Ежов (История «железного» сталинского наркома) - Алексей Полянский

Атака Родоса на подследственного удалась, Ежов был полностью обескуражен и испуганно смотрел на него.

— Я тогда был сильно пьян…

— Это что, оправдание?

— Нет, но я ничего не помню, проснулся утром, их уже не было. Шофер потом сказал, что увез их в три часа ночи. Я тогда ни на что не был способен…

— Это меня не интересует. Известно, что вы сказали В. о своем пристрастии к педерастии с детства и что мужчины могут вполне заменять вам женщин. Вы должны написать подробно, когда стали мужеложцем и с кем потом занимались этим грязным делом…

8 июля 1939 года

Ежов довольно-таки подробно написал показания на восьми страницах и покаялся во всех своих прегрешениях. Кроме любовных похождений со Стаффорн-Петрушевой, которые он детально описал, даже с некоторыми картинками, Ежов также сообщал о своих интимных связях с подругами жены. Он указал, что его жена об этом хорошо знала, так же как и он о ее любовных связях с писателями, журналистами и издательскими работниками, собиравшимися у них дома. По этому поводу у них якобы была достигнута еще в 1933 году договоренность не мешать друг другу, у каждого была своя интимная жизнь и связывала их только шпионская деятельность. Ежов снова высказал подозрения, что Евгения Хаютина-Гладун вышла за него замуж по заданию английской разведки, а ее бывший муж Алексей Федорович Гладун, тоже английский шпион, не препятствовал этому, поскольку, наверное, имел соответствующее указание из Лондона.

Описал Ежов и имевшиеся у него якобы пристрастия к мужскому полу. Оказалось, что педерастией он стал заниматься в пятнадцатилетнем возрасте с портным, у которого был в обучении в Петербурге, потом в царской армии тоже нашел себе партнеров по этому делу. Ежов писал, что гомосексуализмом занимался и после революции, но с кем именно, не уточнял.

Но это не смутило Родоса, в случае необходимости, если действительно состоится процесс, всегда можно будет подставить под подпись Ежову нужных лиц. А такие найдутся.

Родос еще раз прочитал понравившееся ему описание оргии в кремлевской квартире Ежова и отложил бумаги в сторону. С моральным падением бывшего наркомвнудела все было ясно. Теперь нужно «раскручивать» заговор в НКВД, одной из главных фигур в котором был Успенский — комиссар госбезопасности 3-го ранга и нарком внутренних дел Украины. Родос недавно принял в производство это дело и уже несколько раз допрашивал его.

В начале ноября тридцать восьмого, когда шла усиленная охота на ежовские кадры, Берия по согласованию со Сталиным принял решение отозвать Успенского в Москву и по пути арестовать. Но Успенского, наверное, кто-то предупредил об опасности и 14 ноября 1938 года он исчез. Родос понимал, что вряд ли Успенского предупредил Ежов. В это время он уже фактически не возглавлял НКВД, был отстранен от всех дел и беспробудно пьянствовал. Берия держал дело Успенского в большом секрете и в первую очередь от Ежова и его людей, которые еще остались в НКВД. Скорее всего, Успенский откуда-то узнал, что два дня назад застрелился близкий друг и выдвиженец Ежова начальник УНКВД по Ленинградской области Михаил Иосифович Литвин, который накануне получил указание срочно прибыть в Москву. Очевидно, Успенский понял, что следующим будет он.

Его искали пять месяцев и арестовали 16 апреля 1939 года.

Видимо понимая, что он обречен и рассчитывать на спасение бессмысленно, Успенский был на редкость покладистым подследственным. Признавался во всем, часто называя себя активным участником банды Ежова. Родос даже ни разу не ударил его, только на первом допросе замахнулся на него резиновой дубинкой, да и то так, для виду.

Когда державшего за спиной руки Ежова ввели в кабинет, у Родоса уже были готовы все вопросы для него.

— Расскажите, как и когда вы завербовали Успенского в созданную вами в НКВД шпионско-вредительскую организацию?

— На Успенского я обратил внимание еще в начале тридцать шестого.

— Это тогда, когда он еще был заместителем коменданта Московского Кремля по внутренней охране?

— Да.

— Откуда вы узнали о вражеских антисоветских взглядах Успенского, он сам высказывал их вам?

— Нет. Об этом мне говорили Вейншток и Фриновский. Они его хорошо знали и считали, что он вполне подойдет для шпионской работы.

— Вы лично вербовали Успенского?

— Да. Это было сразу после моего прихода в наркомат. Он быстро согласился, и я сказал ему, что нам нужны свои люди в областях. Поэтому и направил его в Западную Сибирь.

— Какие вы задания тогда ему поставили?

— Он должен был вербовать агентуру в нашу организацию среди чекистских кадров, выдвигать их на руководящие должности, чтобы они захватили власть в случае войны или переворота.

— В ноябре 1937 года вы направили Успенскому шифровку следующего содержания: «Если вы думаете сидеть в Оренбурге лет пять, то ошибаетесь. В скором времени, видимо, придется выдвинуть вас на более ответственный пост». Какой смысл содержался в этом послании?

— В это время руководство нашей организации решило перейти к активным действиям. На Леплевского и Заковского было много материалов, что они шпионы и враги народа. Крыть такие вещи было невозможно, и от этих людей нужно было избавляться, их нельзя было использовать, они могли все провалить. Их решили заменить на Успенского и Литвина. Я дал Успенскому шифровку, чтобы он узнал о предстоящем отъезде из Оренбурга и переключил всю вредительско-шпионскую работу на других людей, которых он успел завербовать там.

— Так. А теперь расскажите, как вы предупредили Успенского о том, что его хотят арестовать?

Ежов замялся и взглянул на следователя. Уже привыкший к таким взглядам Родос понял, что Ежову нужна его помощь, и сказал:

— О предстоящем аресте Успенского вам сказал Дагин?

— Да, кажется, он. Пришел ко мне в кабинет и сказал об этом.

— А он при этом не говорил вам, что подслушал телефонный разговор товарищей Сталина и Хрущева об Успенском?

— Да, я помню, что он сказал мне о телефонном разговоре про Успенского, который подслушал, но не говорил, что это был разговор Сталина. Дагин по моему заданию подслушивал все телефонные разговоры Политбюро и сразу же сообщал о них мне, чтобы я был в курсе дела.

— После этого вы позвонили в Киев и предупредили Успенского. Что вы ему сказали?

— Я сказал: «Тебя отзывают, плохи твои дела». Что-то вроде этого. Шифровку я побоялся ему давать, ее могли перехватить, поскольку уже тогда я вышел из доверия и был на подозрении у партии как враждебный ей элемент.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});