Ведется следствие - Кира Измайлова

— Вам же сказали — она консультант, — пожала плечами госпожа Кисленьких. — Я слышала еще в Институте, что надмозги заинтересовались некоторыми новыми разработками, а уж больные intelligenza и вовсе представляют для них огромное поле для исследований! Конечно, наши ученые согласились на участие госпожи Конг в некоторых проектах с огромным энтузиазмом!

— Вот как… — пробормотал Дэвид и надел цепочку с кулоном на шею. Его самолюбию льстило осознание того, что им заинтересовалась такая… такая… ну, пусть будет дама. — Интересно, почему она…

— Это всё потому, что вы слишком громко думаете, — поучительно сказал следователь и отошел.

Каролина сочувственно покачала головой, но смолчала. В конце концов, Дэвид был уже совсем взрослым мальчиком…

Стажер же осторожно потрогал кулончик, воровато оглянулся, спрятался от всевидящего ока патрона за башней броневика и вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный в несколько раз номер нового журнала, который ему удалось обнаружить в Болотноградске. Это произведение полиграфического искусства носило громкое название «Пастушки против пришельцев», а картинка на обложке изображала красивую селянку в очень открытом платье, бьющую инопланетного монстра по голове полной корзинкой вишен. Дэвид полюбовался картинкой, поправил впившийся в горло галстук, оглянулся еще раз и развернул журнал…

Через пару секунд он вовсе снял галстук, потому что это орудие пытки откровенно пыталось его задушить. Легче не стало, из чего Дэвид, уже привычно воспользовавшись дедукцией, заключил, что душит его вовсе не галстук, а… Да, верно, цепочка с кулончиком.

Слегка запаниковав, стажер попытался снять коварный подарок, но тот не поддавался и, стоило юноше бросить взгляд на журнальные картинки, цепочка сильнее сжимала его горло. Ну а когда он в порядке эксперимента открыл журнал на большой центральной вклейке, цепочка придушила юношу так, что тот непроизвольно дернулся и выронил журнал. Некстати налетевший ветерок мигом унес его в море. Тиски на горле стажера мгновенно ослабли, и Дэвид принялся хватать ртом воздух, с сожалением глядя на распластавшийся в волнах журнал. Наверно, его еще можно было подцепить каким-нибудь багром…

Стоило Дэвиду подумать об этом, цепочка снова сжалась, не очень сильно, как бы намекая…

— А я вас предупреждал, — сказал сверху Бессмертных, явно видевший хотя бы часть борьбы стажера с цепочкой.

Дэвид снова осторожно попытался снять с шеи опасный дар надмозгини. Тщетно!

— Такие подарки просто так не снимаются, — подтвердил его опасения следователь. — Ничего, это не страшно. Главное, ведите себя прилично, и всё обойдется!

Дубовны вздохнул, понурился, повязал галстук и принялся смотреть вдаль. Очевидно, его новый статус предполагал собой нешуточные испытания…

Вперед продвигались медленно, к тому же ветер внезапно стих, и броневик… то есть уже бронекатер неуклюже закачался на волнах. Туман сгущался.

Поручик выразительно приподнял бровь, и среди беарийцев возникло организованное копошение — из рук в руки передавались малые саперные лопатки с серебряными насечками на рукоятях.

— Туман, однако, — сказал Вит-Тяй, вглядываясь вдаль. Там, по мнению Дэвида, ровным счетом ничего не было видно, сплошная белесая муть. — Двигатель заводить не будем, чего зря горючее жечь… Да и на риф какой налететь — чего хорошего!

— Не налетим, — пообещал доктор и снял пенсне. Поручик посмотрел на него с уважением и даже некоторой опаской, кашлянул и спросил:

— Господин Немертвых, может, соблаговолите на нос пройти? А то ведь туман…

— Какой туман? — спросил Теодор и пристально посмотрел на беарийца поверх пенсне. — Нет никакого тумана.

Взгляд Вит-Тяя прояснился, и, широко улыбнувшись, просветленный поручик ушел на нос.

— Нам вот в ту сторону! — возгласил он.

Беарийцы приготовились. Дэвид поежился. Отточенные до зеркального блеска лопатки вспороли мутные воды залива…

— И… раз! — бронекатер быстро набирал ход, пара гвардейцев споро убирала грот и стаксель

— И… два! — командовал фельдфебель, для верности отбивая ритм колотушкой по броне.

Дэвид в замешательстве посмотрел на своего патрона — сложив руки на груди, Руперт Бессмертных спокойно смотрел вперед, несомненный посланец Карры на земле, на воде и в воздухе…

— Вот так, — меланхолично обронил Берт, удобно устроившийся на кранцах. — А вы как-то спрашивали, почему у Кароля нет флота…

— Э-э… — нахмурился Дэвид. — Ну, в общем…

Его заглушил могучий, слаженный хор беарийцев: песня была старинная, с диковатым непривычным ритмом, и описывались в ней подвиги великих предков, хаживавших на обычных небронированных кораблях далеко-далеко, за тридцать три моря…

— Если стихнет ветер, — Дэвид с удивлением заметил, как вечно бесстрастный генеральный следователь чему-то улыбается, и даже подпевает, — мы ударим веслами!..

По сторонам бронекатера вздымались бурунчики белой пены.

Поручик с доктором стояли на носу и всматривались в туман. Пол Топорны, положив на колени дипломат, вроде бы спал сидя.

Дэвид подумал, достал губную гармошку и стал подбирать мотив беарийской песни.

— Это вы хорошо придумали, — одобрил Ян, устроившийся в уголке. — Заместо противотуманного горна! Хотя нас и так издалека слыхать…

Дэвид обиделся, но вслух ничего не сказал, спросил лишь:

— А где госпожа Кисленьких?

— Развлекается, — хмыкнул Ян. — Да вы не туда смотрите, вон она, позади!

Стажер развернулся и поглядел в сторону покинутого берега. С кормы бронекатера тянулся надежно закрепленный канат, а позади странного плавучего экипажа, рассекала морскую гладь на водных лыжах знаменитая писательница и младшая сиятельная госпожа, одетая в специальное водонепроницаемое платье. Шлейф ее вился позади, Каролина счастливо улыбалась и придерживала вуалетку на маленькой шапочке, а Пушистик, морской воды не любивший, топорщился и недовольно шипел…

Дэвид осторожно полюбовался этим зрелищем (цепочка на его шее недовольно шевельнулась) и поспешно отвернулся, решив, что больше уж точно ни о чем спрашивать не будет. Во избежание. Тем более, ему, наконец, удалось извлечь из своей гармошки более-менее приличные звуки.

Берт лежал, подперев голову рукой, смотрел в море, и вспоминались ему родные Мглистые острова. «Туман отечества нам сладок и приятен», — припомнил он слова какого-то поэта, вздохнул, зевнул, достал из-за пазухи фотокарточку и с нежностью посмотрел на нее. С карточки Берту ласково улыбалась его родная матушка, вдова знаменитого адмирала фон Цекта…

История Берта не являлась чем-либо из ряда вон выходящим, хотя могла бы послужить основной для приключенческой киноленты. Итак, Катарина фон Цорп была выдана замуж за почтенного маршала Иеронима Кемаля фон Цекта, который вознамерился продолжить славный род Цектов, для чего собрал преизрядный калым и принялся придирчиво выбирать супругу среди родовитых девиц отменного вольерного воспитания.

Собственно, Катарине повезло: в отличие от многих, маршал относился к своей юной супруге как к младшему офицеру, а не как к живой вещи гаремного содержания. Более того, он даже считал не считал необходимым следовать обычаям предков, и проводил с супругой длинные зимние вечера за чтением военных теоретиков, анализом всяческих операций, и прочими занятиями, для которых пушистый ковер у камина подходил как нельзя лучше. Стоит ли упоминать о том, что рождение наследника, названного Бертраном Кемалем настолько обрадовало маршала, что он подарил своей супруге изящный дамский револьвер?

Увы, ничто не вечно… Адмирал фон Цект пользовался заслуженным уважением при дворе султана Бычьего Брода, хотя и слыл человеком экстравагантным. Порою поговаривали, что он развращен сверх всякой меры, взять хотя бы то, что по парку он предпочитал прогуливаться не с эскортессами, а с собственной супругой, которой более пристало бы сидеть дома! И пускай она, как приличная дама, надевала вне стен мужнего дома паранджу, но всё же, всё же… А еще ходили слухи, — разве можно что-то утаить от слуг? — будто адмирал заказал для супруги мундир и учит ее обращаться с оружием.

Одним словом, пусть султан признавал полезность адмирала и готов был мириться с его выходками, но кое-кто фон Цекта недолюбливал. Это случается сплошь и рядом, и вполне возможно, что произошедшее было лишь трагической случайностью, а не следствием злого умысла…

При дворе Блистательного строго соблюдались завещанные предками обычаи. Так, любой, будь он царедворцем, военачальником или купцом, при встрече с султаном должен был выполнить ритуал целования пыли у ног владыки. Адмирал фон Цект как-то вслух заметил, что это, во-первых, негигиенично, а во-вторых, он-то на подагру не жалуется, а вот каково старикам? Как ни странно, именно старики с удвоенной силой невзлюбили его за это высказывание.