в разлуке, но свою страсть к тебе я сохранила. Мое благосостояние также в полном порядке. Так будет до тех пор, пока Мануэла жива. Я покину город 1 декабря. Я еду, потому что ты зовешь меня. Но пожалуйста, не заставляй меня потом возвращаться в Кито. Я предпочту умереть, чем вернуться туда с позором».

Своему мужу, доктору Торну, Мануэлита написала жестокое письмо:

«Оставь меня, мой возлюбленный англичанин. Давай поживем как-нибудь иначе. На небесах мы встретимся снова, но на земле больше никогда. Ты думаешь, я шучу? Тогда ты будешь сильно разочарован. В поднебесном королевстве мы проживем ангельскую жизнь в полнейшей духовной гармонии, а на земле ты невыносим. Опять все будет по-английски. Однообразная жизнь подходит только англичанам. Я имею в виду любовь. Что же касается всего остального, то англичане непревзойденные коммерсанты и мореплаватели.

(Англичане) не умеют любить, наслаждаясь. Их речь лишена изящества, а походка — легкости. В их речах нет уважения. Они встают и садятся осторожно, общаются без смеха. Все это, конечно, формальности, но только не для меня, несчастной смертной, которая смеется над собой, над тобой и над всеми этими английскими серьезностями. Как же плохи дела на небесах!»

Мануэлита была неукротима. И в этом очень похожа на Боливара. Он не мог ни оставить ее, ни быть с ней вместе все время. «Так сделайте же с ней что-нибудь, — сказал он одному из своих подчиненных. — Она настоящая идиотка. Вы же знаете ее не хуже меня».

По пути в Ла-Плату Боливар узнал, что Бразилия пыталась аннексировать Восточный Берег. Аргентина объявила ей войну. Бернардино Ривадавия, лидер аристократической партии Аргентины, был избран главой ее правительства. Ривадавия обратился к британскому послу в Буэнос-Айресе Вудбайну Паришу с просьбой повлиять на бразильцев. Ривадавия предупредил Париша: если Англии не удастся усмирить Бразилию, Боливар способен начать тотальную войну республиканцев против аристократии и монархических форм правления, включая и Великобританию. Паришу хватило ума проинформировать об этом министра иностранных дел Каннинга. Париш сказал Джорджу Каннингу, что рассматривает заявления Ривадавии как «личное оскорбление» Боливару. Британцы сообщили аргентинцам, что Бразилия готова вывести свои войска из Восточного Берега, если регион будет признан независимым буферным государством. Идею буферной зоны предложили англичане. Ривадавия неохотно согласился. Так при содействии Британии было образовано новое государство — Уругвай.

ГЛАВА 17 ПЕРЕЛОМ

Война между Аргентиной и Бразилией была предотвращена. В миссии Боливара больше не было нужды. Вскоре пришли новости о событиях в Колумбии. Страна раскалывалась на две части: Новую Гранаду и Венесуэлу. Создалась угроза гражданской войны. Паэс, правивший в Венесуэле, умолял Боливара вернуться: «Ситуация, сложившаяся в стране, очень напоминает Францию в то время, когда Наполеон уехал в Египет. Лидеры революции, поняв, что правительство погибнет, если попадет в руки толпы, призвали его обратно. Сейчас Вы вполне можете повторить слова великого Наполеона: „Заговорщики угрожают существованию нации. Давайте спасем ее“».

Боливар дал Паэсу высокомерный ответ: «Колумбия — не Франция, я — не Наполеон… Титул Освободителя выше всех других титулов, которым могли удостоить человека. Я не могу даже допустить мысли, что откажусь от него». Заботливая Мария Антония, сестра Боливара, предупреждала его: «Я с радостью жду того дня, когда ты появишься здесь со своими войсками… Этой стране очень недостает тебя. Здесь много политических фракций и много злоупотреблений, но, когда ты будешь здесь, все наладится. Они посылают комиссию к тебе, чтобы предложить корону. Отнесись к этому мерзкому предложению, как оно того заслуживает. Постарайся, не повторяя ошибок Европы, положить конец существованию многочисленных фракций. Не забывай о том, что ты сказал в Кумане в 1814 году: „Я стану Освободителем или умру“. Это твое звание. Оно возвышает тебя над другими людьми и освещает тебя славой, за которую ты так дорого заплатил. Не доверяй тем, кто предлагает корону: они роют тебе могилу. Вспомни Бонапарта, Итурбиде и многих других известных людей. Я всегда знала тебя как умного человека и верю, что ты неспособен сделать нечто подобное. Если бы я не желала тебе счастья, то не стала бы говорить с тобой об этом… Приезжай поскорее! Я жажду увидеть тебя и твои войска. Здесь пусто, пусто… Я подготовлю к твоему приезду дом. Но чьим будет этот дом — моим, твоим или еще чьим-то?»