Мрак над Джексонвиллем - Брижит Обер

Они вошли в дом.

Пахло вкусно. Лори вдруг осознал, что помирают с голоду. Сколько же времени они ничего не ели? Взглянул на часы: пять. Джем передвигался по дому медленно и очень осторожно. Стол был накрыт на троих. Джем подошел к плите. Где же Дед? И кто он такой? Что он такое на самом деле? Восхитительный запах жаркого щекотал ноздри. Лори подошел и встал рядом.

— Он, конечно же, сейчас придет. Он ведь накрыл на стол.

— Лори, а тебе не кажется странным, что в такой момент Дед занялся вдруг обедом?

— Ну, если он так же проголодался, как я…

Джем вышел из кухни и направился в свою комнату; Лори пошел следом. Все было в порядке. Он осмотрел комнату Деда и отметил, что сумка на месте. Дед всегда таскал с собой старенькую кожаную торбу и складывал в нее все подряд: инструменты, лечебные травы, подобранные на свалке железки, какую-то ископаемую технику, словно старьевщик, подбирая всякий хлам.

— Он не взял свою торбу.

Мальчики вернулись в гостиную. В кухне мелькнула какая-то тень.

— Дед! — воскликнул Джем и бросился туда. Но это был не Дед. А какая-то женщина. Она помешивала то, что варилось в кастрюле, с наслаждением вдыхая поднимавшийся оттуда парок. Зачерпнула из кастрюли и с ложкой в руке повернулась к ним. Уцелевшая часть лица улыбалась. Это была мать Пола Мартина, а в ложке, которую она им протягивала, плавали разрубленные на кусочки пальцы.

— Скоро можно будет обедать, мальчики!

— Это… это Дед? — не своим голосом проговорил Джем, указывая на ложку.

Изуродованное лицо женщины скривилось от гнева, и из носа в кастрюлю посыпались жирные белые черви.

— И слышать о нем не желаю! И вообще: хватит! Полезайте-ка туда!

Она указала на большой стенной шкаф, где хранили продукты.

— И поторапливайтесь, у меня много работы!

Лори сделал шаг назад и услышал, как за спиной захлопнулась дверь кухни. Попробовал покрутить дверную ручку: напрасный труд. Женщина усмехнулась. Карий глаз, уцелевший на оторванной части лица, сверкнул, как у какой-то хищной птицы. Она снова указала на шкаф:

— Ну-ка, живо! Полезайте туда, пока я добрая!

— Нет! — вскричал Джем, схватив хлебный нож.

Женщина усмехнулась:

— Бедный дурачок, ты что — этим меня испугать решил?

Она схватила вилку и воткнула себе в руку — кожа лопнула, хлынула черная кровь.

— Вот вам «современное искусство»! Нужно выражать себя языком тела — так говорил мой психоаналитик; ну вот — научилась — выражаю себя языком тела.

Она взяла еще одну вилку и вонзила себе в уцелевшую щеку.

Лори почувствовал, что ноги у него стали ватными.

— А вы, лапушки, что — не хотите выразить себя языком тела?

Нож в руке Джема дрожал. Она подошла и ухватилась за лезвие. На пол закапала густая черная кровь. Женщина потянула за лезвие, и вцепившийся в рукоятку Джем поневоле двинулся к ней. А следом — Лори, вцепившийся в Джема.

— В шкаф! Мигом! Или я из вас таких шедевров понаделаю…

С удивительной силой она развернула лезвие ножа так, что острие уперлось Джему в самый низ живота. Лицо женщины было совсем рядом — прямо перед собой он увидел клочья мяса, бледные кости и кишащих в землистого цвета ранах червей. И почувствовал на лице мерзкое, отдающее тухлым яйцом дыхание.

— Делай, что она говорит, а там видно будет! — взмолился Лори и наклонился, чтобы лезть в шкаф.

Джем поколебался, потом последовал его примеру. Женщина закрыла за ними дверь на ключ.

В шкафу было темно. Сверху, на полках, рядами стояли банки консервов, крупа, варенье — нехитрые радости мирной жизни.

— Второй раз за сегодняшний день в шкаф попадаем; как бы это у нас в привычку потом не вошло, представляешь: «Простите, но мне пора в шкаф…» — пытаясь улыбнуться, прошептал Лори. Джем крепко обнял его за плечи, и Лори почувствовал, как по его коричневым щекам покатились две большие слезинки. К тому же хотелось писать и зверски болела щека.

Было слышно, как женщина по ту сторону двери хлопочет, приговаривая:

— Уж кто точно будет доволен, так это Френк. Френк обожает негров; хорошо поджаренный негр куда вкуснее белого — это как зайчатина по сравнению с крольчатиной — не так пресно. И чуть-чуть корицы… Ну-ка, ну-ка, куда же я подевала рецепт?

14

Дак стремительно шел вперед, рассекая толпу, не обращая внимания на возмущенные возгласы тех, кого он толкнул. Внезапно перед ним возник толстый тип, наряженный шерифом, перекрыв дорогу своим огромным пузом любителя пива. Дак вздохнул, оглядев эти бродячие сто тридцать кило, маленькие голубые глазки и огненно-рыжие усы, украшавшие красную физиономию Германа Моргенштейна.

— Эй, парень, ты меня толкнул, — заплетающимся языком объявил Герман, потрясая банкой пива.

— Простите, мистер Моргенштейн, дело в том, что я очень тороплюсь… — спокойно пояснил Дак.

— Полегче, парень, полегче, не стоит так торопиться, это вредно для здоровья!

Дак скинул сумку с плеча, неторопливым движением расстегнул «молнию», выхватил оттуда ружье и наставил его на круглый живот Германа.

— Будьте любезны, мистер Моргенштейн, дайте мне пройти.

В толпе раздались изумленные восклицания, испуганные крики. Какая-то женщина бросилась бежать, подгоняя перед собой малышей. Остальные просто остолбенели. Смертельно испуганный Герман поднял руки, банка упала на землю и разбилась. Пиво забрызгало замерших вокруг зевак.

— Сдаюсь!

Дулом ружья Дак отодвинул его в сторону, прошел мимо, положил ружье в сумку, закрыл «молнию» и двинулся дальше под приглушенный ропот толпы, который, впрочем, быстро угас; Герман с опозданием принялся рвать и метать, но уже в одиночестве:

— Нет, вы видели, видели? Я всегда говорил, что этот парень — чокнутый; нет, вы видели — он угрожал, и кому — мне! Где этот засранец шериф, я этого так не оставлю.

А в каких-нибудь пяти метрах от него никто ничего и не видел: торговец вафлями расхваливал свой товар, ребятишки покупали разноцветные шары.

Дак всматривался в толпу, встревоженно пробегал взглядом по праздничному шествию. Ожившие трупы. Мальчики говорили об оживших трупах. Краем глаза он заметил усевшегося на бортик фонтана скелетоподобного мужчину — лицо его было скрыто черным шарфом. И хотя он был от него на расстоянии метров двадцати пяти, Дак заметил, как блестят у мужчины глаза. Две черные дырки словно испускали пурпурный фосфоресцирующий свет. Дак настороженно замер. Человек в черном с невинным видом оглянулся на него. Его глаза уже полностью утратили свой блеск — теперь они стали похожи на пару темных колодцев. Дак двинулся дальше. Этот — точно один из них. Еще он заметил ребенка — цвет лица у него был желтоватым, костюм испачкан, кожа сплошь в царапинах и ссадинах — затесавшись в толпу детей, он с какой-то странной улыбкой аплодировал марширующим. Живой покойник. Само собой. Ребенок, словно у него сработало шестое чувство, быстро обернулся — но плечи при этом остались совершенно неподвижны — и толстыми красными губами послал ему воздушный поцелуй. Спустя секунду он уже исчез в толпе. Дак почувствовал, что его окружает какой-то мерзкий запах — почти сразу же он развеялся, смешавшись с ароматом вафель и гамбургеров. Это его нисколько не удивило. Когда его, еще ребенком, били, изо ртов у тех, кто над ним издевался, пахло всегда на редкость отвратительно — словно выходило наружу то дерьмо, что таилось обычно внутри. Дак еще тогда пришел к заключению, что плохие люди, должно быть, постоянно страдают запорами и что дерьмо сначала ударяет им в голову, а потом выходит через рот. А теперь эта идея находила свое подтверждение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});