Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

– Удивительно, – заметил Холмс. – А как вы объясняете свое исцеление?

– Ну, знаете, говорят, вся эта зараза явилась из старого кургана. А меня он вылечил, этот курган, так-то.

Некоторое время Холмс задумчиво разглядывал ее.

– Вы помните молодого мистера Льюиса? – спросил он.

– Как не помнить, – ответила она. – Бедняжечка. Все ссорился с папашей, а потом так ужасно помер.

– Вы хорошо его знали?

Она залилась очаровательным румянцем.

– Ну, сэр, когда он был еще здоров, он ко мне подкатывался. Но ничего такого дурного себе не позволял. Понятное дело, я тогда была помоложе и обслуживала его чуть повнимательнее, чем других постояльцев.

– А он вам никогда не показывал то, что у него есть? Не рассказывал об этом? – осведомился Холмс.

– Откуда вы знаете? – удивилась она. – Он говорил, больше никто не знает и я должна хранить тайну.

– Вам незачем бояться моей осведомленности, Мэри, – произнес Холмс. – Позвольте спросить, что это было такое?

– Ну, как-то раз я, знаете, прибиралась у него в комнате, и тут он вдруг вошел. А папаша всегда мне строго-настрого запрещал торчать у постояльцев, когда они дома. Так что я уж хотела уйти, но тут мистер Льюис и говорит: “Дай-ка я тебе кое-что покажу”. Вытащил из-под кровати свой сундучок и вынул оттуда здоровенный старый горшок, круглый, глиняный и с крышкой. Я его спрашиваю: “Это что такое?” А он улыбнулся и отвечает: “Самая странная штука на свете. В ней все мое будущее”. И приложил мою руку к этому горшку. А он теплый, будто кирпич, который достали из печки, так-то. Я руку-то отдернула, но тут он погасил лампу и говорит: “Смотри-ка, Мэри”. Поднял крышку этого горшка, и я вижу – внутри сияет красивый голубой свет, играет, ровно вода на солнце. У меня так дух и перехватило. Спрашиваю его: “Что это там такое?” А он опять улыбнулся и говорит: “Мое богатство, Мэри. И пусть отец делает что хочет”. И крышку опустил обратно.

– И что же вы подумали об этой вещи? – осведомился мой друг.

– По чести говоря, я решила, что это какое-то колдовство. Никогда такого не видала, ни прежде, ни после. – Она встала из-за стола. – И вот я еще что вам скажу, мистер Холмс, раньше-то я никому не говорила… Иногда мне сдается, что та штука, которую он держал в том дурацком старом горшке, как раз и вылечила мне мозги. Ну не дурость, а?

– Очень может быть, что вы совершенно правы, Мэри, – промолвил Холмс. – Нельзя ли попросить вас еще об одной услуге… Бывшая комната мистера Льюиса сейчас занята?

– Нет, сэр, – ответила она. – Желаете в нее перебраться?

– Вовсе нет, – возразил Холмс. – Но я бы хотел на нее взглянуть.

Она предложила тут же нам ее показать и провела нас в боковую комнатку. Холмс встал посреди небольшой спаленки с низким потолком, затем подошел к окну.

– Отсюда видна Эддлтонская пустошь, – заметил он. – А чей это домик рядом?

– Старушки миссис Хенти, – ответила Мэри. – Она тоже вылечилась. Кожа у нее стала совсем здоровая, так-то. Бедный мистер Льюис, и Джорджи, наш коридорный, и старик Максвини – все они померли, и еще столько народу заболело, а вот нам с миссис Хенти эта штука, похоже, принесла добро. Смех и грех, а?

– Да, это поразительно, – произнес Холмс и первым вышел из комнаты.

Утром он спустился рано и уже сидел за завтраком, когда я к нему присоединился. Похоже, он пребывал в отличном расположении духа, хотя из-за ночного похолодания Эддлтон слегка присыпало снегом.

– Что дальше? – спросил я, почти оставив попытки постичь ход его мыслей.

– Я уже вам говорил, Ватсон. Мы явились сюда осмотреть locus in quo, и, как только прибудет деревенский фотограф, мы отправимся к пресловутому кургану, который пользуется столь дурной славой.

Когда мы окончили завтрак, Мэри сообщила нам, что в большой гостиной нас ждет мистер Свейн, местный фотограф. Он радушно приветствовал нас и заявил, что припорошенная снегом вересковая пустошь наверняка выглядит очень живописно.

Мы уселись в гостиничную двуколку и, после того как в нее погрузили снаряжение мистера Свейна, тронулись в путь. Хотя Эддлтонская вересковая пустошь расположена на плато, возвышающемся над уровнем моря примерно на 1100 футов, от деревни к ней ведет по склону хорошо наезженная дорожка, и мы без труда туда поднялись.

На плоской вершине плато снег лежал толстым слоем, его белое одеяло сверкало под утренним солнцем. Повсюду вокруг нас вздымались бугорки заснеженных погребальных курганов. Холмс встал в коляске и огляделся.

– Ага! Вот он! – И он указал пальцем.

Слева, чуть впереди, на фоне слепящей белизны резко выделялось темное пятно. Приблизившись, мы увидели еще одно, только совершенно голое, не покрытое ни снегом, ни растительностью всхолмие.

– Вы когда-нибудь снимали Черный курган? – спросил Холмс у фотографа.

– Нет, сэр. Только пластинку бы зря извел. Никто в наших краях не станет платить деньги за снимок этой штуки, – ответил он с пылом.

Мы остановили коляску поблизости от Черного кургана, и мистер Смит привел свой аппарат в готовность, следуя указаниям Холмса. Обойдя курган вокруг, я обнаружил, что это просто куча слежавшейся земли, нигде не оживляемая ни единой травинкой и окаймленная рядом плоских камней. Приглядевшись к ее поверхности, я различил следы бывшего здесь некогда раскопа. Если что и отличало этот курган от любого из сорока или пятидесяти соседних курганов, то только его нагота. Однако не обязательно было верить в сверхъестественное, чтобы ощутить нечто тревожное в этой груде мертвой, черной почвы.

Я отошел подальше. За это время мистер Свейн успел сделать с полдюжины снимков. Мы уселись в коляску и возвратились в деревню.

За обедом Холмс по-прежнему находился в отличном расположении духа, так что я даже спросил, почему у него столь веселое настроение.

– Для веселья у меня есть все основания, Ватсон. Сегодняшняя экскурсия предоставила мне последние недостающие улики. Моим изысканиям посодействовала сама природа, но я решил подстраховаться и привлек к делу мистера Свейна.

Мистер Свейн, с взволнованно-виноватым видом, присоединился к нам, когда мы пили кофе.

– Не знаю, что случилось, мистер Холмс. Общий план холма вышел очень даже отчетливо, что и немудрено при таком ясном утре. Но все четыре пластинки, на которые я снимал курган, испорчены. Вот взгляните.

И он выложил на стол коробку с пластинками.

Холмс по очереди рассмотрел их на свет, повернувшись к окну и одну за другой передавая их мне. Две являли собой замечательную панораму Эддлтонской пустоши, однако на остальных просматривались только завитки тумана.

– Но Эдгар говорил, что с его пластинками произошло то же самое! – воскликнул я.

– Именно так, – произнес Холмс. – А значит, наше дело раскрыто. Я чрезвычайно признателен вам, мистер Свейн.

Смущенный фотограф взял деньги, предложенные Холмсом, поблагодарил его и поспешно ретировался, словно опасаясь, как бы мой друг не передумал.

После кофе Холмс вынул часы.

– Мы еще можем успеть на дневной экспресс, идущий в Лондон, – заметил он. – Будьте любезны, попросите мальчика принести наш багаж и счет.

По пути в Лондон мой друг очень остроумно рассуждал об анархистах и отравителях, о жаргоне преступного мира и о тысяче других предметов, но я слушал его лишь вполуха, поскольку мой мозг буквально кипел, пытаясь извлечь какой-то смысл из подробностей этого расследования, которое Шерлок Холмс, судя по всему, считал удачно завершенным. Наконец я не выдержал.

– Холмс! – вскричал я. – Меня еще никогда так не озадачивало ни одно ваше расследование. Ради всего святого, в чем суть дела?

Он засмеялся.

– А помните, – проговорил он, – еще на заре нашего знакомства вы спорили с моим утверждением, что путем дедукции можно логически вывести существование океана из одной-единственной песчинки?

– Верно, – согласился я, – но тогда я еще плохо знал ваши замечательные методы.

– Боюсь, что вы и теперь их плохо знаете, – произнес он. – Мне только что довелось поучаствовать в одном из самых приятных расследований, какие я могу припомнить. Приятных, ибо мне пришлось допустить существование чего-то такого, чего я никогда не видел, и затем выстроить картину его перемещений и оценить его влияние. И все это – лишь путем умозаключений.

– Мне за вами не угнаться, – проворчал я.

– Вглядитесь в сплетение линий, – призвал меня Холмс.

– Сплетение линий на сосуде? – уточнил я. – А что в них такого особенного?

– Нет, Ватсон, – вздохнул он. – Я говорю о линиях, в которые выстраивались факты по мере того, как мы их получали. Он наклонился вперед. – Давайте начнем с самого начала. Газеты заверили нас, что на Черном кургане никогда не лежит снег и не растет трава. Признаться, я счел это легендой или преувеличением, однако вы слышали, как Эдгар подтвердил это. Какое предположение вы сделали?

Я сознался, что у меня не возникло в связи с этим решительно никаких мыслей.