Мост дружбы - Александр Казанцев

Майкл Никсон, простой, ничем не отличавшийся от остальных находящихся в кабинете людей, улыбаясь своими веснушками, подошел к Корневу и потряс ему руку.

— Мы есть, пожалуй, немного знаком, — сказал он тоже по-русски.

— Ах, это он! — воскликнул Андрей, вспомнив последний день нью-йоркской выставки и человека, подтвердившего, что именно американцы спасли модель Арктического моста.

— То ж и есть мой корабельный дружок, — сказал Денис, похлопав американского сенатора по плечу. — Мы с ним с того времени и не виделись.

— Теперь видеть есть часто-часто… Два часа арктический поезд… туннель… Денис к Майку кофе пить.

— Майк к Денису галушки есть! — расхохотался Денис.

— В этом есть глубокая правда, господа, — вмешался мистер Игнэс. — Мир нуждается в единой экономической системе. Нужно вместе пить кофе, есть галушки… и торговать, джентльмены, торговать! Это главная выгода нашей жизни.

— Мистер Игнэс — философ выгоды, — сказал сенатор по-английски, не сумев подобрать русские слова.

Но его все поняли.

Руководители стройки и иностранные гости пошли осматривать строящийся док.

— Господин Игнэс сказал мудрейшие слова о выгоде, — заюлил Милевский.

— О, Лев Янович, по-русски, кажется, надо сказать «лесть»… Выгода не есть мудрость, выгода есть движущая сила.

— Но благодаря ей вы стали сторонником моста.

— О, у нас в Америке не все есть его сторонники!

— У нас тоже, — мрачно сказал Андрей. — Вот хотя бы Лев Янович. Когда-то он называл проект Арктического моста гримасой мозга.

— Андрей Григорьевич! Умоляю!.. Старые счеты… Ну к чему это? Ведь теперь я же принимаю ваш проект, принимаю…

Мистер Игнэс и Майкл Никсон громко расхохотались.

— О, я замечаю, «закон выгоды» управляет и Лев Янычем! — сострил мистер Игнэс.

Милевский побагровел, не зная, куда деваться. Миллионер покровительственно похлопал Льва Яновича по плечу:

— Вы не должны очень обижаться на меня, на вашего давнего друга. Мы давно знакомы. В Москве я частый гость. Это есть мой бизнес.

Группа остановилась на краю выемки. Пораженные американцы любовались грандиозным сооружением.

— У вас прежде говорили: «Догнать и перегнать Америку». Начиная с первого спутника Земли, догонять приходится американцам. Такого дока нет в Америке, — натянуто улыбаясь, сказал миллионер.

— Трудно вам придется, — пообещал Андрей. — Мы забраковали этот док.

— Забраковали?.. Хэлло, Майк! Вы слышите, это им не нравится!

— Мне уже сказал мистер Денисюк. Они собираются сделать его в шесть раз длиннее.

— Мой бог! До сих пор самый высокий дом, самый длинный мост, самый лучший образ жизни были в Америке.

— Как видите, советские люди во многом оставляют вас позади, — сказал Андрей.

Майк отошел с Денисом.

— Мы, коммунисты в Америке, так угадываем: мост сделает нас ближе, — сказал Майк.

— К социалистической стране.

— Не только есть. К социализму.

— А господа капиталисты?

— У них нет другой выход. Или война, или мост. Им нужна прибыль, а для этого надо продавать. А куда? Кому? И мистер Игнэс придумал «закон выгоды». Только я думал есть: марксизм давно установил закон капитализма.

— Выходит дело, мост всем нужен.

— Враги найдутся.

— Беречь будем.

— Вместе беречь! — И два коммуниста, советский и американский, крепко пожали друг другу руки.

Это послужило как бы сигналом. Мистер Игнэс тоже стал трясти руки Андрею, Степану Григорьевичу, Милевскому, Сурену, Денису.

— Мне очень приятно уезжать, повидавшись с вами, господа. Я буду частым гостем, как сказал мистер сенатор… буду ездить есть галушки к господину…

— Денисюку, — услужливо подсказал Милевский.

Молоденькая девушка-секретарь принесла Андрею и Милевскому телеграммы.

— Из Совета Министров, от Волкова, — сказал Андрей.

Степан Григорьевич заглянул брату через плечо. Прочтя бланк, оба переглянулись.

— Видишь, Степан, не все, чему ты меня учил, теперь годится. Волков пишет о принципе доверия сверху донизу. Мне и тебе доверяют строить мост, а не Милевскому, мы доверяем Сурену, мастеру, рабочему… Важно построить мост, не истратив лишних денег, а не выполнять инструкции…

Степан Григорьевич закусил губу.

Милевский, прочтя телеграмму, сразу почувствовал себя плохо. Схватившись рукой за сердце, он потребовал медсестру и валидол.

— «Принцип доверия»! — взволнованно ходил по кабинету Андрей. — Понимаете ли вы, друзья, какую это накладывает ответственность, какая бездна инициативы от каждого из нас требуется?

— Слушай, Андрей! Очень понимаю. На тебя гляжу и понимаю! Плечом повернул — и все через голову пошло! Вот что значит в Горном Карабахе побывал!

Автомобиль мчал американцев по шоссе. Море отступило. Кругом, напоминая его простор, тянулась степь; вдали, будто берег, виднелись холмы.

— Они привыкли к размаху, — говорил Игнэс, озираясь вокруг. — Меня тревожит эта энергия русских. Вы, сенатор, хоть и коммунист, но все же американец. Боюсь, что усилия этих парней окончательно подорвут технический престиж Америки. Они строят док, мы опаздываем. Пусть инженер Кандербль покрутит мозгами… Надо зарядить этого Меджа… Надо чем-то удивить мир. Надо бороться, сэр!

— Мистер Игнэс, на такую борьбу я согласен. Уверен, что американские парни неплохие и поспорят с советскими ребятами.

— Надо бороться, Майк. И так, чтобы это действовало на воображение. Люди это любят. Тогда это выгодно. И надо работать, как говорится, не за страх, а за совесть.

— По этому поводу они еще так говорят:

Страшит хозяев близкий крах.

Страх в каждом шаге, в каждом слове,

Труд на чужих всегда — «за страх»,

Но для себя трудись «за совесть».

В этом их сила, — закончил коммунист. — Для себя строят.

— О да! — согласился капиталист.

Глава вторая. ЛОНГ-БИЧ

— Ах, какая прелесть! Джонни, вы только посмотрите, какая прелесть!

— Замечательно! Мне даже кажется, что этот пляж построен той же самой фирмой, что и бетонированная дорога, по которой мы ехали.

— Джонни, вы просто ничего не понимаете! Это же просто пляж, он никем не создан.

— В самом деле? Никогда не думал, что вы безбожница.

— Замолчите и подъезжайте скорей к самой воде. Я хочу видеть океанский прибой.

Молодые люди ехали в небольшой открытой машине. Глория встала во весь рост. Ее розовый шарф развевался, выбивающиеся из-под маленькой шапочки волосы рвались назад. Радостными глазами она смотрела на поразительно ровную белую линию океанского прибоя, тянувшуюся насколько хватал глаз.

— Уверяю вас, Глория, это не линия прибоя, а нарисованная реклама; все специально подготовлено к сегодняшнему знаменательному дню.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});