Магический круг - Кэтрин Нэвилл

Тот, кто может общаться с воплощенным и зримым миром, сливаясь с ним чувственно, сладострастно и грешно, однако осознает одновременно не менее тесную связь с миром духовных понятий, — тот, подобно магу или колдуну, способен сделать прозрачным зримое воплощение, дабы проявилась его внутренняя духовная сущность.

Томас Манн

Звезды подвластны человеку, если ему подвластна высшая мудрость. Человек, способный повелевать небесными и земными силами, является магом. Магия есть не колдовство, но высшая мудрость.

Парацельс

В собственном магическом круге странствует этот чудесный человек и увлекает нас за собой, приобщая к своим чудесам.

Иоганн Вольфганг Гёте

Вольфганг хотел «подготовить» меня к встрече с Дакианом Бассаридесом. Но разве хоть что-то могло бы подготовить меня к событиям последних двух недель? И вот новое потрясающее откровение: вполне возможно, что мой невыносимо высокомерный отец на самом деле является отпрыском тайного любовника моей бабушки, а вовсе не законным наследником Иеронима Бена.

Видимо, Вольфганг понял, что мне необходимо слегка успокоиться и прийти в себя, поэтому мы в полном молчании прошли через лабиринт мощеных улочек к кафе «Централь». Я была сыта по горло всеми этими сюрпризами, всплывающими из прошлого моей великолепной семейки. Да вдобавок еще каждый новый факт порождал новые вопросы. Например, если Дакиан Бассаридес действительно мой дед и Иероним Бен знал об этом, то почему Иероним лелеял моего отца Огастуса как зеницу ока, предпочтя его не только приемному сыну Лафу, но и своим родным, законным детям Зое и Эрнесту?

С учетом новых поворотов сюжета получалось, что Дакиан Бассаридес то и дело оказывался на главных ролях. К примеру, если Пандора, по нашим с Сэмом предположениям, разделила свое наследство среди членов семьи Бен так, чтобы никто из них не знал, кто и что получит, то вполне вероятно, что теперь в живых остался только один человек, способный ответить, кому какие манускрипты достались, — ее душеприказчик Дакиан.

Я припомнила, что дядя Лаф, излагая свою версию семейной саги, описывал Дакиана как своего учителя музыки, красивого молодого кузена Пандоры, который разрешил им покататься на карусели в Пратере, а позже отправился за компанию с Пандорой, ее приятелем Везунчиком и детьми в Хофбург, взглянуть на копье Карла Великого и на меч Аттилы, царя гуннов.

Такова была историческая канва, не восполняющая никаких пробелов. Впрочем, один пробел Лаф, наверное, просто забыл восполнить. Вполне зримо воспринимая рассказ о той карусельной прогулке в Пратере, можно было сделать очевидный вывод, что Дакиан поддерживал с Везунчиком такие же дружеские отношения, как и с Пандорой. И позже в музее именно он ненавязчиво, но своевременно спросил о том, «какие еще реликвии нужно найти», благодаря чему выяснилось, что Гитлер числил среди священных предметов какие-то блюда и орудия и уже занимался их поисками в известных местах.

Но если кузен Пандоры и правда был в центре всех событий, как намекнул Сэм и как я сама уже начала понимать, то каким образом выпала Дакиану Бассаридесу эта звездная роль?

Кафе «Централь» находилось в стадии завершения ремонта. В глубине еще, видимо, проводились в неурочное время какие-то работы, о чем свидетельствовали остатки опилок. Но кафе значительно изменилось, стало светлым и просторным; исчезли запомнившиеся мне с последнего посещения Вены темные стенные панели, ворсистые обои и тусклые канделябры.

Когда мы проходили по залу, уличный туман уже рассеялся; бледный свет вливался через большие окна и поблескивал на стеклах оправленных медью витрин, украшенных изобилием венских кондитерских изделий. За мраморными столиками, разбросанными по нижнему залу, на жестких стульях сидели посетители, почитывая газеты, подшитые к полированным деревянным держателям и выглядевшие такими свежими, словно их только что накрахмалили и отутюжили. Раскрашенная гипсовая статуя почтенного венского обывателя традиционно украшала один из столиков возле двери: он все так же сидел в одиночестве перед гипсовой чашечкой кофе.

Мы с Вольфгангом прошли в глубину кафе, к находящемуся на более высоком уровне обеденному залу, где столы в открытых кабинках, удостоенные хрустящих белых скатертей, поблескивали столовым серебром и кувшинами со свежесрезанными цветами. Метрдотель провел нас к столику, убрал табличку «Заказан» и удалился, чтобы распорядиться насчет заказанных нами вин и минеральной воды. Когда прибыли напитки, Вольфганг сказал:

— Я надеялся, что он уже здесь.

Вино помогло мне снять напряжение, но мысли Вольфганга явно витали где-то далеко. Он то и дело окидывал взглядом зал, как-то нервно складывая и раскладывая салфетку.

— Извини, — сказал он. — Поскольку мы прижгли позже, то, возможно, он уже где-то здесь. Позволь, я попытаюсь выяснить это. А ты пока можешь заказать нам легкие закуски или устриц для начала. Я пошлю к тебе официанта.

Встав, он еще раз окинул взглядом зал и удалился, оставив меня за столом в одиночестве.

Изучая меню, я спокойно потягивала вино. Не знаю, сколько прошло времени, но как раз, когда я подумала, не отправиться ли мне самой на поиски официанта, на стол упала чья-то тень. Подняв глаза, я увидела высокого мужчину, облаченного в зеленое суконное пальто. Широкополая шляпа затеняла лицо от света, льющегося из задних окон, поэтому я не могла разглядеть его черты. Кожаный рюкзачок, очень похожий на мой собственный, был небрежно закинут на одно плечо. Он поставил сумку на пол возле того места в нашей кабинке, которое недавно освободил Вольфганг.

— Вы позволите присоединиться к вам? — мягким голосом спросил он.

Не дожидаясь моего согласия, он расстегнул пальто и повесил его на ближайшую вешалку. Я беспокойно оглянулась, пытаясь понять, что могло задержать Вольфганга. Тихий голос добавил:

— Я только что виделся с вашим другом господином Хаузером в кухонных кулуарах. И взял на себя смелость попросить его оставить нас с вами наедине.

Я уже хотела возразить, но тут он устроился напротив меня и снял шляпу. Впервые мне удалось ясно увидеть его лицо. Я обомлела.

Таких лиц мне еще не приходилось видеть. Подвергшееся воздействию времени, подобно древнему камню, оно тем не менее являло собой неподвластный времени слепок яркой красоты и огромной выразительности. Его длинные, почти черные волосы, лишь слегка оттененные серебром, были убраны назад, открывая волевой подбородок и высокие скулы, и падали тяжелыми косами на спину.

Одет он был в стеганый кожаный жилет и рубашку с широкими белыми рукавами и открытым воротом, позволявшим видеть висевшие на шее бусы, затейливо вырезанные из разноцветных камней. Жилет украшала вышивка с изображениями птиц и животных ярких и насыщенных цветов: шафран, кармин, лазурь, темно-фиолетовый, алый, тыквенно-оранжевый и светло-зеленый — цвета первобытного леса.

Насыщенность цвета его старых глаз под густыми бровями могла сравниться лишь с редчайшими драгоценными камнями, полуночно-эбеновыми заводями, отливающими сливовой синью и изумрудной зеленью, в глубине которых горел загадочный темный огонь. Я слышала о нем много рассказов, но описание Вольфганга показалось мне самым точным.

— От твоего взгляда, моя дорогая, я окончательно смутился, — сказал он, вдруг переходя на родственное «ты».

Не успела я ответить, как он наклонился ко мне и небрежно забрал у меня из рук меню, реквизировав также и бокал с вином.

— Я позволил себе еще одну вольность, — сообщил он тихим выразительным голосом с необычным акцентом. — Привез немного вина из моих авиньонских виноградников на берегу Роны. Я заранее оставил вино на здешней кухне, чтобы — как это у вас говорится? — дать ему подышать. Перед уходом наш друг Вольфганг настоятельно просил, чтобы я хорошенько накормил тебя, поскольку вы не ели целый день. Надеюсь, ты не возражаешь против Tafelspitz?

Официант ненавязчиво поставил на наш столик новую бутылку и чистые бокалы, налил вина и мгновенно исчез, как только Дакиан вновь заговорил:

— Поскольку ты являешься моей единственной наследницей, то все мои виноградники и винные погреба однажды перейдут к тебе, так что я рад тому, что ты сейчас познакомишься с ними. А сам я в восторге от знакомства с тобой. Должен ли я официально представиться? Я твой предок, Дакиан Бассаридес. И на мой взгляд, такая очаровательная внучка дороже самых изысканных вин департамента Воклюз.

Святое дерьмо, подумала я, когда мы чокнулись бокалами. Только очередного наследства мне сейчас и не хватало. Если все мои наследства окажутся подобным последнему, то, боюсь, я не успею дожить даже до того, чтобы заплатить за них налоги!