Надежда Дерзкого - Дэвид Файнток

Филип стоял весь беспомощный, словно ребенок. Командиру положено держать с подчиненными дистанцию и не обнаруживать своих эмоций. Но я не мог оставаться равнодушным.

- Ложись спать, Филип.

- Есть, сэр. - Машинально, как в полусне, Филип стал раздеваться. В отличие от меня он не швырял одежду на стул, а очень аккуратно повесил китель и брюки на вешалки в стенной шкаф.

Когда он начал расстегивать рубашку, пальцы его замерли, а взгляд стал неподвижным. Видимо, он никак не мог забыть жуткого взгляда мертвого Симмонса. Надо бы сказать что-то резкое, грубым окриком вернуть Филипа к реальности, но у меня не было на это сил. И, преисполненный жалости, я сам расстегнул ему пуговицы.

- Ложись спать,- промолвил я тихо.

- Есть, сэр. - Он стал снимать носки, и я заметил шрам на его ноге след моего кнута.

Он лег на спину, устремив взор в потолок. Какие видения преследовали его в этот момент? Как вести себя в такой необычной для командира ситуации? Я взял одеяло, укрыл Филипа.

- Спокойной ночи! К утру тебе полегчает,- сказал я и выключил свет.

- Спасибо, сэр,- ответил он дрогнувшим голосом.

Я снова включил свет. Филип лежал навзничь, судорожно вцепившись в одеяло. Он зажмурился, но поздно-я успел заметить выкатившуюся из глаза слезу. Тогда он попытался что-то сказать, однако слова застревали в горле. Наконец он прошептал:

- Мне страшно.

- Знаю,- сказал я, присев на край койки.

- У того... человека... такие глаза... - Филип не смотрел на меня.

Я постарался прогнать воспоминание об оставшихся в прошлом собственных кошмарах.

- Он смотрел на меня в тот момент, когда я в него стрелял. Он видел,рассказывал Филип. - Сам он выстрелить не успел, хотя и навел на меня пистолет.

- Ну и что в этом особенного? Все нормально. - Я не мог найти нужных слов и злился на себя.

- А потом он... Его кожа зашипела! Боже мой! - вскрикнул Филип, отвернувшись к стенке. - Это было ужасно. Мне страшно убивать.

Моя рука сама легла ему на плечо. Надо было его успокоить, сказать, что, не убей он, убили бы его. Но вместо этого я, сам того не желая, произнес:

- Мне тоже страшно.

- Вам? - Филип удивленно повернулся ко мне.

- Конечно. Разве я не человек? Почему мне не может быть страшно?! Командир не имеет на это права?

- Но... Мне почему-то казалось, что вам никогда не бывает... Извините... Конечно, вы вправе испытывать страх.

- Ну а ты тем более.

Он задумался - эта простая мысль, видимо, никогда не приходила ему в голову.

- Простите,- застенчиво улыбнулся он. - Я просто дурак. Полагал, что настоящий офицер не должен знать страха, и пытался заставить себя... Но теперь все понял.

- Офицеры - такие же люди, как все, и никто не вправе требовать от них невозможного. Не каждый способен убить, и с этим нельзя не считаться. Признаться, я в твоем возрасте вряд ли смог бы выдержать такое потрясение. - Я, конечно, хватил через край, но Филип заслуживал этого; тем более что я всегда обращался с ним слишком сурово. - Но я переборол страх и воспринимаю действительность трезво, тем более что впереди нас ждут трудные времена.

Филип просиял. Мальчишка верит каждому моему слову, командир для него кумир. И это налагает на меня огромную ответственность. Одно мое слово способно либо глубоко ранить его, либо вознести к небесам...

- Ты поступил мужественно, гардемарин, как настоящий боец. Я этого не забуду. - "Не забуду". Бессмысленные слова... Чем смогу я его вознаградить? Повышением в звании? Но что толку, если скоро мы все погибнем и ни одна душа за пределами корабля об этом не узнает? Повышение в звании в такой ситуации - не что иное, как спектакль. - Ну все, теперь спи. Утром тебе придется поработать с новобранцами. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, сэр,- улыбнулся Филип.

Сам не знаю зачем, я по-отечески взъерошил ему волосы, затем бросился к двери, выключил свет и вышел, уже не оборачиваясь.

Касавополус, Дакко и Грегор ждали меня у запертого мостика. На полу лежали матрацы и постельные принадлежности. Поблагодарив всех, я отпустил Касавопо-луса и Дакко и запер дверь. Мы с Грегором остались вдвоем.

- Керрен, следи за коридором. Подашь сигнал, если кто-нибудь появится у дверей мостика. Разбудишь меня в восемь часов.

- Хорошо, командир,- вежливо ответил Керрен.

Я убавил свет и с наслаждением растянулся на матраце. Грегор сидел, беспокойно глядя по сторонам, и только через несколько минут лег.

Я прикрыл рукой от света глаза. Все тело ныло. Грегор не переставая ворочался с боку на бок. С мыслями о кошмарном прошедшем дне и еще более кошмарных грядущих я стал засыпать.

- Простите, сэр,- разбудил меня голос Грегора.

- В чем дело?

- Может быть, я... Вернее, может быть, вы разрешите мне... Черт! Боже мой!

- Не богохульствуйте,- пробормотал я спросонья. - Скажите толком, чего вы хотите, мистер Аттани?

- Ничего. То есть ничего, сэр.

- Зачем же вы разбудили меня?

- Простите. Наступила тишина.

- Говорите, не стесняйтесь! Наконец он решился:

- Я понимаю, что это глупо, но мне хотелось бы переночевать в пассажирской каюте.

- Почему?

Он молчал. Я вспомнил Дерека, тот тоже долго не мог привыкнуть спать вместе с другими в одном помещении. Особенность богатых людей.

- Вы не можете уснуть, если в помещении еще кто-то есть?

- Да, как это ни глупо,- промямлил Грегор. - Я хотел переночевать в кубрике, но вспомнил, что и там буду не один...

Ну что ему сказать на это? Такая причуда у меня не вызывала симпатий. Сколько Грегору лет? Семнадцать? Нет, уже восемнадцать - ведь мы с Амандой были на дне его рождения, где собралось много важных господ. Чертовы аристократы! Привыкли жить в своих роскошных особняках, отгородившись от остального мира. Я не знал уединения с тринадцати лет, с тех самых пор, когда отец привел меня в Академию. Вначале привыкал к курсантским казармам, потом к тесноте гардемаринских кают...

Неужели прошло уже три года с того момента, как я вошел в гардемаринскую кают-компанию? А потом совершенно неожиданно попал в шикарную по моим меркам командирскую каюту, где можно было насладиться уединением. Как же мне было тогда одиноко! Но очень скоро, разумеется, я привык к своему новому положению; так привык, что мысль о возвращении в переполненный кубрик казалась просто невыносимой.

- Мне понятны ваши трудности,- сказал я.

- Спасибо. Спасибо, сэр. Извините, что иногда забываю добавлять "сэр".

- Ничего, привыкнете. - Подумав, я добавил: - И к общей каюте тоже. Не так уж это плохо, как может показаться на первый взгляд.

- Конечно.

Снова наступила тишина. Только я стал засыпать, как послышался плач. О Господи, когда же этот мальчишка угомонится?! Не обидел ли я его чем-нибудь? Как будто бы нет. Какого же черта он ревет? Я взглянул на часы - близилось утро.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});