Блуждающий Трактир (ЛП) - "pirateaba"

Затем поступил следующий пациент. У него не было глаза, и он был сильно порезан. Он кричал и бился. К этому моменту Женева уже выбилась из сил, и пот застилал ей глаза. Её ассистент не могла даже вытереть его, не вставая у неё на пути.

В другой жизни, в другом мире, профессор колледжа Женевы однажды пытался провести аналогию, что хирургия похожа на оркестр. Каждая медсестра и каждый врач в операционной – как музыкант, и у каждого из них своя партия. Если хотя бы один человек оступится, вся мелодия, всё произведение развалится.

Он неудачно провёл сравнение, а когда попытался сравнить общую анестезию с атмосферным освещением, то и вовсе провалил всё дело. Но эта аналогия осталась с Женевой.

Операция была похожа на оркестр или группу. Каждый человек вносил свою лепту. Да, были ведущие музыканты и первые скрипки, но даже самый выдающийся оркестровый музыкант не мог творить музыку в одиночку. Что такое концерт без аккомпанемента? Что хорошего в хирурге без анестезиолога, который следит за жизненными показателями пациента, и ассистентов, которые останавливают кровотечение и подают инструменты?

Что может сделать один человек в одиночку? Ничего. И, что ещё хуже, Женева была ещё слишком неопытна. У неё не было практики… никакого реального опыта работы с ранами солдат, которые стекались в её шатёр. Она изучала только теорию, никогда не пытаясь спасти развалившееся лёгкое или сшить разорванный желудок.

В операционной Женева была бы самым малозначимым членом команды. Будучи новым интерном или самым молодым врачом, она должна была бы накладывать швы или убирать и стерилизовать палату до и после операции. Нет… как студентка, в некоторых учебных заведениях она была бы низведена до наблюдательной работы; быть кем-то, кто должен любой ценой не путаться у настоящих врачей под ногами.

Но теперь Женева оказалась во главе оркестра из одного человека, одинокой певицей на сцене, тёмной от крови, с аудиторией, которая росла с каждым часом. Они выкрикивали её имя и умоляли играть музыку. Но она была одна, необученная, без помощи.

И всё же они выкрикивали её имя. Поэтому Женева пела одна. Когда крики наполнили джунгли, а воздух наполнился резким жужжанием мух и более крупных насекомых, она резала, перевязывала и пыталась схватить пальцами жизнь.

Но каждый раз жизнь ускользала.

После тридцатого пациента Женеве пришлось сделать перерыв. Пошатываясь, она вышла на улицу, и её вырвало. Солдаты с тревогой наблюдали за ней, но Женеве было всё равно. Она глубоко дышала и пила воду, прополаскивая рот, прежде чем выпить ещё, чтобы восполнить потерянную жидкость.

Её руки дрожали. Во время операции они были неподвижны, но теперь они неконтролируемо тряслись. Женева несколько секунд сидела на камне, просто пытаясь отдышаться.

Они все умерли. Все, кто входил в её шатёр с серьёзными ранениями, не выходили обратно. Они умирали на этом окровавленном, кишащем насекомыми столе, крича, плача и умоляя её спасти их.

Кто-то ещё закричал. Женева вскинула голову и увидела мужчину без кисти руки. Рука была отрезана не начисто. Было похоже, что что-то её откусило.

— [Врач]! — крикнул Женеве его друг с белым лицом.

Друзья были хуже всего. Женева уже запретила им приближаться к шатру.

Её мысли понеслись вскачь. Часть её сознания уже перечисляла, что нужно сделать при потере конечности. Она перечисляла всё, чего у неё не было. Но это всё ещё было возможно, и каждая секунда, которую она теряла, была секундой, когда мужчина становился ближе к смерти.

— Я не могу этого сделать, — прошептала она, вставая и заходя обратно в шатёр.

Она спасла мужчине жизнь, но плоть вокруг его руки уже смердела, и она боялась, что его руку заберёт инфекция. Но поделать с этим было нечего.

Следующий пациент заработал три стрелы в ноги. Одна из них перебила артерию. Он истёк кровью раньше, чем она успела его спасти.

— Ещё раненые! Где этот чёртов [Врач]?!

Женева повернулась, пошатываясь, пытаясь доесть свою миску с едой. Она сделала новый перерыв после… на самом деле она понятия не имела когда. Через некоторое время солдаты в её шатре превратились в размытые пятна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Солдаты несли в лагерь новых раненых. Женева смотрела на некоторых из них и понимала, что они умрут. Живые боролись за место, пытаясь привести своих друзей к ней раньше других. На этот раз раненых было почти десять. Женева встала, но тут увидела нечто странное.

Двое солдат сбрасывали труп рядом с остальными. Но это был не труп. Женева видела, как он двигался, и, в отличие от солдата, у которого были мышечные спазмы, имитировать подобное было невозможно.

— Подождите! Он не мёртв!

Женева побежала вперёд. Солдаты повернулись, когда она опустилась на колени рядом с движущимся телом. Она замерла, когда увидела повреждения.

Половина тела мужчины была снесена. Его поразило заклинание мага. Женева начала замечать признаки подобного. А то, что осталось… Женева моргнула, глядя на труп.

Это был труп человека, но с ним что-то случилось. Казалось, его кожа лишилась цвета, а то, что осталось, выглядело неправильно. Он выглядел почти альбиносом, но его волосы были тёмно-рыжими.

Солдат рядом с Женевой покачал головой.

— Селфид.

— Что?

Они посмотрели на неё так, словно она была сумасшедшей, не зная этого. Женева краем глаза смотрела на них, наблюдая, как рука на левой стороне тела мужчины странно поднималась и опускалась, словно он был марионеткой, которую кто-то пытался двигать с помощью одной ниточки.

— Они похитители тел. Паразиты. Они живут в трупах и двигают ими.

Как мозговые слизни? Или… они жили внутри тел? Женева наклонилась и посмотрела на уничтоженную часть тела.

Во внутренностях что-то корчилось. Женева присмотрелась и увидела, что там, где левая сторона трупа была сожжена, что-то извивалось во внутренностях. Что-то жило в теле. Возможно, именно что в прошедшем времени.

Труп явно пытался двигаться, но он также был явно неисправен, или же селфид не мог управлять им после того, как половина его собственного тела была разнесена. Солдат с отвращением отвернулся, и его спутник сделал такое же выражение лица.

— Оставь его. У селфидов нет органов, как у нормальных людей. Если он не сможет попасть в другое тело, он умрёт.

— Но он ранен.

— И что? Селфиды – не люди.

Женева видела жёлтую жидкость, вытекающую из корчащегося внутри тела существа. Она вздохнула.

— Я его прооперирую.

— Что?

— Он умрёт без помощи. И, возможно, я смогу его пересадить. Поставьте его в очередь с остальными.

Солдаты пялились на Женеву, но сделали то, что она сказала. Женева встала и пошла обратно в шатёр.

Живые мелькали перед её глазами, некоторые становились мёртвыми, пока она стояла в шатре, а затем сидела, когда у неё начали отказывать ноги. Она могла штопать лёгкие раны, но более тяжёлые ранения всё ещё были ей неподвластны. Её ассистенты всё ещё не могли двигаться достаточно быстро, и они постоянно выходили из шатра. Некоторых рвало, когда она резала своих жертв, и даже самые крепкие из них вынуждены были отворачиваться. Женева уже оцепенела от запаха крови и испражнений, когда раненые и мёртвые выпускали всё наружу.

А потом солдаты бросили на её стол труп. Женева пялилась на него, пока не вспомнила о селфиде. Он всё ещё дёргался в трупе, но слабо. Единственный глаз мертвеца пытался двигаться, но не мог зафиксироваться на её лице.

— Ты меня слышишь? — обратилась Женева к мёртвому телу.

Нога слабо дёрнулась. Женева ждала, но рот мертвеца не двигался.

— Я собираюсь тебя прооперировать. Я попытаюсь спасти твою жизнь. Но мне нужно твоё разрешение.

Существовало бесчисленное множество правил, касающихся халатности, которым Женеву учили в школе. Если бы она находилась в приёмном покое больницы, её бы судили по профессиональным стандартам оказания помощи и законам штата. Но здесь не было никакого надзора, только она сама.

Её долг – спасать жизни. Но она понятия не имела, что из себя представляют селфиды. Она могла убить существо в теле человека, просто разрезав его. Поэтому ей пришлось просить.