Пресс-папье - Стивен Фрай

Похоже, все мы – просто-напросто лицемеры, сурово осуждающие других за то, в чем, как мы побаиваемся, грешны сами. Мы твердим о недостатках «людей», надеясь отогнать нехороших духов, угрожающих нам самим. Ясно ведь, что человека, любящего поговорить, ну, например, о чьем-то безудержном пьянстве, пуще всего заботит собственное пристрастие к спиртному.

Однако, проецируя на других наши страхи, несовершенства и вообще все то, что ненавистно нам в нас самих, мы лишь увековечиваем таковые. Любой доктор скажет вам: первый шаг к избавлению от вредного пристрастия состоит в том, чтобы громко, при свидетелях признаться, что вы сами подвержены ему.

Так давайте обходиться подобным же образом и с другими нашими проблемами. Парадоксально, но стоит вам признаться людям, что водитель вы никудышный, и вы обратитесь в водителя вполне приличного. «Вот здесь поосторожнее, – будете повторять вы себе, как повторяет всякий хороший водитель, – в воздухе туман, а вожу я из рук вон плохо». Да и первый попавшийся трудоголик скажет вам, что насилует себя именно потому, что он – жуткий лентяй.

Мастер парадокса Г. К. Честертон хорошо понимал все это, когда положил конец длинной газетной дискуссии на тему «В чем состоит главная беда нашей страны» словами: «Сэр! Я точно знаю, в чем состоит главная беда нашей страны. Во мне».

Если бы каждый писал в газеты, сообщая, что он-то и повинен во всех неприятностях нашей страны, а не винил в них молодежь, богатых, родителей, бедных, учителей, экспертов, средства массовой информации, политиков и вообще кого угодно, но не себя самого, то никаких неприятностей у нее и не было бы. Нация Честертонов, страна, граждане которой винят себя, а не других, обратилась бы в Утопию, а то и в Царство Божие на земле.

И заметьте, Честертон мог бы, наверное, добавить к сказанному, что лучший способ избавиться от нехороших духов состоит в том, чтобы почаще прыскаться ими.

Безумна, как актриса

Надеюсь, настанет день, когда редактирование следующего «Тезауруса Роже» поручат не кому-нибудь, а мне. И дело не в том, что я с наслаждением потратил бы многие часы на нудную работу и исследования, без которых это занятие никак не обошлось бы, и не в том, что я мню себя великим знатоком английских синонимов, нет. Причина, по которой я принял бы эту работу, деятельность, труд, поденщину, пост, позицию, функцию, должность, ситуацию, долг, задачу, поручение, служение, профессию, призвание, дисциплину, маету, линию и образ жизни, занятие, роль и обязанность, всего одна. Я смог бы наконец исправить давнее упущение, коим отличаются стандартные издания этого великого творения. Ибо первая моя задача состояла бы в том, чтобы включить в статью «Безумица» слово «актриса».

Почему прежние редактора, начиная с самого Роже, пренебрегли возможностью утвердить официальной печатью своей нерасторжимую связь между двумя этими разновидностями и состояниями женщин, я и представить себе не могу. Должность редактора позволит мне оказать эту услугу эрудированности и науке.

После того как отредактированное мною издание увидит свет, никто уже не сможет сказать: «На днях познакомился с одной актрисой, по-моему, она не в своем уме». Последнее замечание станет таким же излишним, как «Удивительное дело! Вчера ночью было темно. Солнце просто-напросто взяло да и село на западе» или «Встретил на днях малого в темных очках: перепугался до смерти».

Не следует выводить из сказанного мною ложный силлогизм «все безумицы – актрисы». Это, разумеется, полная чушь. Но тем не менее утверждение «все актрисы безумны» есть великая, прекрасная и окончательная истина.

Против сумасшедших я решительно ничего не имею. Каждый, кто смотрел великолепную программу Джонатана Миллера, посвященную обладателям беспокойного, деятельного ума, знает, что на протяжении всей истории с ними обращались подлейшим из подлых образом. На одних надевали смирительные рубашки, других били электрическими разрядами, третьих подвергали трепанации черепа. И я вовсе не желаю ничего такого актрисам – женщинам, по большей части, пленительным, великодушным и добрым. Чокнутым, конечно, настолько, что пробы ставить негде, но совершенно очаровательным.

Но почему же я утверждаю, что актрисы безумны? Вовсе не потому, что многие из них верят в астрологию, – это признак не безумия, а всего только глупости, то есть состояния, присущего рассудку как здравому, так и поврежденному. Не безумны они и в том смысле, какой содержится во фразе: «Ха! Нужно быть сумасшедшим, чтобы взяться за такую работу!» Все мы знаем, что нет на свете человека столь же гнетуще нормального, как тот, кто лепит на заднее стекло машины стикер: «Сходить с ума не обязательно – но здесь это помогает!»

Если верить моему опыту, хороших актрис на свете больше, чем хороших актеров. Безумие отнюдь не вступает в конфликт с хорошей игрой и не препятствует ей. Совершенно наоборот. Само безумие актрис проистекает из их отношения к своей работе.

В большинстве своем актеры мужеска пола, оказавшись в репетиционном зале, чувствуют себя неловко – и правильно делают. Представьте себе первую читку, ну, скажем, «Царя Эдипа». Играющий Эдипа актер доходит до редкостной силы места, в котором герой трагедии вдруг понимает, что он не только отца своего ухлопал, но еще и спит с собственной матушкой. Софокл требует в этом месте вопля. Оглушительного, колоссального «Ойёёёёёёёёёёй!» – пронзительного, холодящего кровь, мучительного воя. Любой британский актер, которому придется играть это без костюма и грима, в присутствии всего лишь исполнителей прочих ролей и вспомогательного персонала, покраснеет, что лишь естественно, ухмыльнется, пошаркает ногами и пробормочет: «Ну, тут он кричит, э-э, мы этим потом займемся, м-м-м, само собой». А вот играющая Иокасту актриса, сидящая в холодной репетиционной с пластмассовой чашкой в одной руке и текстом роли в другой, добравшись до своей большой сцены, издаст такой душераздирающий, бесстыдный вой, от которого содрогнутся души всех, кто на нее смотрит. И без какого-либо смущения. Если у нас и имеется удовлетворительное определение безумия, так это полная неспособность смущаться в чьем-либо присутствии.

Английские актеры, подобно персонажам, которых они играют, суть люди чрезвычайно стеснительные. Ироничность, неприязнь к себе, стыдливость, чувство вины и неловкости – вот состояния человека, которые мастерски, как признано всеми, передает английский актер. Макбет, благим матом кричащий о Дункане и кинжалах, Гамлет, прячущийся за остротами и поддельной эксцентричностью, оба они выглядят на фоне леди Макбет и Офелии людьми на редкость нормальными. Конечно, Лир составляет исключение, но ведь Лира, как все мы знаем, никто сыграть и не может, – по крайней мере, ни один британский актер. В том-то и дело.

Разумеется, если повернуть нашу подзорную трубу другой стороной и взглянуть на являющиеся отличительными признаками любого британца стеснительность, борьбу с собственными эмоциями и духовный запор, они тоже могут показаться нам признаками умственного расстройства, и потому мы получим определенные основания для утверждений о том, что как раз актеры-то, такие как я, и есть люди буйнопомешанные, между тем как не склонные к стеснительности, эмоционально открытые актрисы так же нормальны, как чайные ложки.

Но тут пусть уж тезаурус сам решает.

Техническая грамотность

Один знакомый показал мне недавно статью, напечатанную в детской «Книге о чудесах науки» 1930-х годов. Статья эта, выдерживая интонации детского изумления, рассказывала о новом явлении – электрических двигателях. Электрическим двигателям, уверяла статья, предстоит изменить мир. Очень скоро все уже привыкнут к их волшебным свойствам. К статье прилагалась большая, сделанная пером и акварелью картинка, изображавшая «Дом Будущего». На чердаке стоял огромный электродвигатель, от которого во все стороны тянулись приводные ремни – к водяным насосам, газонокосилкам, кухонным миксерам, стиральным машинам, мышеловкам, блендерам и бог знает чему еще.

В одном отношении статья была права: электродвигатели и вправду изменили нашу жизнь. Чего ее авторам предсказать, однако же, не удалось, так это того, что никакой нужды осваиваться с ними у нас не возникло – это им пришлось осваиваться с нами. Вместо огромных, стоящих на чердаках и управляющих всем на свете электрических двигателей мы обзавелись десятками электромоторчиков, разбросанных по нашим домам и работающих так, что мы их даже не замечаем. Видеоплеер, посудомоечная машина, садовая электрокосилка, электрическая бритва и индивидуальный беспроводной массажер – в каждом из них имеется свой моторчик. Как цивилизация мы обладаем большей, нежели финикийцы, грамотностью во всем, что касается электрических двигателей.

Когда в продаже появились домашние компьютеры, прогнозы делались самые отчаянные. «О господи, – восклицали многие, – в продаже появились домашние компьютеры, а я уже слишком стар, чтобы освоиться с ними. Мне и видеомагнитофон-то не по плечу, программировать его приходится моей четырехлетней дочери, – а уж компьютеры…»