Семь дней в мае - Флетчер Нибел

Первым явился начальник штаба военно-воздушных сил Хардести, внешне спокойный, не проявляющий никаких признаков тревоги. Его волнение выдал только один жест, когда он смущенно провел рукой по своим волнистым каштановым волосам.

Как только Хардести ушел, Лимен назначил генерала Бернарда Рутковского новым начальником штаба военно-воздушных сил. Генерал стоял неподвижно, положив руку на библию, пока министр Тодд приводил его к присяге.

Рутковский тут же позвонил в штаб объединенного командования ПВО, вызвал полковника О'Мэлли и приказал ему немедленно доложить, не обнаружили ли радиолокаторы каких-нибудь самолетов, вылетевших с секретной базы в Нью-Мексико.

Начальник штаба армии генерал Диффенбах написал прошение об отставке, не обменявшись с президентом ни единым словом. Уходя, он только слегка поклонился и поправил черную повязку, прикрывавшую глаз.

Как только Диффенбах поставил свою подпись на прошении, Рутковский позвонил заместителю начальника штаба армии и от имени президента потребовал немедленного освобождения с гауптвахты Форт-Майера полковника Уильяма Гендерсона. Кейси с запиской от Лимена отправился выручать друга.

Последним пришел генерал Билли Райли, как всегда с воинственно выдвинутой вперед челюстью и только с потемневшими от гнева глазами. На этом все было кончено. Корвин, стоявший у дверей комнаты Монро, дал знак остальным.

— Генерал Скотт уходит, — шепнул он.

Кларк и Тодд вместе поспешно вышли из комнаты. Они догнали Скотта около лифта.

— Можно вас на пару слов, генерал? — спросил Кларк.

Пока они разговаривали, а Лимен наблюдал, стоя в коридоре, Тодд прошел в кабинет и направился к письменному столику. Он вынул из нижнего ящика конверт, сунул его во внутренний карман пиджака и быстро присоединился к Кларку и Скотту, стоявшим у лифта. Все трое в молчании спустились вниз.

Ночь была теплая. Луна скрылась за облаками, но в бледном, рассеянном свете отчетливо выделялись контуры деревьев и кустов. Трое стояли под навесом, ведущим от расположенного в первом этаже зала приемов к изгибу южной подъездной аллеи.

— Генерал, — сказал Тодд, — президент не только государственный деятель, но и джентльмен.

— Первого я что-то не замечал, — отрубил Скотт.

Тодд оставил без внимания его замечание.

— Но прежде всего он джентльмен. Я не джентльмен. Я обыкновенный черствый адвокат. Сенатор Кларк — политик. Нам с ним ни к чему соблюдать излишнюю вежливость.

— Для одного вечера с меня вполне достаточно всяких окольных разговоров, спасибо, — сказал Скотт. — А сейчас, с вашего позволения, я сажусь в машину и уезжаю.

Тодд, который был на полголовы ниже Скотта, загородил ему дорогу.

— Я думаю, вы не уедете, генерал, пока мы не закончим, — сказал он и выхватил из кармана конверт. — Здесь находится декларация на уплату федерального подоходного налога за текущий год, представленная мисс Миллисент Сеньер из города Нью-Йорка.

Скотт остановился. В темноте под навесом не видно было выражения его лица. Он только спросил:

— Да?

— Я не уверен, знаете ли вы об этом, — продолжал Тодд, — но мисс Сеньер убавила сумму своих доходов за прошлый год на три тысячи семьдесят девять долларов, истраченных на угощение председателя комитета начальников штабов. Когда же налоговое управление усомнилось в этом, она объяснила, что ей пришлось угощать вас, чтобы узнать фасоны одежды женщин-военнослужащих.

— Это любопытно, но едва ли представляет какой-нибудь интерес, — холодно проговорил Скотт.

— У нас есть еще немало доказательств, безошибочно указывающих на длительные и, я бы сказал, сердечные отношения между вами и мисс Сеньер. Президент поступил как истинный джентльмен, не упомянув об этом сегодня вечером.

— Ну что ж, — сказал генерал, — теперь, когда и вы урвали свое, я полагаю, что могу пожелать вам спокойной ночи.

— А знаете, — вмешался Кларк, — я думаю, до вас еще не все дошло, честное слово, генерал. Если вы хоть на столечко переступите границу, мы с сенатором заткнем вам глотку этой налоговой декларацией.

— Что это значит? — чуть не закричал Скотт. — Никто в этом доме прямо не говорит, чего он добивается.

Кларк заговорил снова, на этот раз тщательно и точно подбирая слова.

— Я хочу сказать, что я член той же партии, что и президент. И если вы будете выступать с антиправительственными речами и позволите кому бы то ни было сделать из вас великомученика, ваш любовный роман будет фигурировать на первых страницах всех газет страны.

— Я уверен, что этим вы завоюете особое расположение миссис Скотт, — зло заметил генерал.

— Там, наверху, президент действовал исключительно в интересах страны. Мы же с сенатором заботимся об интересах нашей партии, — сказал Тодд.

Кларк ткнул пальцем в китель Скотта.

— И в частности, генерал, вы не должны выставлять свою кандидатуру в президенты против Джордана Лимена на очередных выборах, даже если обстановка покажется вам благоприятной. Бросьте и думать об этом! В противном случае мы с Тоддом повесим вам мисс Миллисент Сеньер прямо на шею.

— Я вижу, что передо мной два самых обыкновенных негодяя, — пробурчал Скотт.

Кларк громко расхохотался.

— Куда к черту, генерал, еще хуже!

Скотт, отстранив своих собеседников, направился к машине. Он шел подчеркнуто твердой походкой, расправив плечи и не сгибая мощного торса. Взявшись за дверцу лимузина, обернулся.

— Можете гордиться: вы выкинули весьма дешевый и грязный номер.

— Во всяком случае, нам не понадобилось для этого три с половиной тысячи наемных головорезов и база в пустыне, влетевшая в двадцать миллионов долларов, — выпалил в ответ Кларк.

Не удостоив его ответом. Скотт захлопнул дверцу, и большая машина бесшумно заскользила. Тодд и Кларк провожали ее взглядом, пока задние огни машины не скрылись за юго-западными воротами, потом повернулись и вошли в дом. Когда они открывали входную дверь, подлетел Триммер и проскочил мимо них в дом, словно чувствуя, что теперь ему снова разрешат лежать в кабинете хозяина.

Пока Тодд и Кларк ждали лифта, пес понесся вверх по широкой лестнице. Тодд вытащил длинную сигару и, раскатав ее между большим и указательным пальцами, засунул в рот.

В лифте Кларк, покачав головой, сказал:

— Может, зря я отмочил эту последнюю штуку, но он вывел меня из терпения.

Прежде чем ответить, Тодд извлек из жилетного кармана большую спичку, чиркнул ее о ноготь и закурил сигару.

— Забудьте об этом, — посоветовал он. — Но нельзя не восхищаться, с каким невозмутимым видом он пошел ко дну. Так и представляешь себе: вот он стоит на мостике тонущего корабля по пояс в воде и слушает, как оркестр играет «Ближе к тебе, мой боже».

— Да, очень жаль, что он оказался не на нашей стороне.

Они застали Лимена в кабинете. Он стоял у мраморного камина и пристально смотрел на кучку пепла на решетке. Президент взглянул на своих друзей блестящими глазами и покачал головой.

— Какая жалость, — прошептал он, — Поль так и не узнает, что в конечном счете он спас страну.

Кларк долго смотрел на решетку. Потом проговорил:

— Он помог, Джорди, безусловно, помог. Но он не сумел бы этого сделать, так же как и любой из нас. Только ты мог — и действительно сделал это.

Суббота, час дня

В западном крыле Белого дома, в зале для прессы, подобно огромному косяку макрели, устремившемуся к берегу в поисках пищи, бурлила толпа репортеров. Было так тесно, что некоторым приходилось делать заметки, пристроив блокноты на спины соседей. Духота стояла как в парной бане. Из общего гама иногда вырывались отдельные возгласы — кто-то пытался о чем-то спросить, но безуспешно.

Фрэнк Саймон встал на вертящийся стул и отчаянно замахал руками, призывая к тишине. Наконец ему удалось угомонить толпу. Послышались выкрики:

— Когда нам дадут текст?

— Уходит ли Лимен с поста?

— Будет ли он выступать по радио и телевидению?

— В чем все-таки дело, черт возьми?

Тонкое лицо Саймона подергивалось, на лбу выступили капельки пота.

— Если вы помолчите минутку, — крикнул Саймон охрипшим голосом, — я постараюсь рассказать вам все, что знаю. Во-первых, президент затребовал от всех радио— и телевизионных компаний страны пятнадцать минут времени для выступления по вопросу большого государственного значения. Ему предоставили это время, и он выступит в час дня сегодня. Говорить будет из зала заседаний кабинета. Во-вторых, текст заранее роздан не будет, но…

Раздались крики, негодующие возгласы, которые, как огонь по бикфордову шнуру, перекинулись из зала в коридор и вестибюль.

— Да погодите же! — надрывался Саймон. — Неужели нельзя немного помолчать? Стэн, слезайте оттуда, а то вы кого-нибудь покалечите.

Слова эти относились к фотографу, который забрался на шкаф, чтобы снять толпу, и стоял там, балансируя на одной ноге. На предостережение Саймона фотограф не обратил никакого внимания.