Сталь и шелк. Акт второй - Алиса Рудницкая

причинил.

Я дрожала – и Эйнар тоже. От магии камня, наверное, или усталость, истощение наконец проявилось. Или волнение.

Он молчал, и я еще сильнее вцепилась в его ладонь – неожиданно шершавую и твердую. Он мог бы вырваться, если бы по-настоящему захотел.  Но не стал.

- Мой род давно не обладал властью, и чтобы достичь желаемого мы не могли просто приказывать. И дядя много лет учил меня... подталкивать. Осторожно-осторожно, чтобы не попасться. Манипуляции на эмоциях и намеках. Интриги и притворство. Не то, чтобы у меня хорошо это получалось... с простым подкупом лучше выходило, но... – Эйнар говорил все быстрее и быстрее. – Я захотел стать с Фрино друзьями. Просто – увидел его в Междумирье, разговорился и захотел.  Ты ненавидь его сколько угодно, но если я принял человека, посчитал его своим союзником, то не предам, не брошу. Не смогу, даже если сам ему верить перестану. Только вот от привычки считать все игрой – тонкой, непонятной, где правила я сам устанавливаю – сложно избавиться. Это уже давно часть меня. Это дядюшкин яд, что разъел почти все, чему меня учила в детстве мамочка... ну, эти глупости, что честность и справедливость – лучшая политика.

Он криво усмехнулся

– Откровенно высказывать то, что думаешь – это стало так мне чуждо. Может поэтому... а еще из-за волос, и из-за чувства юмора, и из-за собаки... ты мне сразу понравилась. Яркая, притягательная противоположность, и при том – столько между нами схожего. Но, прости, я все думал, что ты глуповата. Думал, что ограничусь шалостями ради забавы и попыток развлечь, расслабить Фрино. О, я целую неделю так думал, а потом ты изменилась. Ты потеряла магию, а вместе с тем все, что меня так очаровывало в тебе – свою уверенность, ехидство... даже Фрая отдала подружке. А до Фрино никак не доходило, что здесь – не его родная страна с этим диким социальным строем, что знакомые правила здесь не действуют, что нужно менять отношение к людям. Научиться хотя бы делать вид, что все равны. И я еще все думал о доме – как там мой капкан, попался ли дядюшка, не умер ли уже? И сам не знал чего хотел, чтобы попался или нет...

– Значит, тебя было тяжело под грузом сомнений и потому, что важные тебе люди вели себя не так,  как хотелось бы,  –  подытожила я, облизав пересохшие губы.  Надо же, как оказывается он близко к сердцу воспринял ту чертову неделю. И просто чудо, что он и не подозревает о наличии запретной магии, что так просто могла бы объяснить все наши странности... Хотя сейчас это казалось таким неважным.

– Точно. И я хотел помочь вам с Фрино стать теми, кто мне больше по вкусу, – с горечью усмехнулся Эйнар. – У меня, как и у многих, магия проявилась в миг опасности, сильные эмоции разожгли ее пламя. Я думал – вдруг это и тебе поможет. Я читал о таких случаях. И я думал, что Фрино нужно встряска. Что его, как провинившегося пса, надо наказать, и что он достаточно умен, чтобы вынести урок. И я все говорил ему о тебе, твоем  к нему презрении, обо всех этих раздражающих слухах о его в тебя влюбленности, что Яна выдумала – я сам их и разносил. Говорил о безнаказанности, о том, что ты потеряла и те крохи, что имела, но продолжаешь строить из себя аристократку, в то время, как давно стала бесполезной и слабой – стала рабыней... Не так прямолинейно, а шутя, проверяя, играя. Но, капля за каплей, говорил, говорил, пока в какой-то момент – я сам не помню, что стало этой самой последней каплей – он решил сделать то, что мне нужно.

Эйнар впился мне ногтями в кожу. Закрыл глаза.

– Я должен был быть рядом. Смотреть, чтобы он не переступил черту… да я и не думал, что переступит, представить себе не мог! Но Дженни вызвала к себе. Дженни сказала – есть новости из дома. Эйни, твой дядюшка умер – и словно умерла часть меня. А Фрино в этот миг пытал тебя по-настоящему, клеймил, ломал, а потом – твоя безумная подружка и демон... И сломан уже он. Просто потому что мне хотелось поиграть.

Эйнар открыл глаза – и я окончательно утонула в его эмоциях. Бурлящий котел противоречий – вина и стыд, такие искренние, давящей волной пропитывали все. Но он ни о чем не жалел. Страх от признания, от собственных чувств, расчетливость и восторг - все получилось даже лучше, чем хотелось. Отвращение – от себя, восхищение – своей удачей, своими хитростью и умом.

У меня закружилась голова. Я попыталась понять, что чувствую сама, как должна реагировать. Но прежде чем что-то осознала – начала говорить. Уверенно и насмешливо – как было нужно.

– Ты просто потрясающе самовлюбленный тип, Эйнар лор Теламон. Нет, серьезно, кем ты себя возомнил? Тайным кукловодом, режиссером спектакля? Правда считаешь, что все произошедшее в тот чертов день – результат твоих нелепых дерганий за ниточки? Не страдай по чем зря, великий подталкиватель – людей не так просто заставить сделать что-то против своей натуры. Фрино пытал меня не потому, что ты там что-то на ушко ему нашептал. Очнись, он просто сам по себе жестокая скотина.

– Ты же ничего о нем не знаешь. Его отец...

– Ой, ну не надо этих песен.  Каждую сволочь можно оправдать тяжелым детством – в детском саду игрушки забирали, старший братец гнобил-избивал, папочка любимого щенка пристрелил... Но не каждый, повзрослев, сам идет других мучать. По-настоящему сильный человек человеком останется, а не превратится в чудовище. Даже если рос он в окружении дерьма - на него не повлияет прогнившее общество и плохие гены.

– И много ты таких встречала? – я еще никогда не слышала в голосе Эйнара столько злости. Бесился от моего отношения к его дружку? Правильно. Много лучше, чем эти самопожирания, что скрывались за маской шута.

– Не обо мне речь, Эйнар. И не о Фрино. Плевать мне на него, пока держится вдали от меня и Яны. А на тебя – не плевать. В одном доме живем все-таки. Ты можешь сколько угодно Фрино обелять, а себя очернять, но может все же не стоит так себя переоценивать? Может ты и подтолкнул, ускорил события, но твой друг не из-за тебя пострадал - он получил