Странствия Франца Штернбальда - Людвиг Тик

Он пошел к городу.

4* …леса и горы, удивительные замки и чудесные сады, где росли невиданные цветы и благоухали деревья; ему казалось, что он видит озера, по которым плавали сверкающие лебеди, а вдалеке проходили корабли, видит лодку, уносившую его вместе с возлюбленной, очаровательных русалок, которые мелодично дули в изогнутые раковины, как в музыкальные инструменты, и протягивали им в лодку водяные лилии. «Ах там! — вскричал он, — там, быть может, родина всякого томления, всех желаний: потому-то столь сладкая грусть, тихий восторг нисходят на нас, когда полная золотая луна, кроткое светило, поднимается по небесному своду и проливает на нас свое серебряное сияние. Да, она ждет нас, она уготовала для нас счастье, а смотрит на нас так печально потому, что нам пока еще приходится прозябать в сумерках земли.

Он закрыл глаза.

5* …необходимо душевное спокойствие. Недавно один путешественник рассказывал мне нечто подобное про великого мастера Леонардо да Винчи: хотя ему ведомы были глубочайшие тайны, а также все приемы искусства, он так же часто пребывал в нерешимости и робости, предавался раздумьям, отказывался от своих решений и заново начинал изучать предмет; и ведь правда, весьма жаль, что при его мастерстве, при его долгой жизни он создал так мало картин? Те немногие его творения, которые мне пришлось видеть, заставляли меня горько сожалеть о том, что он не посвятил свою жизнь одной лишь живописи.

6* …итальянец никогда не будет чувствовать по-немецки. И потому надо при первом же взгляде на любую картину видеть, на какой почве она произросла; мы становимся чем-то, если выражаем себя в полную меру, а не вполсилы, так думали и старые итальянские мастера.

7* Милый мой Штернбальд, несомненно, статуи, которые теперь раскопали и которых находят все больше и больше, — это не наше дело; многие умники мнят о них бог весть что, а мы уже вовсе не разумеем этих древностей, наш предмет — родная северная природа.

8* …холмы и перелески, а на горах вдалеке странной, бросающейся в глаза архитектуры замок. Все так, словно мертвая природа созерцает оттуда всю человеческую жизнь. Полагаю, что найдутся такие люди…

9* …стыдился своей мысли.

Он нашел себе попутчиков, с которыми за недорогую цену мог добраться до Антверпена, отъезд был назначен на завтра, Франц отправился к мастеру Луке, чтобы проститься с ним и поблагодарить его, и каково же было его удивление, когда он отворил дверь мастерской и увидел не кого иного, как своего учителя, своего безмерно любимого Дюрера.

10* …восстановить свое здоровье, особенно его друзья, прежде всего Пиркхаймер, настаивали на такой поездке, беспокоясь, быть может преувеличенно, о его самочувствии; от Себастьяна он привез Францу письмо…

11* …что скажет на это наша гостья из Нюрнберга?

— Насчет этого не беспокойтесь, — сказала красивая гостья, — мы можем просто поболтать между собой, потому что мой муж пришел сегодня сюда только ради знаменитого немца, хотя у него были неотложные дела; да и вообще он из тех, кто готов вечно слушать разговоры об искусстве и книгах, его совсем не волнует, что происходит в мире, разве только опять…

12* …которых нет на той первой картине. Иногда, развивая свое искусство, мы делаем шаг назад: недавно я снова увидел одну из старых картин Вольгемута, и в ней сияла такая прелесть и нежная трогательность, каких, я уверен, мне не удалось бы выразить, потому что моя манера сильнее и жестче.

— Да, да, — произнес Лука задумчиво, — что-то в этом есть, ведь один человек сказал мне даже, что мои картины не могут сравниться с работами старого Яна ван Эйка. Кто знает, какие странные создания и несуразные мнения не возникнут в мире после нас.

— Я смирюсь с тем, — продолжал Дюрер, — что…

13* …обернуть к вящей пользе.

Дюрер рассказал, что проезжал через селение, где жила приемная мать Франца, он видел там новый алтарный образ и, хоть и указал на некоторые ошибки в технике, в остальном хвалил все, в особенности идею двойного освещения, ему самому она никогда не приходила в голову, он вспоминал, какое благочестивое волнение вызывала кроткая прелесть этой картины. Заключил он свою речь такими словами:

— Воистину, мой милый Франц, ты уже сейчас превзошел мои ожидания, и я рад до глубины души, что вырастил такого ученика.

14* …поговорить на свободе, гость поспешил по своим делам в город, а Лука вернулся в свою мастерскую.

Глава четвертая

Францу хотелось побыть одному; захватив письмо Себастьяна, он сошел в маленький садик за домом мастера Луки. Все растения содержались здесь в образцовом порядке…

15* …Он здешний горожанин, сапожник. Однако, на мой взгляд, поэзия должна быть иной, нежели какова она в его стихах. Где найти в немецком ли, в любом ли другом языке то, что бы полностью подкрепило и насытило мою жаждущую душу?

Прощай…

16* …он чувствовал себя совсем одиноким на белом свете; ему не хотелось говорить себе об этом, но его сердце отвернулось и от веселости Луки и от мудрых утешений Себастьяна, — ведь им обоим томление его сердца представлялось отчаянием.

Как не удивляться юности…

17* …пробуждается во мне. Так, я уже изъездил всю Испанию, видел Валенсию и чудесную Гранаду с ее великолепным дворцом, чужеземными, странными обычаями и одеяниями, я вдыхал воздух елисейских полей Малаги и знаю горы Монсеррат с их монастырями и поросшими лесом вершинами.

18* …настолько занимал его портрет.

— Я уже говорил, — перебил тут Вансен, — что живопись пользуется огромным влиянием на нас, так должно быть, и этот портрет был написан превосходно. Но скажите же: откуда родом был этот дворянин?

— Как сказать…

19* …и откажется от этой странной затеи.

— Я бы решился кое-что сказать по этому поводу, — добавил Штернбальд, — если бы только не боялся прервать рассказ.

Рудольф посмотрел на него с усмешкой…

20* …либо не вернусь совсем… Ты слыхал когда-нибудь удивительную историю Готфрида Руделя?{66}

— Нет, — смущенно ответил Леопольд.

— Ну так я расскажу ее тебе, — сказал влюбленный, — ибо она утверждает меня в моем чувстве, которое тебе кажется таким ни на что не похожим и нелепым.

— Погодите, — воскликнул Вансен, — этак вы совсем собьете нас с толку, если в одну историю вклинится еще другая.

— Ну и какой в этом вред? — спросил Флорестан. — Лишь бы она была занимательна и помогала скоротать время.

— Однако я опасаюсь, что она не будет для нас занимательна, — сказал рассудительный Петерс, — ибо мы совсем запутаемся, а поскольку все это и так уж не слишком интересно нам, вставной эпизод лишь ухудшит дело.

— Но что же я могу поделать, — возразил Рудольф, — если как раз тогда влюбленный мечтатель действительно рассказал другу эту историю? Я ведь должен придерживаться истины.

— Ладно уж, рассказывайте, если вам угодно, — сказал Вансен, — попотчуйте нас новой историей, но только с тем условием, чтобы из этой истории уже больше не вытекала еще одна, ибо иначе все это грозит затянуться до бесконечности.

— Итак, — продолжал Флорестан, — мечтатель Фердинанд стал рассказывать своему благоразумному другу Леопольду историю Готфрида Руделя и начал следующими словами: «Этот Рудель, да будет тебе известно, дорогой друг, был одним из провансальских поэтов в те благодатные времена, когда весь мир объединяли песни и сладчайший язык, когда людей объединяло страстное томление, разные страны — рыцарское сословие, а восток и Европу — священные войны. Этот певец Готфрид, сам дворянского происхождения, так прославился своими восхитительными песнями, что снискал расположение вельмож и графов, и один владетельный князь добивался его дружбы и не желал расстаться с ним. Случилось так, что паломники, возвращавшиеся из святой земли, среди других чудес, увиденных ими в чужеземных странах, назвали и графиню Триполитанскую и описали ему ее высокую добродетель, ее красоту и ее очарование. Он встречался с другими путешественниками, побывавшими в тех краях, и снова и снова расспрашивал о графине, и снова они в восхищении прославляли ее неземную красоту. Эти описания настолько воспламенили его воображение, что он воспел хвалу этой даме под свою лютню. Один из друзей, превознося его песню, сказал ему как-то шутя: «Ты в восторге, поэт, неужто твоя любовь может перелететь море, неужто ты можешь любить, не зная своего предмета, ни разу не увидев своей возлюбленной земными своими глазами?» «Разве оттого, что она живет в моей душе, живет у меня внутри, не обладаю я ею в большей мере, чем кто бы то ни было? — так же шутя ответил певец. — Поверьте, друзья, — продолжал он, — о подобных удивительных явлениях я мог бы порассказать вам чудеса».