Виолетта. Боги феям (не) указ! (СИ) - "Святая"

— Значит ты знаешь, зачем мне был нужен наш брак. — после недолгого молчания, произнес мужчина. — Но не знаешь еще одной причины. Почему я выбрал именно тебя.

— Потому, что ты хотел помощи моего отца и фей, разве не так? — нахмурилась я.

— Не совсем, — тонко усмехнулся мужчина. — Мне предлагали принцессу Темной Империи и все блага этой огромной страны. Но я отказался. Меня попросила очень любящая тебя женщина.

— Не понимаю… — замялась я. С удивлением я смотрела на этого невозможного мужчина, пока дверь в гостиную не начала медленно открываться.

Как в замедленной съемке я смотрела на то, как в комнату входит…

— Что она здесь делает?! — подскочив, прошипела я.

… Иссабелла.

— Знаю, что ты думаешь, но я не она! — воскликнула женщина совершенно другим голосом. Он был мягче и в нем было столько эмоций, сколько от Иссабеллы я не слышала за всю жизнь!

— Кто ты? — я замерла. В то, что эта женщина не Иссабелла я поверила легко. Она медленно распахнула свои крылья и… — Ты фея времени?! — пораженный выдох из груди.

— А еще сестра-близнец Иссабеллы, — мягко и слегка настороженно сделала шаг вперед женщина. Все в ее движениях выдавало нервозность. Будто она вышла на арену с тигром.

— Сестра… что, черт возьми?! — сорвалось с моих уст злое и пораженное. — Чем еще этот ужасный мир собирается удивлять? А что будет в следующий раз? Леопард в туалете?!

— Тебе ведь говорили, Виолетта, — подал голос Даниель. — Что ребенок всегда наследует силу родителей? Всегда. Нет никаких исключений, которые тебе придумали. Ты фея времени. Но Иссабелла фея красоты. Ты физически не можешь быть ее дочерью.

— Иссабелла не моя мать… — я как стояла, так и упала на диван. — Что ж… это хотя бы объясняет то, что мать из нее паршивая. Кто мой отец? Эдвард? — я подняла взгляд на эту женщину. — И как вас зовут?

Напряженно замерев, женщина переглянулась с Даниелем и начала медленно говорить.

— Твой отец тоже, как ты понимаешь, вампир. — выдавила из себя улыбку она. — Ты скоро с ним познакомишься и я обязательно расскажу тебе про него. Меня зовут — Кармелла. Можно просто Кара. А можешь называть мамой, я буду очень рада! — в последнем предложении проскользнул легкий надрыв, будто женщина собиралась плакать.

— Стоп-стоп-стоп! — взмахнула я руками. — Остановитесь! Мне… нужно свалить! — резко подскочив, я выбежала из гостиной, куда глаза глядят.

— Виолетта! — за мной побежала Кармелла. Данаель, конечно, пытался ее остановить, но она догнала меня.

Я резко обернулась.

— Что?! — крикнула ей. Из глаз потекли слезы. Было просто сложно поверить в то, что мама не любила меня ни из-за чего-то, а потому мамой-то она и не была. И еще сложнее было довериться ей, моей настоящей матери. А вдруг и она сделает больно?

Кармелла застыла нерешительно в десяти шагах от меня. И я тоже застыла, смотря на нее заплаканными глазами. И она тоже плакала!

А потом она не выдержала. Сделала нерешительный шаг, а за ним еще два быстрых и перешла на бег. Резко подбежав ко мне, она обняла меня… крепко-накрепко! Я зажмурилась и позволила слезам окончательно пролиться. Я плакала навзрыд в ее тёплое плечо. Она пахла корицей и миндалем. Так приятно! А еще от нее веяло нотками ванили!

— Не сбегай от меня, слышишь?! — тоже сквозь слезы, зашептала она. — Я не могу больше, Виолетта! Прошу тебя, прости меня! Но я больше не отпущу тебя! Не позволю уйти! Прости! Но я не переживу, если снова потеряю тебя!

— Обещай, что никогда не бросишь меня! Обещай! — сжав свои руки на ее талии крепче, воскликнула я

— Я пообещаю тебе гораздо больше, моя маленькая девочка! — зашептала она в мои волосы. — Я пообещаю тебе то, чего не было у меня! — слегка отстранившись она заглянула мне в глаза своими. Наши глаза абсолютно одинаковые! — Я пообещаю тебе безопасный дом. — начала говорить женщина. — Кого-то, кто будет говорить, что любит каждый день. И кого-то, кто будет бороться за тебя не смотря ни на что. Иными словами семью. А остальное решим вместе. Потому, что я хочу, чтобы ты помнила — мама тебя любит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Смотрела на нее и окончательно поняла, что не хочу равнодушие и в себе и в окружающих, не хочу бесчувственности. Хочу любить. И хочу семью! Я доверюсь! В последний раз доверюсь! Но, если ошибусь, мое сердце больше не переживет. И все же я надеюсь, что не ошибаюсь.

— И я люблю тебя…мама. — прошептала я.

***

Тем временем в кабинете короля Нимеции

Молодой мужчина сделал шаг и приблизился к столу Эдварда. Это был темный и опасный мужчина. У него были длинные каштановые волосы до плеч. Пронизывающий черный взгляд. Но куда опасней того взгляда были глаза. Белка в них не было или же был, но абсолютно черный. А сама же радужка глаз была кроваво алой. Мужчина ухмыльнулся, обнажая клыки. Идеальные утонченные и заостренный черты, он выглядел опасно. Подобно зверю!

— Ваша игра с Иссабеллой окончена, — зло рассмеялся мужчина.

Эдвард содрогнулся, его лицо исказила гримаса ужаса.

— Думаю, ты и сам понимаешь, — продолжил мужчина. — Что вы не только украли у нас с Кармеллой наши короны. О-о, нет! Вы позарились на наши жизни, судьбы! И на кое-что гораздо ценней — нашу дочь! И ваше наказание будет столь же жестоким!

— Прошу тебя… — испуганно заблеял Эдвард.

— Но ты не учел одного! — ухмылка мужчины стала еще шире. — Нас с Карой не просто так называют богами! Потому, что мы на самом деле опасны. Кару прозвали богиней правосудие не только из-за имени. А меня… Темным не только из-за цвета моих глаз. — из рук мужчины стал подниматься черный дым. Беспощадно черный дым. Он достиг рта Эдварда и змеей заполз внутрь. В это же время мужчина, сотканный из тьмы, зловеще смеялся.

Он торжествовал и злорадствовал. Но… это не принесло облегчения. Желанная месть не тронула в душе ни-че-го. Это не вернуло ему потерянных лет с дочерью. Во рту скопилась горечь. Она буквально разъедала мозг! Сколько раз он хотел согласиться на предложение Кармеллы и повернуть время вспять? Множество раз. Но еще мужчина помнил, чем может обернуться использование магии времени. Он не хотел терять двух самых дорогих девочек в его жизни! Ни жену, ни дочь! Даже ради дочери он не хотел терять жену. И наоборот!

Сжав руки в кулаки, мужчина убрал свою силу. Вены Эдварда уже чернеют, а черви из тьмы уже бродят по коже. Процесс разложения запустился. Теперь этот ублюдок — живой труп.

— У тебя три секунды, чтобы убедить меня исполнить твое последнее желание. — великодушно бросил мужчина. Кармелла бы сейчас посмеялась бы над его извечным благородством и повторила бы свою любимую фразу "благородный ты мой олень". Но даже после всей той боли и грязи, что ему причинили, этот мужчина не мог ответить тем же. Наказать? Пожалуйста. Но везде должна быть справедливость. Жаль, что не все готовы оценить ее.

— Да пошел ты! — плюнул в его сторону Эдвард, но не попал.

Мужчина скривился. Это так в духе этих смертных. И нынешних вампиров. Он уже успел оценить, во что превратил Эдвард ранее благородных вампиров.

Еще при правлении Темного — вампиры считались самой романтичной и благородной расой. Они могли годами ухаживать за девушками и петь им серенады под окном. Самые романтичные и благородные. Самые обходительные и вежливые мужчины. И самые трепетные и нежные матери. Самые сексуальные женщины в мире! А что теперь? Кровососы, убийцы, насильники!

Мог бы… Темный сам бы их всех уничтожил бы!

Ничего не сказав, Темный вышел из кабинета и скривился с омерзением.

К нему приблизился его давний и самый верный друг — Теймураз. Он был вампиром. И все эти годы помогал в раскрытие заговора.

— Приказать о возвращении настоящего короля?

— Ты совершенно не жалеешь, что помог мне… свергнуть твоего сына? — слегка даже удивился Темный. Он с трудом мог понять это, но Теймураз всегда был слишком мудрым.

— Я отцом был, — с философской мудростью произнес он. — Был великим. Я вампиром был, друг мой. Ох, каким я был… и каким я стал? Говорят, что дети наши, что растут как цветы — плоды нашей жизни. Я пал. Я отец ужасный. И вампир я тоже никакой. Заговор под носом и не заметил. И гниль в своем плоде не заметил. Тут, согласен, виновен. Но кары сына я возлагать на себя не буду. Уже его путь это. Не мой. Моя лишь вина в воспитании — и эта вина всей жизни груздем упадет на мои плечи. Она и станет карой. Как и вечная скорбь.