Наследница солёной воды - Кэссиди Кларк

в последний раз, я ясно выразился?

— Кристально.

— Хорошо. Теперь, когда мы с этим разобрались…

Финник обошёл его, нож мягко скользнул по ткани тёмной куртки Элиаса при его движении, голова была наклонена так, что это казалось немного нечеловеческим. Его глаза блестели в лунном свете, как у снежного барса на охоте, убийцы, почуявшего запах крови.

— Скажи мне, Эли…

Мёртвый. Мёртвый. Он был уже чертовски мёртв. Нет, подождите, он не должен ругаться прямо перед смертью, это не принесёт ему никакой пользы в царстве Мортем.

— Какие именно у тебя намерения в отношении моей младшей сестры?

Желудок Элиаса упал к его ногам, отскочил от ступней и, взлетев обратно, врезался в горло.

— Простите меня, Ваше Высочество?

Финн поднял одну бровь.

— Ты слышал меня. Думаешь, никто не видит, как ты на неё смотришь? Я имею в виду, боги милосердные, чувак. Я знаю, что ты родом из маленького городка, но можно подумать, что ты не знаешь, что нельзя так пялиться на людей. Ты сверлишь дырки в голове бедняжки.

Щёки Элиаса вспыхнули.

— Я не… я… Ваше Высочество, я не уверен, что вы…

— Уверен, что это не так.

Финн вложил нож в ножны одной рукой, а другой обнял Элиаса за плечи, и Элиасу пришлось подавить невыносимое желание вывернуть плечо принца из сустава.

— Послушай, это совершенно понятно. Королевская семья Атласа наделена Анимой приятной внешностью. Я сам являюсь лучшим примером. Но ты всё делаешь неправильно. Солейл не из утончённых девушек. Если ты хочешь, чтобы она тебя заметила, тебе придётся сделать больше, чем просто пялиться и надеяться на лучшее.

Они никак не могли вести этот разговор. Честно говоря, он предпочёл бы вариант с убийством.

— Ваше Высочество, у меня нет никаких намерений по отношению к принцессе.

Вообще никаких. Напоминание самому себе — приказ, просьба взять себя в руки. Если это было настолько плохо, что даже незнакомцы смогли видеть это, то у него были более серьёзные проблемы, чем он думал.

Финн похлопал его по плечу.

— Я понимаю. Не волнуйся, я ничего не говорил Кэлу, и он, вероятно, слишком туп, чтобы увидеть это сам, так что ты в безопасности от гнева старшего брата. Теперь, если ты хочешь, чтобы так и оставалось…

Финн сжал руку на его плече — раненом — и тошнотворная волна боли прокатилась по его руке. Кончик ножа снова впился ему в бок.

— Мы просто будем молчать о том, что я был в таверне этим вечером. Звучит справедливо?

Элиас проглотил желчь и адреналин, умоляя Мортем, чтобы принц отпустил его руку.

— Я бы сказал так, Ваше Высочество.

— Отлично!

Финн сжал сильнее, и колени Элиаса задрожали от мощи тошноты, которая нарастала в его теле, но каким-то чудом он сдержался. Холодный пот проступил на каждом открытом сантиметре кожи, болезненная дрожь пробежала под кожей вместе с болью.

Финн отпустил его после этого, потянувшись со всем ленивым удовлетворением домашнего кота и пятясь назад, держа спину вне досягаемости, пока он уходил.

— Мне так нравится, когда люди разумны. Это избавляет меня от стольких неприятностей.

Подмигнув и ухмыльнувшись, принц-обманщик исчез в тенях Порт-Атласа, как будто всегда был одной из них, как будто он лишь ненадолго принял человеческий облик.

И как только Элиас убедился, что принц ушёл, он нырнул в свой собственный переулок, где его вырвало.

ГЛАВА 32

ФИНН

— Это было подло, — пожурила Луиза, когда он с важным видом вошёл в переулок, выбранный ими для встречи.

Сегодня вечером никаких чтений и сплетен; он одолжил у неё несколько инструментов для своих подарков на Фестиваль Солёной воды и должен был их вернуть. Что-то прозаическое на этот раз.

— Зато весело, — сказал он, всё ещё ухмыляясь, и самодовольное удовлетворение было гораздо более добрым спутником, чем головная боль, пульсирующая в висках.

Он не мог избавиться от неё с тех пор, как Эли Дориан нокаутировал его, даже после нескольких сеансов исцеления у Джерихо, и это становилось по-настоящему раздражающим. Он очень любил свою голову; она была более или менее единственным, что у него было, и он не мог допустить, чтобы она была повреждена.

— Бедняга выглядел так, словно его сейчас стошнит на твои ботинки.

— Этот бедняга — никсианский шпион, и если бы я не считал, что Сорен снова сожжёт дворец, если я его убью, мой нож уже бы торчал из его спины.

Луиза фыркнула.

— О, Финник Атлас действительно потрудился сделать грязную работу? Должно быть, это личное.

Его хмурый взгляд вызвал ещё один импульс боли в черепе.

— Он сломал мне мозг.

— Нельзя сломать то, что уже было сломано, — сказала Луиза, отступая раньше, чем он даже подумал пихнуть её локтем за это. — Кроме того, она лишь доказала бы, что все правы. Люди снова начинают шептаться о ней… они думают, что мы потеряли Дельфин из-за неё.

— Это не так. Она даже не пыталась связаться с Никсом.

Он знал это, потому что все пажи во дворце, которых можно было купить, уже принадлежали ему, и он периодически проверял их.

— Как и её друг, потому что он не полный идиот.

— Прискорбно.

— Это ты мне говоришь.

— Почему ты до сих пор не остановил их?

И, правда, почему.

— Любопытство, — сказал он, пожимая плечами. — Они пока не наносят никакого вреда. Она говорила правду о яде, это уж точно. У этого мужчины имеется укус под рукавом. Он берёг плечо, когда тренировался, и только что чуть не упал в обморок, когда я дотронулся до него.

Луиза деликатно вздохнула, теребя капюшон своего лёгкого серебристого плаща.

— Ты одновременно играешь в слишком большое количество игр, Финн. Тебе нужно избавить некоторых игроков от страданий, прежде чем кому-то из них повезёт.

— Это предположение или пророчество?

Луиза просто протянула руку. Боги, это было раздражающе.

— Ты можешь когда-нибудь просто сказать мне что-нибудь?

— Ты пропустил последние две встречи, играя в большого брата. Мне нужно как-то компенсировать потерю прибыли.

Финн тяжело вздохнул, но, честно говоря, это было справедливо. Он порылся в кармане и опустил ей на ладонь пару золотых монет.

— Предположение, — наконец ответила она со злой усмешкой. — Но всё же хорошее.

Финн сморщил нос.

— Я дам тебе больше золота, если ты сможешь узнать что-нибудь о том, как будет выглядеть Фестиваль.

От жадности её тёмные глаза заблестели, и она крепко зажмурила их, обхватив руками запястья и крошечные зеркальца, которые она всегда носила там, удерживаемые на месте тугими кожаными ремешками. Когда она открыла глаза снова, они вспыхнули розовым, свет зашипел на