Лучший друг девушки - Вера Кауи

Ко многим вещам он относился преувеличенно пылко, но, когда вопрос стоял об искусстве, распалялся добела. Другой областью пылкой его страсти был секс, и здесь он явился для Роз истинным открытием. Его совершенно не смутил тот факт, что она оказалась девственницей. Когда Роз заявила ему, что не нравится мужчинам, он ответил:

– Меня это совершенно не удивляет. Ты способна запугать любого, даже не представляя себе этого, а страх гасит любые эротические порывы молодых людей, и без того неуверенных в своем успехе у противоположного пола. Я же, во-первых, уже далеко не молод, а, во-вторых, никогда не боялся женщин.

– Охотно этому верю, – дерзко парировала Роз. – Перед лицом великого искусства ты робок, как агнец, зато перед женщинами нагл до безумия.

– Не нагл, – воспротивился он, будучи щепетильным не только в выборе мазка, но и слова, – просто уверен в себе.

– Как это? – не поняла Роз. – У тебя всегда такой вид, будто тебя только что, причем совершенно случайно, занесло в дом ветром.

– Именно это и нравится многим женщинам. У них мгновенно появляется желание взять меня в свои руки, почистить и пригладить.

– Это вовсе не то, что имею в виду я!

– Потому-то я здесь. У меня уже однажды была мамочка, и к тому же очень хорошая, больше не требуется, спасибо.

– А жена?

– Моя истинная жена – искусство. Будь у меня еще и другая, одной из них пришлось бы пренебречь, а это, согласись, повлекло бы за собой множество неприятностей.

Его темно-карие, цвета рома, глаза задумчиво уставились на нее.

– Но я вовсе не желаю никаких неприятностей, хотя явно играю с огнем. Преподавателям университета, даже ассистентам профессора, каковым я являюсь, возбраняется вступать в связь со своими студентами, даже с самыми блестящими и способными.

– Поэтому я и сняла этот домик в Соселито по другую сторону бухты. Никто из моих университетских знакомых сюда не забредает.

– С какой изумительной легкостью ты расправляешься с превратностями судьбы.

– Я же тебе уже говорила: бабушка оставила мне кой-какие сбережения.

– Думаю, явно больше, чем «кой-какие».

– Хорошо, явно больше, чем кой-какие. На мое имя перечислен небольшой фонд, благодаря которому я оплачиваю и свое образование, и этот дом, и все, что мне необходимо для жизни. А ты бы предпочел, чтобы я жила в общежитии при университете?

Роз говорила правду, однако далеко не всю. «Малый» ее фонд давал ей чистый доход в сто тысяч долларов в год, выплачиваемых ей поквартально. Семейные адвокаты Рэндольфов разъяснили ей, каким образом она по достижении восемнадцатилетия сможет распоряжаться своим «малым» фондом; во владение «большим» фондом, дающим ей чистый доход в четверть миллиона долларов в год, она вступит, когда ей исполнится двадцать пять лет. К тому времени, если ее образ жизни удовлетворит опекунов, другими словами, если не возникнет и тени намека на скандал, связанный с ее именем, она сама будет введена в состав опекунского совета, ворочавшего многими миллионами долларов, составляющими вверенные совету капиталовложения Рэндольфов. Обретя такое право как один из Рэндольфов, определенную часть года она будет проживать в «Кингз гифте».

Ничего об этом Питер Дзандас не должен был знать. Ведь как ни крути, все же он был радикалом.

– Еще по бокалу Маргариты? – спросила она свою тетку.

– Нет, если на ленч будет вино.

– Будет.

– Тогда лучше не надо. Мне еще преодолевать мост через Золотые Ворота, когда буду возвращаться в Сан-Франциско.

Во время ленча Тони восторженно прогудела:

– Бог мой, вот это семга! Мой шеф непременно должен брать у тебя уроки. А твой дружок знает, кто ты и что ты?

– Нет, а потому веди себя соответственно. Он знает, что у меня есть кое-какие деньги, но сколько именно, понятия не имеет. Богатеньких он не жалует из-за их отношения к искусству. Питер рассматривает всех и вся только в этом свете.

– Надо же, а у меня его вообще нет.

– Нормально. Ему, правда, станет тебя очень жаль и он постарается показать, как много ты теряешь в жизни.

– Ты боишься его потерять и потому не хочешь, чтобы он все знал о тебе?

– Не думаю, что он, возмущенный до глубины души, тут же сбежит от меня, – честно призналась Роз. – Но его это разочарует. А мне бы хотелось избежать последнего.

– А ведь совсем недавно ты критиковала мать за то, что она во что бы то ни стало старается сохранить в семье мир.

– Я это делаю не для того, чтобы сохранить мир между нами. V нас бывают такие ссоры, что только пыль стоит столбом. Я это делаю, чтобы сохранить Питера.

– Значит, ты в нем не уверена.

– Во всяком случае, не настолько, насколько он во мне.

– А, значит, один из тех, – сказала Тони, ставя на место недостающий штрих.

– Объясни, что ты имеешь в виду под «одним из тех».

– Человека, который уверен, что женщина никогда не подведет его, с которым она носится как с писаной торбой, а он, знай себе, сидит да поплевывает. И ему вовсе не надо выглядеть, как Пол Ньюмен.

– Он им и не выглядит, – со смехом заверила ее Роз, – а в остальном ты точно обрисовала его портрет.

– И тем не менее, из всей массы он выбрал именно тебя.

Тони заметила, как румянец залил щеки ее племянницы. Значит, она точно втюрилась в него по уши, пришло ей в голову. Своим замечанием она имела в виду невысказанный вопрос: «Интересно, а почему он выбрал именно тебя?» Прежняя Роз мгновенно бы взъерепенилась от такого предположения. Нынешняя же приняла это за чистую монету, за комплимент. Любовь зла, подумала Тони, даже Роз не пощадила...

– Как она там и что он из себя представляет? – чуть позже спросила Ливи у сестры, сидя в ее номере люкс в гостинице «Стэнфорд корт». В голосе ее звучало беспокойство, и это не было наигранным чувством. Свою старшую дочь она не видела уже три года и, помимо докладов Джеймза, с помощью которого узнавала о каком-то положении дел, она решила использовать сестру. Ей необходимо было убедиться в том, что Роз пребывала в добром здравии, что ей было хорошо, даже весело, чтобы хоть таким путем искупить перед ней свою вину, так как она все же очень любила своих детей и волновалась за них, вовремя не получая исчерпывающих сообщений об их состоянии от людей, которые были наняты присматривать за ними.

Узнав, что Тони едет в Сан-Франциско, она попросила ее обязательно заехать к Роз, хотя Тони и сама намеревалась сделать это.

– Господи, Ливи, она же моя племянница, к тому же любимая. Конечно, я заеду к ней. А почему бы тебе не поехать со мной?

Ливи тотчас спасовала.

– О нет, Роз четко дала понять, что у нее нет ничего общего ни со мной, ни с миром, в котором я живу. Я не желаю явиться непрошеным гостем туда, где меня не хотят видеть.