Сойти с ума. Краткая история безумия - Юрий Владимирович Каннабих

часом больной успокаивался.

Брозиус (Caspar Max Brosius, 1825–1910) родился в Бургштайнфурте, учился в Мюнстере, в Грейфсвальде и Бонне. Защитив диссертацию в 1848 г., он получил звание врача, после чего поступил ассистентом в частную психиатрическую лечебницу Эрленмейера, которая и дала ему психиатрическую подготовку. Когда в 1859 г. Костер основал журнал под заглавием «Друг душевнобольного», Брозиус сделался его соредактором и потом, с 1878 г. по 1898 г., самолично вел это издание, посвященное главным образом различным вопросам бытовой психиатрии. В многочисленных статьях Брозиус проводил идею «патронатов» для оказания помощи выписываемым больным. Его мысли получили применение прежде всего в Голландии и только уже значительно позже, в самом конце века, в Германии. Он был очень близок к идее психиатрического диспансера в его самых общих чертах.

Самым убежденным сторонником но-рестрента в Германии был Людвиг Мейер (1827–1900). Первоначально воспитанник Боннского университета, Мейер должен был скоро покинуть его, так как принял слишком деятельное участие в революционном движении 1848 г. Дальнейшее медицинское образование он получил в Вюрцбурге и в Берлине. Он быстро усвоил себе идеи Вирхова, деятельность которого в то время сосредоточивала на себе внимание всего медицинского мира. Когда Мейер, в силу случайных обстоятельств и отчасти против собственной воли, сделался ассистентом психиатрической клиники берлинской Шаритэ, он принес туда вполне сложившееся естественно-научное мировоззрение. Психиатрической клиникой заведовал в то время знаменитый Иделер. Можно представить себе, каково было отношение Мейера к лечебным приемам этого представителя школы «психиков». Не раз рассказывал Мейер впоследствии, как душевнобольных специально расставляли вдоль стен большого зала и как потом появлялся Иделер и пылкой речью, уснащенной философскими аргументами и цитатами, старался воздействовать на «погрязшие в заблуждениях» мысли больных. За столом посреди зала сидела группа ассистентов, всегда готовых в нужный момент вскочить и подать помощь, если какой-нибудь «любопытный» больной слишком близко подойдет к оратору.

Мейер по своим теоретическим воззрениям всецело примыкал к Гризингеру. С ним вместе выступал он против Лэра, Флемминга и Дамерова, взгляды которых — поскольку дело шло об их противодействии но-рестренту — казались ему большим препятствием для прогресса психиатрии. Во время своей службы в качестве старшего врача психиатрического отделения городской больницы в Гамбурге Мейер выступил с практическими реформами в духе Конолли. Он приказал вынести из палат и коридоров смирительные рубашки, кресла, ремни и т. д. Мейер считал, что если насильственные меры в каком-нибудь учреждении вообще дозволены, они как-то сами собой стихийно развиваются дальше в бесчисленных вариантах. Начинания Мейера не встречали поддержки. Большим удовлетворением было для него, когда в 1864 г. ему удалось открыть в Фридрихсберге совершенно новое психиатрическое учреждение, построенное по его планам; через некоторое время оно сделалось, по выражению Менкемеллера, «оазисом но-рестрента» в Германии. В 1866 г. мы видим Мейера ординарным профессором первой германской психиатрической клиники в Геттингене. Одной из его любимых идей было, что психиатрическая больница по своему устройству ни в чем не должна отличаться от больницы общего типа. До конца своей жизни он был борцом. Когда однажды в повестку заседания Германского психиатрического общества был включен доклад «Вопрос о системе но-рестрент», Мейер перестал посещать собрания общества, так как считал, что такого вопроса уже больше не существует. Мейер, первый из немецких психиатров, читал лекции по судебной психиатрии юристам, часто и охотно участвовал в экспертизах и своими научными работами, а также всей своей личностью оставил крупный след в германской психиатрии.

Третьим неутомимым пропагандистом но-рестрента был Гризингер, продолжавший развивать те мысли, которые он впервые высказал в небольшой заметке по поводу перевода Брозиусом книги Конолли. Он сам испробовал эту систему сперва в маленькой лечебнице в Цюрихе, а потом и в Шаритэ, где его поддерживали молодые врачи Вестфаль и Ястровиц. Первый номер только что основанного им Archiv f. Psychiatrie открывался статьей Гризингера о но-рестренте.

Вот некоторые отрывки из этой статьи, а также соответствующие места из его «Патологии и терапии душевных болезней»:

«Да, вопрос теперь решен и притом совершенно в пользу системы но-рестрент. Великая реформа приведена теперь в исполнение во всех английских общественных заведениях для умалишенных; успех ее очевиден, и имя Конолли будет во все века занимать почетное место возле имени Пинеля, дело которого он довершил…

Эта система предполагает многочисленную, умную, деятельную и добродушную прислугу, но еще в большей степени — врачебную деятельность, вытекающую только из сильной любви к своему делу, терпения и самоотверженности».

«В период первого издания этого сочинения я был еще под влиянием возражений немецких психиатров против системы но-рестрент; в душе я сочувствовал реформе, но был не в силах опровергнуть доводы, приводимые против нее. С тех пор опыт взял на себя это опровержение от одного конца Англии до другого; я сам видел применение этой системы в нескольких больших английских заведениях и убедился окончательно. Правда, мне случилось видеть окровавленный нос в одном из домов, заключавшем в себе до 1000 больных, и слышать звон выбитого стекла; но то же самое встречается, как всякий знает, и в местах, где горячечная рубашка и горячечное кресло принадлежит к ежедневному лечению больных… В Генуэлле, при населении, выросшем мало-помалу до 1000 человек, в течение 21 года не было ни одной связанной руки или ноги ни днем, ни ночью. Кольней-Гэтш, громадное заведение с 1200 больных, открыто в 1849 г. и до сих пор в нем не понадобилось еще понудительных средств. Бедлам и госпиталь св. Луки, принимающие преимущественно острые случаи, ввели у себя уже давно систему но-рестрент, и она стала истинным благословением для этих столь печальных прежде домов. Ни одному заведению, принявшему новую систему, не пришлось вернуться к прежнему способу лечения и понудительным средствам. Нельзя также говорить, что в системе но-рестрент заключение в изолятор есть «то же насилие», заменившее горячечную рубашку. Из 5000–6000 больных в разных английских домах для умалишенных Морель нашел не более трех в изоляторах, и те оставались там весьма короткое время. Пусть сравнят эту цифру с числом заключенных по камерам в других континентальных заведениях, где от долгого сиденья больные успели даже полюбить свою келью; пусть сравнят далее число одетых в горячечную рубашку и затем уже пусть смотрят на систему но-рестрент свысока, как на пустую мечту. Также неосновательны, конечно, уверения, что эта система скорее годна для англичан, привыкших подчиняться законному порядку, чем для сумасшедших на континенте. До Конолли и в Англии были убеждены, что с сумасшедшими нельзя обойтись без самых энергических понудительных мер. До 1843 г. в Бедламе и в госпитале св. Луки привязывали больных целыми рядами к стене вследствие их мнимой неукротимости. Наконец, пора перестать уверять, что употребление