Штамм. Вечная ночь - Гильермо дель Торо

— И самое главное — Владыка, — подытожил Фет.

Темное место

Горло покоилось глубоко в земле под холодным Атлантическим океаном. Ил вокруг него почернел, и рядом с этим местом с тех пор ничто не росло и не жило.

То же относилось и ко всем другим местам, где были захоронены останки Озриэля. Ангельская плоть не подвергалась тлению и не менялась, но кровь из нее просачивалась в землю и медленно выходила наружу. Кровь обладала собственной волей, каждая ниточка двигалась вверх слепо, инстинктивно, пробивалась сквозь почву, скрытая от солнца, искала хозяина. Именно так и родились кровяные черви. В их телах оставалась человеческая кровь, загрязнявшая их ткани, направлявшая к запаху потенциального хозяина. Но еще они несли в себе волю своей первоначальной плоти. Волю рук, крыльев, горла…

Их тонкие тела извивались вслепую, преодолевая большие расстояния. Многие черви погибли, неплодоспособные посланники засохли в безжалостном пекле земной поверхности или остановились перед непреодолимыми геологическими препятствиями. Все они разбрелись от мест своего рождения, некоторые даже прилепились к ничего не подозревающим насекомым или животным. В конечном счете черви нашли хозяина — ввинтились в плоть, как добросовестные паразиты, зарылись поглубже. Поначалу патогенным червям требовались недели, чтобы вытеснить, похитить волю и ткани зараженной жертвы. Даже паразиты и вирусы учатся методом проб и ошибок, и они научились. К пятому человеческому хозяйскому телу Патриархи начали овладевать искусством выживания и вытеснения. Они распространяли сферу своего влияния через заражение и учились играть в эту игру по новым земным правилам.

И стали настоящими мастерами своего дела.

Младший из них, появившийся на свет последним, был Владыкой, горлом. Непредсказуемые глаголы Господа породили сушу и море, которые по Его воле вошли в соприкосновение и вздыбили землю, образовавшую место рождения Владыки. Прежде это был полуостров. А потом, сотни лет спустя, остров.

Капиллярные черви, рожденные из горла, отдалились от места происхождения и проделали самый длинный путь, потому что нога человеческая еще не ступала на эту недавно образовавшуюся сушу. Бесполезно и мучительно было пытаться вскормить или покорить низшие жизненные формы — волка или медведя. Они не поддавались полному, неограниченному управлению, а их синапс был враждебен и краткосрочен. Все попытки этих вторжений закончились неудачей. Но урок, выученный одним паразитом, тут же передавался коллективному разуму. Вскоре их число сократилось до нескольких десятков (слепых, потерянных и слабых), унесенных далеко от места рождения.

Под холодной осенней луной молодой ирокезский воин обосновался на ночевку на клочке земли в десятках километров от места захоронения горла. Индеец был онондага — хранитель огня, — и вот, пока он лежал на земле, один капиллярный червь завоевал его, проник ему в шею.

Боль разбудила индейца, и он тут же схватился рукой за шею. Червь еще не ушел под кожу полностью, и индейцу удалось ухватить его за хвост. Он тащил изо всех сил, но тварь корчилась и изворачивалась, противясь его попыткам, и все-таки вывернулась из его пальцев и ушла под кожу в мышечную структуру шеи. Боль была невыносимой, словно от раскаленного железа; червь проник в его горло, грудь и наконец исчез под левой рукой, где вслепую обнаружил кровеносную систему.

Когда паразит завладел телом, у индейца началась лихорадка, продолжавшаяся почти две недели и обезводившая тело хозяина. Но как только вытеснение завершилось, Владыка нашел себе убежище в темных пещерах и их прохладной, благодатной земле. Он обнаружил, что по непонятным причинам та почва, на которой он завоевал хозяйское тело, была ему наиболее приятна, а потому он, куда бы ни направлялся, стал брать с собой небольшой ком земли. К этому времени черви захватили почти все органы хозяйского тела, находили в нем питание и множились в потоке крови. Кожа натянулась и побледнела и теперь резко контрастировала с племенными татуировками и хищными глазами, прикрытыми третьим веком, ярко мерцающим в лунном свете. Несколько недель прошли без еды, но наконец как-то перед рассветом он увидел группу охотников-могавков.

Способность Владыки управлять вместившим его сосудом была все еще ограниченна, но жажда компенсировала недостаток бойцовских навыков и точности. В следующий раз заражение прошло быстрее — множество червей переместились в каждую из жертв через его влажное жало. Даже если атака получалась неловкой и едва ли доводилась до конца, черви делали свое дело. Два охотника отважно сопротивлялись, их метательные топоры повредили тело одержимого воина-онондаги. Но в конечном счете, хотя труп нападавшего лежал на земле, медленно истекая кровью, тела двух индейцев были захвачены паразитами, и вскоре их стадо умножилось. Теперь Владыка был триедин.

С годами он научился пользоваться обретенными навыками и тактикой таким образом, чтобы не нарушить свою тайну и остаться невидимым. Эту землю населяли свирепые воины, а прятаться он мог только в пещерах и ущельях, хорошо знакомых охотникам. Владыка редко передавал свою волю в новое тело, делал это только в тех случаях, когда комплекция или сила нового хозяина были крайне желательны. Шли годы, легенда о нем и его имя обретали все больше веса, а индейцы алгонкины называли его вендиго.[28]

Он мучительно хотел связаться с Патриархами, которых чуял своим естеством и чей маяк звал его из-за океана. Но каждый раз в попытке пересечь водные потоки его человеческое тело, каким бы мощным оно ни было, отказывало ему, пораженное неким приступом. Было ли это как-то связано с местом расчленения? С воспоминанием о том, как рукава Иордана стали для него непреодолимой ловушкой? Или то была некая тайная алхимия, отпугивающее средство, начертанное на его лбу перстом Бога? Это и многие другие правила он вызубрил за долгое время своего существования.

Он перемещался на запад и север в поисках пути на «другую землю», на континент, где процветали Патриархи. Он чувствовал их зов, и желание в нем становилось все сильнее, побуждая совершить мучительное путешествие с оконечности одного континента на оконечность другого.

Владыка добрался до запретного океана в стылых землях крайнего северо-запада, где охотился на алеутов — обитателей холодного, забытого богом края. Это были узкоглазые краснокожие люди, для тепла носившие звериные шкуры. Владыка, входя в головы своих жертв, узнал, как добраться до большой земли по другую сторону моря в том месте, где берега почти соприкасаются, как протянутые друг к другу руки. Он обходил холодные берега в поисках этого места.

В одну судьбоносную ночь Владыка увидел несколько примитивных рыболовных лодчонок около утеса, с них выгружали добычу — рыбу и тюленей. Он понял, что с помощью рыбаков он сможет пересечь море. Он научился с помощью людей пересекать небольшие водные пространства, так почему же не попробовать пересечь и большое? Владыка знал, как подчинить даже самую твердую душу, как навести на нее ужас. Он знал, как извлекать выгоду и жить за счет страха своих подданных. Он убьет половину из этих людей и объявит себя божеством, лесным гневом, стихией, наделенной силой, превышающей даже ту поразительную силу, которой он уже владел. Он подавит любое сопротивление и заполучит в союзники остальных, даровав им прощение или свою благосклонность… а потом переправится на другой берег.

Лежа на земле, насыпанной на дно лодки, под тяжелыми шкурами, Владыка попытается пересечь море и воссоединиться с теми, кто ближе всего к нему по природе.

Пикатинский арсенал

Крим некоторое время прятался в другом здании, опасаясь этого всесильного громилу Квинлана. Посеребренные зубы Крима все еще болели от удара локтем, прикус перекосился. Он злился на себя — нечего было ему возвращаться в этот университетский гараж за оружием, нужно было смирить свою жадность. Но ему всегда хотелось большего — еще, еще, еще…

Спустя какое-то время он услышал, как проехала машина, но не слишком быстро и шумно. Это больше походило на электрокар, подзаряжающийся от сети.

Крим проследовал к единственному месту, которого прежде избегал, — к въезду в Пикатинский арсенал. Снова опустилась темнота, и он шел на пучок огней, мокрый и голодный, чувствуя, как сосет под ложечкой. Завернув за угол, он увидел снесенные ворота в том месте, где они ворвались на склад, и каких-то существ, сгрудившихся у здания проверки посетителей. Крим поднял руки и двинулся к ним. Наконец его заметили.

Он объяснил, кто он, охранникам-людям, но его все равно заперли в туалете, хотя Криму хотелось только одного — поесть. Он несколько раз пнул дверь, но та оказалась на удивление прочной, и бандит понял, что туалеты использовались еще и как камеры для сомнительных посетителей. Он уселся на унитаз и стал ждать.