Страна багровых туч. Глиняный бог - Аркадий Стругацкий

Быков отчетливо ощутил в груди холодок нехорошего предчувствия.

— Очень странно оборвалась связь, — продолжал Ермаков, словно размышляя вслух. — Репродуктор загудел, и я почти перестал слышать Крутикова. Но мне показалось, что он окликнул меня как-то… взволнованно. Слишком взволнованно… Потом наступила тишина. И теперь третьи сутки молчит.

Он наклонился к уху Быкова. На мгновение его глаза засветились в сумраке кабины, как у кошки.

— Так или иначе, одну карту я отдаю вам. Спрячьте и держите при себе. Все время держите при себе. Вторая останется у меня, я кладу ее вот сюда, в столик. Что бы ни случилось, держите курс на болото. Не ищите новой дороги. Нам незачем терять время. Держите курс на “Хиус”. И только если “Хиуса” на болоте не окажется… Быков затаил дыхание.

— Впрочем, я надеюсь на лучшее, — закончил Ермаков таким тоном, что Быков понял: командир почти не надеется на лучшее.

Несколько секунд они молчали.

— Вот и все, что я хотел вам сказать. Держите курс на болото! — Ермаков негромко кашлянул и повернулся к приемнику.

“Мальчик”, подминая под себя каменное крошево, снова двинулся с места. Быков уже не обращал внимания на стоны Юрковского. Стрелка спидометра поползла за тридцать. Транспортер набирал скорость.

“Хиус”,— думал Быков. — Михаил Антонович… Неужели беда? Неужели планетолет погиб?”

Хрипит несчастный Дауге, запрокинув осунувшееся лицо в пятнах нездорового румянца. Жуткая, непостижимая болезнь. Что это? Не помогают никакие средства. “Горячка, которая загубила экипаж чешского корабля”,— сказал Юрковский. Песчаная горячка. Но почему ею заболел только Иоганыч? Здесь, в “Мальчике”, все они были в равных условиях. Правда, там, в скалах, когда они искали пропавшего Богдана, Дауге однажды вылез наружу без скафандра и наглотался пыли… Но… если это песчаная горячка, та самая, то Иоганычу, славному, честному Дауге, будет очень плохо. Ермаков сказал: “Голубое небо лечит все болезни лучше любого врача”. Ну, а если они еще не скоро, очень не скоро увидят голубое небо?.. Бедный Иоганыч!

Разболелись глаза. Быков оторвал левую руку от клавиш, осторожно потер набухшие веки.

— Болят? — спросил неожиданно Ермаков.

— Да. Беспокоят…

Ермаков осторожно перебрался на сиденье рядом, глянул на спидометр. Сорок пять километров в час. Мало. Транспортер подпрыгнул, дробя камень, лязгнул гусеницами. “О черт!” — простонал сзади Юрковский. Стрелка спидометра дрожала уже около семидесяти…

…“Мальчик” был недалеко от скалистой гряды, когда Быков заметил впереди на пути движения красные пятна и полосы с мерцающим над ними тяжелым лиловатым паром. Необычайный огненный поток преграждал “Мальчику” дорогу. Быков остановил транспортер и вполголоса позвал Ермакова. Некоторое время они оба, склонившись над смотровым люком, молча вглядывались в странное явление.

— Попробуем пройти? — спросил наконец Быков.

Ермаков неопределенно помотал головой:

— Нет… Не стоит. Лучше попытаться миновать стороной.

— Что это может быть? — Не знаю… Подведите машину поближе.

“Мальчик” тихонько прополз метров двести и остановился. На черной почве ярко-красным светом мерцали извилистые полосы. Вдали, за пеленой лиловой дымки, они сливались в сплошное малиновое пятно. Казалось, откуда-то выливается, покрывая пустыню, раскаленная лава. Быков заметил, как медленно, почти неуловимо для глаза, красное поле приближалось к большому черному валуну. У его подножия оно поднималось, вспучивалось, наползая на камень…

— Оно движется, — пробормотал Ермаков.

Валун исчез под красным шевелящимся тестом.

— Что за черт!

— Выйдем, посмотрим, — решительно предложил Ермаков. Он быстро поднялся и, невольно застонав, снова рухнул в кресло. — Нет, я не ходок… Будите геологов, Алексей Петрович.

Они не сразу покинули транспортер. Чем-то зловещим веяло от этой малиново-красной светящейся массы. Даже Юрковский промолчал, когда Быков проговорил осторожно:

— Можно подойти и исследовать эту штуку манипуляторами…

— Можно, — неуверенно подтвердил Дауге. — По-моему, это не лава…

Ермаков нагнулся и, морщась, пощупал ногу.

— Будьте осторожны. При малейшей опасности возвращайтесь в транспортер. Вы всегда успеете уйти. Оно движется медленно.

Перед дверцей в кессон Быков оглянулся. Ермаков, ссутулясь, сидел за пультом, не отрывая глаз от багровой полосы за смотровым люком. Он не надел спецкостюма, и Быков видел в розоватом свете экрана его пальцы, крепко стиснутые в кулаки…

Трепещущая масса двигалась сторонами, охватывая транспортер огромным полукольцом. Длинные рукава, выброшенные вперед, словно ощупывали почву. Мерцающий лиловый туман поднимался над всем этим шевелящимся красным ковром. В наушниках гудела далекая Голконда, раздавался ровный скрипящий шорох: багровый поток волочил за собой камни, осколки валунов.

— Удивительно похоже на живое существо, — пробормотал Дауге.

— Не говори ерунды, Григорий… — сказал Юрковский.

— Это живое существо — посмотри на щупальца: они ищут дорогу среди скал…

— Ничего они не ищут…

Дауге наклонился, поднял булыжник и, сказав: “А ну, была не была!” — швырнул его в красную массу. Быков, не успевший его остановить, весь собрался, готовый к любым неприятностям. Но ничего не произошло. Камень упал на красную поверхность, подпрыгнул, прокатился немного и остановился, чернея. Вокруг него поднялись струйки розоватого дыма. Потом камень исчез, словно растаял, — красная масса всосала его.

— Температура нормальная, — сообщил Юрковский, рассматривая ручной термометр, — пятьдесят четыре и три. Для этих мест — вполне нормальная. Это не лава.

Они подошли совсем близко. Стена лилового тумана поднималась прямо перед их глазами; еще несколько шагов — и они ступили бы на поразительный малиновый ковер.

— Не стоит дальше, — сказал Быков, — у меня в шлеме счетчик радиации с ума сходит.

— Н-да-а, — протянул Иоганыч останавливаясь. — Радиация усиливается. Эта штука излучает, Володя…

— Вижу, — буркнул Юрковский, опускаясь на корточки и внимательно рассматривая край багрового потока.

Почву покрывала толстая светящаяся пленка — очень тугая на вид, ноздреватая, как губка. Она медленно ползла по земле, местами вспучиваясь, выворачивая камни из песка.

— Толщина — сантиметров пятнадцать, — определил Юрковский, наблюдая, как пленка наползает на острый осколок камня. — Это не живое существо, Гриша! Оно совершенно равнодушно к внешним раздражениям.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});