Дипломатия Волков - Холли Лайл

– Мои друзья погибли в бою у Дома Галвеев. Я отправлюсь один.

И вновь матери:

– Я останусь и сделаю то, что ты велишь.

Кругом предательство, клятвоотступничество, гибель его чести у полудюжины скалистых берегов... Стоит ему только открыть рот – и он обманет кого-нибудь. Трев, Валард, Карил, Джейм и Янф сделались по его слову мертвецами, не имеющими права вернуться в собственный дом под своим именем; мать сдержит свое слово, и к семьям их станут хорошо относиться, если только спутники его никогда не будут замечены в Калимекке. Перед путешествием в неизведанные края, осмелившись не покориться матери, он мог прибегнуть только ко лжи – чтобы выполнить свое обещание и не навлечь бесчестья на их семьи. Впрочем, он надеялся вернуться со славой – чтобы все было забыто.

А как быть с капитаном, ожидавшим сейчас его прибытия и уверенным в собственном будущем, потому что он находился на службе у Сабира, обещавшего ему... как поступить с ним? Ри посулил ему общесемейные почести, и если капитан проговорится о его планах кому-нибудь из Сабиров, те, безусловно, обойдутся с ним как с предателем.

Только безумный успех путешествия, предпринятого неведомо куда и неизвестно зачем, мог дать этому человеку обещанное мною, подумал Ри. И я готов был выполнить свое обещание. Но как это сделать теперь?

А как быть с проявленной им самим трусостью – перед угрозой, которой он не ожидал от матери. Именно трусостью... иначе и не назовешь. Она пригрозила ему, и он сдался. А ведь мог бы с честью удалиться в изгнание, но вместо этого дал ей слово остаться и выполнить свой долг – каким она его видела. Он дал слово. И какую же цену имеет теперь оно? И какую цену будет иметь впредь?

Жаль, что он не умер.

Ах, как жаль.

Устав расхаживать, он вышел на балкон. Там, во дворе, под чудесным покровом ночи, двигались одни животные. Ветерок приносил запахи кота, собаки, фазана; чуточку припахивало мышью, воробьем и совой; мускус напоминал о присутствии двух оленят, которым предстояло украшать собой сад, пока они не станут слишком крупными и своенравными для такой жизни; тогда они украсят собою какой-нибудь пир, а на их месте уже будут пастись новые живые украшения, доставленные из какой-нибудь глуши. Зашелестела листва, кот поймал мышь, отчаянный писк мгновенно умолк.

Лучше б он умер, не мог успокоиться Ри. А еще лучше, чтобы его убили, а тело не смогли найти. А лучше всего, чтобы улики указывали на извергнутую пеклом Тройку, ибо такое свидетельство настроит всю Семью против рвущегося к власти трио надежнее и быстрее, чем любое другое. Убийство всегда служило в Семье Сабиров средством продвижения к власти, однако проявить небрежность, попасться на нем... нет. Если ты устраняешь препятствие на своем пути и хочешь добиться уважения, действуй изящно. Красиво. И если угодно – таинственно.

Ри понял, что вправе исчезнуть. И, поступив так, поможет делу матери, во всяком случае, помешает ее врагам. Он отыщет и нужную ему женщину, а с нею, возможно, и ту вещь, которую разыскивает она.

Ты можешь осуществить все это, но только если будешь действовать быстро. Промедлив до утра, ты потеряешь эту возможность.

Он вновь ощутил давление в черепе и умственную чесотку. Ри напрягся. В голове его вновь зазвучал чужой голос. На сей раз один, однако вторжение незнакомца в собственные мысли было для Ри не более приятно, чем трескотня, разразившаяся в его мозгу сразу после пробуждения... после закончившейся катастрофой попытки Сабиров захватить Дом Галвеев. Он Волк, и никто из собратьев не станет терпеть такого вторжения. И Ри начал сплетать чары, которые должны были вытеснить пришельца из его головы. Но тот поспешил остановить его. Осторожно, младший братец. Ты умен, однако не мог видеть того, что видел я.Застыв на месте, Ри прошептал:

– Назовись.

Сколько у тебя покойных старших братьев?

– Это зависит от того, сколько было у моего отца неизвестных матери любовниц – и насколько неосторожны были их дети.

С полдюжины, насколько мне известно. Но я не имею в виду сводных братьев.

– Так ты Кэделл?

Ри не верил. Он просто не мог поверить. Когда он очнулся после поражения в Доме Галвеев, в мозгу его голоса бормотали на совсем незнакомом ему языке. Этот же без малейшего акцента вешал на чистейшем иберанском. Что же покойный брат мог потерять в его мыслях?

Объяснять слишком долго, так как времени у нас немного.

– У меня хватит времени выслушать те доказательства, которые ты можешь привести в отношении собственной личности.

Конечно. Я... Был, как и ты, Карнеем. Мы делили комнату и постель до дня моей смерти. Уходя из дома в тот день, я чувствовал, что могу не вернуться, и оставил свой медальон– тот, что сейчас у тебя на шее, – чтобы мать передала его тебе. А когда тебе было четыре, я переносил тебя через красный мост на своих плечах всякий раз, когда нам было нужно пересекать его... Так как тогда ты верил, что под ним живет человек с фиолетовыми глазами. Как только мы оказывались возле моста, ты уверял, что он пялится на тебя.

Ри помнил это. В глазах закипели слезы, и он сощурился.

– Мне так не хватало тебя.

А мне тебя. Но если ты не поторопишься, то наверняка потеряешь Кейт. А ты не смеешь терять ее. Это очень важно, мой маленький братец. Куда важнее всего, что ты когда-либо делал. Быть может, ничего более значительного тебе не удастся совершить.

Ри был озадачен.

– Кто такая Кейт?

Кейт Галвей.

В мозгу Ри возник образ: неотразимое создание, с которым он столкнулся в переулке Халлеса, которое видел стоящим на башне – над совершающейся казнью.

– Отлично. Тебе известно ее имя. Скажи тогда, почему так важно, чтобы я отыскал ее?

Потому что ей известно, где искать Зеркало Душ. И она уже отправилась под парусами искать его. Почему это Зеркало настолько важно для нас, я сообщу тебе позже. Пока ограничусь тем, что оно не должно достаться другой семье, кроме Сабиров.

– Я слышал легенду о нем.

Это не важно. Действуй. Доверься мне, младший брат. У тебя нет ни секунды времени. Делай теперь все необходимое, чтобы ты мог уехать отсюда. А все значение твоего поступка обсудим, когда будешь в море. По рукам?

– По рукам.

И Ри приступил к имитации собственной смерти. Осторожно, не производя лишних звуков, он переставил мебель, перевернул стул, сломав одну ножку. Стащил с узкой постели покрывала – так, чтобы легли на пол в сторону двери. Извлек перо, чернила, бумагу и пресс-папье из стола, располагавшегося у северной стены, и начал писать.

Уважаемый дядя Грасмир!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});