Иерусалим - Денис Соболев

— А не начистить ли ему пятак, — задумчиво сказал Марголин, глядя на закрытую дверь.

— Мне кажется, — ответил я, — что у нас есть цель, и она не в этом.

— Но с другой стороны, — продолжил он, — если, скажем, сломать ему руку или просто дать по рогам, это же явно пойдет ему на пользу. Он, например, перестанет хамить незнакомым людям.

К счастью, неожиданно открылась соседняя дверь, и на нас опрокинулся поток словоохотливости и любопытства.

Соседи рассказали нам о том, что Владимир Завадский, единственная дочь которого жила с мужем где-то в Штатах, действительно прожил рядом с ними почти пять лет; как нам и сказал Феликс, он работал инженером на одном из оборонных заводов Негева. Он был выходцем из Ленинграда, и после его смерти остались три шкафа ненужных книг. Около года назад его увезла «скорая» с диагнозом «сердечный приступ», и в следующий раз соседи встретились с ним уже на похоронах. Вот, пожалуй, и все.

— У него было больное сердце? — спросил я.

— Да нет, — сказали они, — вроде как никогда не жаловался.

— А как он вел себя незадолго до смерти? — спросил Марголин. — Может, был обеспокоен, возбужден, испуган?

Они задумались.

— Тогда мы этого не замечали, — сказал сосед, — но сейчас, когда вы спрашиваете, похоже, что-то такое и правда было. Волновался он, что ли, да и на улице иногда оглядывался.

— Я думаю, — сказала жена соседа, — он уже знал, что у него больное сердце, и, как всякий одинокий человек, боялся плохого исхода.

Координат его дочери у них не было, и они сказали, что на похороны она не приезжала.

— Три оборванные нити, — сказал Марголин, выходя. — Ну что, у тебя еще есть сомнения?

Они у меня были, и я посмотрел на сверкающее голубизной небо.

Мы молча прошли сквозь несколько неотличимых кварталов и вышли к центру.

— Какая страшная смерть, — сказал Марголин, подумав.

Улеглись на траву прямо посреди города; мимо нас проезжали машины, проходили подростки; потом совсем недалеко уселись несколько школьниц. Я подумал про пустынные холмы по ту сторону унылых улиц Мицпе-Рамона — холмы и скалы, бесплодные и однообразные, скрывавшие не только волшебные цветные пески Каньона Рамон[176], но и тесные оазисы, разлапистые тенистые деревья и цветы. Чуть позже мы снова встали и вышли на край города, к отвесному обрыву, обнажавшему необъятный и величественный провал пустыни, долину, уже окутанную огромными послеполуденными облаками. Мы просидели там довольно долго, пока солнце не окрасилось в багровый цвет, а одна из гор на юге, на горизонте, стала похожа на задранную голову Нимрода. И тогда я сказал, что пора возвращаться.

Пойманная нами попутка довезла нас до деревни Машабей Саде, а потом уже без нас повернула на запад, в сторону Сектора Газы. Довольно долго дорога оставалась пустой, неожиданно подул холодный ветер, и мы услышали дальнее мычанье; вокруг нас снова лежал Негев — скалистый, темный, таинственный и чудесный. «Это ночь Ура Халдейского, — подумал я, — призрака Авраама». Лежа на спине, я смотрел на черное небо, на яркие сверкающие точки звезд; и чем холоднее был ветер, чуть пыльный и все еще весенний, тем ярче казались ночные звезды. Душа медленно наполнялась покоем, счастьем, пустотой. Замерев от упоения, я незаметно погружался в тишину пустыни; а потом на меня нахлынула волна радости, тайного ликования, как если бы время вздрогнуло и неожиданно остановилось.

— Что-то едет, — закричал Марголин. — Там что-то едет!

За рулем был киббуцник, который и довез нас до Беер-Шевы, прямо до дома Барсука; и на заднем сиденье потрепанной кибуцной «Субару» стоял ящик со сливами.

— Это для вас, — сказал он; а потом, когда мы уже выходили из машины, спросил: — Там что-нибудь осталось?

— Да, — ответили мы, потому что это была правда.

Младшая Стрелка поцеловала меня и сказала, что если я не буду к ней клеиться, она накормит нас замечательными макаронами с соусом «Тысяча островов».

6

— Три оборванные нити, — сказал Марголин, когда мы были в Мицпе-Рамоне, и он ошибся.

Позднее одна из этих нитей получила продолжение довольно неожиданным образом, связавшись не только с нашими домыслами и смутными догадками, но и с долгой традицией вымыслов и мифов, опутывавших копье Лонгина, и с летней ночью — раскаленной и прозрачной, хотя уже и не той незабываемой холодной весенней ночью на обочине дороги в пустыне Негев.

— Ты будешь на «Роге дракона»? — спросил меня Рыжий.

— А когда это будет? — ответил я вопросом.

— В конце августа, — объяснил он.

— Тогда да, — сказал я.

Потом выяснил, что игра будет по «Семи драконам» Джеймса Джарма. Я взял у Рыжего первый и восьмой том цикла и в ближайшую же субботу взялся их читать. Из первых же двухсот страниц я узнал, что герой книги, юный начинающий маг, чьи родители погибли при невыясненных обстоятельствах, живет в городе, разграбленном и частично уничтоженном драконами во время многочисленных набегов; он, как и немногие уцелевшие жители, поначалу ютится по чердакам и подвалам. Позднее, повзрослев, он знакомится с говорящим крыгом по имени Джабагурдуамбурт, сокращенно Джабу, и вместе с ним отправляется искать счастья и магической учености в сопредельное королевство, которое, впрочем, в последнее время тоже все больше страдает от драконов-отморозков, как их называл переводчик, не признающих драконьего закона. Там его усыновляет старый маг, который тоже довольно быстро погибает, а потом принимает на службу князь одного из местных улусов. На этом месте я потерял нить повествования окончательно и заметил, что мои глаза слипаются, а строчки становятся все длиннее и уплывают куда-то в пустоту; я собрался с силами, несколько раз закрыл и открыл глаза и, перелистав еще двести страниц, обнаружил, что нахожусь на военном совете.

— Они будут наступать с запада, — сказал королевский воевода, — на востоке ворота очень узкие, и их крылья будут цепляться за стены.

— Вы не видели их в бою, — ответил я, и Джабу согласно кивнул, — сила удара их крыльев такова, что большая часть башен рушится уже от нескольких ударов.

— Нам нужен великий маг, — сказал король задумчиво, — из тех, что населяли Бугарду в древние времена.

Мастер недовольно хмыкнул.

— Бугарды не существует уже пять тысяч лет, — ответил он с лицемерным поклоном, — и я сомневаюсь, что она когда-либо существовала.

— Ваше Величество, — Гимардус подошел к королю и встал перед ним, опираясь на воздух так, что всем стало понятно, что он опирается на отсутствующий двуручный меч, — только клинки воинов Хвадвобраса защитят наши дома. Позвольте мне трубить общий сбор, и пусть праздные болтуны продолжат говорить до тех пор, пока истинные мужи Дихвамгруса не вернутся с отрубленными лапами и крыльями этой нечисти.

Но король сохранял молчание. И тут, ко всеобщему изумлению, заговорил Джабу.

— Ваше Величество, — сказал он, — я знаю одного отшельника, все еще хранящего тайны Бугарды. Он ненавидит драконов, хотя и не станет воевать против них в одиночку; но если нам удастся убедить его в своей правоте, возможно, он и поможет нам — хотя бы ради памяти покойного Гварасы.

— Я не знал, что крыги умеют говорить, — сказал король изумленно, — и я не знал, что умеешь говорить ты, Джабу. Но, в любом случае, уже поздно, город осажден.

— Это как раз не проблема, Ваше Величество, — вмешался я, — Гвараса научил меня и Джабу незаметно проникать сквозь ряды губуров, а других часовых на левом фланге у драконов пока нет. Единственно, кто может нам помешать, — это вон тот зеленый гаргурбур на вышке.

Гимардус расхохотался.

— Это совершенно дурацкая затея, — сказал он, — никакой тайный отшельник, будь он хоть семи пядей во лбу, нас не спасет, но для старого солдата какой-то там гаргурбур не проблема.

Он натянул лук, и стрела, со свистом проскользнув мимо носа воеводы, пролетела над городом, стенами и долиной, и исчезла в окне сторожевой вышки, построенной драконами.

— Потрясающе, — закричал Джаба, глаза которого были значительно острее моих и к тому же гораздо лучше видели в темноте.

Я позвонил Рыжему:

— Я прочитал уже двести страниц, — сказал я, — не мог бы ты мне кратко рассказать оставшиеся одиннадцать томов?

— Это по телефону не расскажешь, — ответил он. — Приходи, выпьем.

Мы выпили, и уже через пару часов я знал об этом мире, который назывался Гудрубай, по имени пращура всех великих драконов, практически все — все, что меня интересовало.

Я пообещал помочь в строительстве или, по крайней мере, пообещал за ним присмотреть, и уже за сутки до начала игры был в лесу. Мы натащили бревен, срубили несколько сухих деревьев, разметили контуры города на верхушке холма и начали строить ворота. Между двумя деревьями на расстоянии в два с половиной метра друг от друга мы привязали длинное бревно, под ним появились контуры ворот, чуть позже — штурмовой коридор, очертания надвратной башни. Створки ворот, пока еще лежащие на земле, медленно обрастали продольными и поперечными брусьями.