Тайна казачьего обоза - Сергей Свидерский

Он поднял руки и хлопнул ими над головой.

— Ко мне, мои kiski, помогите papochke снять одежду! — закричал он.

Извиваясь грациозно телами, девушки пронырнули к нему под водой и сняли с него одежду и выбросили мокрые вещи на мраморную плитку, выложенную вокруг бассейна.

Поцеловав по очереди каждую, попросил, чтобы ему надули матрас. И эту просьбу одалиски выполнили незамедлительно.

Витя лежал на матрасе, закинув руки за голову, наслаждаясь теплом.

Одалиски, негромко переговариваясь, кружили вокруг него, иногда ладошкой зачёрпывали воду и плескали на Витю. Он, не раскрывая глаз, грозил им пальцем.

Лёгкий бриз со стороны дома донёс аромат жареного мяса. Витя почувствовал, как засосало под ложечкой, и он жадно сглотнул выделившуюся слюну. Развернувшись и приоткрыв правый глаз, он увидел, как повар принёс разнос с шампурами, блюдо с нарезанными овощами и зеленью, низкую мельхиоровую вазу с фруктами. Мягко ступая, подошёл к краю бассейна официант с разносом, на котором стояли кувшины с напитками хрустальные бокалы.

На воду опустили большой плавающий стол. Расставили посуду с едой, напитки и тарелки.

Одалиски, осторожно загребая ладошками воду, приблизились к Вите. Как ни были девушки аккуратны, хрустальные бокалы всё же тонко пели на все голоса, соприкасаясь, краями друг с другом.

— Витья, — произнесла мулатка, — кушать подано! — и поднесла фужер с вином.

Витя осторожно соскользнул с матраса в воду, поднял небольшую качку. Пустые фужеры снова разлились хрустально-чистым сопрано.

Заманчиво улыбаясь, kiska-мулатка терпеливо держала в вытянутой руке бокал. Витя поблагодарил одалиску, взял фужер и посмотрел сквозь него на солнце. Преломляясь в гранях рисунка на стенках сосуда, тонкие лучи играли в янтарном напитке. Полюбовавшись картинкой, Витя грустно вздохнул. Мулатка обеспокоенно поинтересовалась, papochka, что-то случилось. Витя растянул рот в искусственной улыбке и ответил, что всё в порядке. Затем залпом, как водку, опрокинул в себя содержимое хрустальной тары. И сразу же скривился. Сухое вино показалось вдвое кислее обычного. Подоспевшая вовремя kiska-итальянка протянула кусочек шашлыка на раскрытой ладошке. Вздохнув, он с жалостью посмотрел на девушку, привлёк к себе и поцеловал в лоб, прижался щекой к волосам и прошептал, чуть не плача: «Как же тебе объяснить, милая, что к шашлыку для русского водка в самый раз?» Девушка вскинула лицо. «What's?» Витя улыбнулся и, негромко произнёс, эх, вы, неруси, и креста на вас нет. Легонько оттолкнул девушку, она рыбкой проскользнула от него в сине-бирюзовой воде, грациозно извиваясь гибким телом, неизвестно кого, соблазняя своей наготой.

Витя громко хлопнул — звук получился отчётливый и сильный — мокрыми ладонями.

Возле бассейна возник официант.

«Дружочек, водочки холодной принеси! — взмолился Витя, — безо льда!»

Незаметно склонив голову, официант исчез и вернулся с литровым графином водки и рюмкой на подносе. Витя осуждающе посмотрел на рюмку. «Неси-ка, мил друг, гранёные стаканы из моей домашней коллекции. На всех. — Сказал Витя. — В России водку принято пить стаканами».

Если стакан водки подействовал на Витю, как лекарство от хандры и скуки, то ударная доза крепкого напитка баллистической ракетой сбила рассудок одалисок и обслуги с орбиты трезвости; они мгновенно охмелели. Официант разлёгся в тени на лужайке; одалиски выползли амёбами на бортик бассейна и растеклись по нему, подставив на истязание свои молодые, красивые тела под ласковое тепло солнца.

Устало взглянув на одалисок, Витя флегматично закусил солёным огурцом. Повторил выпивку, с на десяток градусов поднятым настроением аппетитно съел мясо и снова улёгся на матрас.

Мысли его потекли в направлении Родины. «С чего она начинается? — подумал расслабленно он, — уж точно не возле стойки паспортного контроля в аэропорту».

Плавая на матрасе, используя ладони вместо вёсел, он мечтал о том, что было бы интересно узнать, маленькая занозка кольнула сердце, как там дела в родной Якутии. Ему остро, вынь да положи, захотелось прямо сейчас оказаться дома, на даче. Вот он подбросил дровец в камин, утолив его голод. Посмотрел на заснеженный двор. «Прогуляюсь-ка я по лесу!» Оделся потеплее. На ноги оленьи унты. На голову лисью шапку, норка в лесу, как валенки на пляже. Через открытую дверь в дом ворвался зимний воздух, серыми клубами стелясь по полу. Витя вышел на крыльцо. Под весом хозяина привычным скрипом отозвались доски. «Расшатались, — по-хозяйски подумал он, — надо весной укрепить». Втянул носом глубоко в грудь морозный колкий раскалённый воздух…

Из мира грёз, ой, как некстати, вывела kiska-мулатка. Смущённо улыбаясь, она протянула ему мобильник. «В эти дальние края, вновь и вновь приеду я», разрывался он установленным рингтоном. Мулатка пожала плечами, когда Витя спросил, кто звонит, и вернулась на бортик.

Он посмотрел на экран. Номер не определён. Удивился. Прокашлялся, нажал «ответ» и уверенно произнёс «Да!». И непроизвольно вздрогнул телом, услышав из трубки знакомый голос, кисть безвольно разжалась. Тихо булькнув, телефон опустился на дно бассейна.

Сердце Вити быстро забилось. Давно забытый нервный озноб покрыл тело маленькими пупырышками. Противно закололо в затылке.

С другим телефоном, раздражённо плюющимся раздражёнными звонками, спешила от борта kiska-итальянка.

Совладав с волнением, Витя взял телефон.

— Yes!

— I do not hear gladness in voice[30]!

— Что вы, напротив, очень рад!

— Не желаете ли приехать в гости к старому другу?

Витя чуть не сорвался, что лучше к волку в пасть, но благоразумно промолчал.

— Допустим, через пару часиков.

— Горю от нетерпения! — не сдержался Витя.

На другом конце связи оценили юмор и сарказм.

— Вы это бросьте, гореть, дорогой вы наш. Пусть горят дрова в камине. — В трубке зазвучал сигнал отбоя.

Витя Рябой нехотя открыл глаза.

«Finita la siesta».

Космической пустотой его наполнила необъяснимая усталость.

Вечернее солнце раскалённым телом нанизывалось на острые пики елей сопок Хатынг-Юряха.

Палатка Э.А. Косиндо, палаточный городок. 9 июня 2014 г.

Дождь разразился в полночь.

Поначалу где-то далеко ломился в чьи-то двери гром, гулко звенела деревянная мембрана. Затем поднялся ветер. Первая попытка имела успех — он всего-то провёл ладонью по верхушкам деревьев и они отозвались на неприхотливую ласку. Вторая и последующие, страх божий, это испытание на прочность корневой системы леса и синтетического материала палатки.

И — ливень! Безо всяких прелюдий: — А ты меня любишь? — Ага!

Сырость моментально пропитала воздух в палатке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});