Яд в моём сердце (СИ) - Трофимова Рита

Блики ласкового майского солнца играли в жёлтом глянце обоев, отчего спальня казалась уютной и тёплой. Сквозь щель в окне струился прохладный ветер. Тонкий ажурный тюль, колышась на сквозняке, отбрасывал на стены вычурные тени.

Где же Эдик?

Эла прикрыла веки, легла на живот и вновь задремала, как вдруг её пробудил протяжный, трубный рёв слона. Эла испуганно подскочила и снова рухнула на подушку. Как же она забыла?! Недалеко от дома Полянских раскинут огромный зоопарк. Когда-то в детстве она с родителями не раз бывала там, заглядывалась на сталинку с затейливыми башенками и шпилями, колоннами и скульптурами людей. Тогда этот дом казался ей настоящим сказочным дворцом.

Она пробежалась взглядом по комнате. Всё аскетично, строго и со вкусом: дорогие обои, добротный спальный гарнитур из дуба, матрас средней жёсткости, скорее, с кокосовой стружкой и прочими экологическими штучками для здоровья. Жилище одинокого мужчины. Вот только столик с зеркалом напоминает об умершей жене. На нём резные рамки с фотографиями маленького Филиппа и аккуратно расставленные флаконы с французскими одеколонами. Что ж, у Эдика неплохой вкус на парфюм.

Поднявшись с постели, Эла облачилась в махровый халат и осторожно выглянула из спальни.

— Эдик! — громко позвала она, но дом откликнулся тишиной.

Шлёпая по паркетному полу босыми ступнями, Эла отправилась на экскурсию по квартире Полянских, изучая пространство жилища: коридоры с массивными дверями, высокие потолки, старинные люстры и широкие окна.

Немного осмелев, Эла вошла в одну из дверей и оказалась в кабинете Эдика, обставленном в классическом стиле: с высокими стеллажами книг, удобным кожаным креслом и рабочим столом. Следующей была комната Филиппа — небольшая, светлая и уютная, из окна которой виднелся зоопарк. Эла огляделась, замечая профессиональную музыкальную установку, синтезатор у стены, книжные полки и плакаты каких-то маргинальных личностей. Всё современно, дорого и круто! Наверняка эта квартира досталась Эдику по наследству от его знаменитых родственников профессоров. Кто же следующий хозяин? Филипп? Странный, странный паренёк. Оценит ли он такой подарок?

Толкнув последнюю дверь, Эла вошла в просторную гостиную. Мрачная, лишённая утреннего солнца и тепла комната выходила окнами на юго-запад. Неподвижные тени окутывали белый рояль и антикварный шкаф с безделушками. На стенах лоснилась холодная шелкография с рисунком воды и диковинных рыб. Синие шёлковые шторы ниспадали на пол, словно траурные флаги. Тоска! Склеп покойной Марины. Видно, здесь всё остаётся так, как и было при её жизни. Эла передёрнула плечами, сбрасывая оцепенение. Надо же, столько лет прошло, а в доме до сих пор витает её дух!

Эла попятилась из гостиной, боясь повернуться спиной, плотно прикрыла дверь и укрылась в ванной.

«Эх, Эдик, прошлое должно оставаться в прошлом! — сетовала Эла, смывая тягостные впечатления под струями горячей воды. — Немудрено, что Филипп не хочет возвращаться в дом, где ему всё так больно напоминает о любимой матери…»

Обернувшись махровым полотенцем, Эла достала из сумочки косметичку и встала перед зеркалом. Надо собираться домой, мать наверняка волнуется, а у неё, как назло, разрядился телефон.

Неожиданно дверь ванной приоткрылась, и на пороге показалась невысокая, сухощавая старушка. Эла вздрогнула, чуть не выронив тушь из рук. После мрачной гостиной с роялем старушка напоминала Эле живое привидение.

— Здрасьте, — кивнула Эла, не сводя с неё глаз.

Та продолжала стоять на месте и молча разглядывать её. Блёклые глаза пробежались по влажному телу с явным осуждением и подозрительно прищурились. Если бы Эла была хоть чуточку суеверна, то подумала бы, что перед ней существо из параллельного мира — домовушка.

Старушка что-то проворчала себе под нос, однако уходить не спешила, скрылась за дверью и чем-то громко зашуршала, будто пол метлой мела, прогоняя из дома неугодных гостей.

Эла осторожно вышла из ванной и направилась в спальню Эдика, вспоминая, где могла оставить бельё и платье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И где этот плут? — проскрипела старушка ей вдогонку.

— Кто? — удивлённо обернулась Эла.

— Филиппушка, кто же ещё?!

— А… он тоже пришёл? — Эла покосилась на комнату Филиппа. Дверь была распахнута настежь. — Вот это конфуз, — ужаснулась она. — Не хватало только встретиться с Полянским-младшим!

Метнувшись в спальню Эдика, Эла обнаружила одежду аккуратно разложенной на стуле возле окна. Видно, он, уходя из дома, собрал её на кухне и положил на самом видном месте. Только Эла спросонья не заметила. Быстро одевшись, она расчесала волосы, убрала их в высокий хвост, подхватила сумочку и осторожно прошлась по коридору, опасаясь снова нарваться на вредную старушонку. Но та будто поджидала её, и как только Эла оказалась в прихожей, вышла из кухни и стала наблюдать, как она накидывает плащ и обувает туфли.

— Ну, мне пора. — Не оборачиваясь, Эла взялась за дверную ручку и толкнула дверь.

— Да подожди ты, — раздался довольно бодрый голос за спиной. — Я ведь сослепу тебя не разглядела, думала, Филипп новую подружку притащил, а ты, стало быть, к Эдику приходила.

— К Эдику, — обернулась Эла, замешкавшись на пороге. — Только я не знаю, куда он ушёл. Проснулась, а его нет.

— Ну-ка, пойдём, я тебя чаем напою, сегодня воскресенье, спешить некуда, вот и познакомимся. Глядишь, и Эдик подойдёт.

— Ой, не стоит, мне правда неловко, я лучше пойду, — замялась Эла.

— Да брось, Эдик абы кого в дом не приведёт. Впервые за столько лет женщина в его спальне. Так что пойдём, познакомимся, а то ведь достанется мне, если уйдёшь. — Старушка улыбнулась, и лицо её сделалось добрым и милым. — Ну чего стоишь, проходи же.

Эла скинула плащ и туфли и вошла на кухню.

— Я в семье Полянских давно служу, ещё за маленьким Филиппом ходила, он мне как внучок родной, забавный был пацанёнок, а сейчас вон, взрослый стал, отцу перечит, дома не живёт. Нехорошо…

Старушка поставила чайник на плиту и полезла в холодильник.

— А вы с Эдиком давно встречаетесь? — полюбопытствовала она, и Эла смутилась.

К счастью, она не успела ответить на вопрос, в прихожей хлопнула дверь, и в кухню заглянул Эдик с охапкой красных тюльпанов, источающих нежный аромат душистой свежести. Улыбнувшись домоправительнице, Эдик подошёл к Эле и положил букет ей на колени.

— Я не стал покупать розы, поберёг от шипов твои нежные пальцы. Жаль, что немного опоздал… хотел по-другому. Нина Георгиевна, — обернулся он к старушке, — это Эла, Элеонора Альтман, дочь наших соседей по даче, и моя… любимая девушка.

Глава 22. Лина

Каждое утро Лина просыпалась с ощущением чего-то необычного и таинственного. В полудрёме слышался звон восточных колокольчиков, и красочные сцены недавнего сна до сих пор стояли перед глазами.

Тело ещё помнило прикосновение мягкого шёлка к коже, «дыхание» платья, меняющего настроение и цвет в тон комнатам. Мышцы приятно ныли, будто она и впрямь всю ночь танцевала до упаду. Чёрный зал, красное платье, этот загадочный мужчина во фраке и в маске, слова, которые он произнёс: «Дитя моё, спи спокойно! Спи спокойно. Мне жаль видеть тебя плачущей».

Или, быть может, так? «Спи спокойно, мой малыш, спи сладко. Я бы так хотел увидеть, как ты плачешь. Твои слёзы означали бы для меня, что ты всё ещё живой…»

Отчего-то эта фраза на немецком прочно засела в памяти Лины, и она с лёгкостью могла её повторить, размышляя над вариантами перевода.

Где же, где она могла её слышать, видеть, читать? Может, это эпиграф к пьесе? — мелькала догадка. Лина силилась вспомнить, однако на ум ничего не приходило. В одном она была уверена, что это сигнал свыше, предсказание будущего!

Телефон пропиликал входящим сообщением, и Лина окончательно проснулась. Эсэмэска была от Лёхи, тот зазывал её на утреннюю пробежку и вместо приветствия написал ей смешной стих. Они помирились на следующий день после ссоры, и теперь Лёха напоминал о себе чуть ли не каждый час, отвлекая Лину от репетиций.