Властители Рима - Владимир Викторович Дмитренко

и подвергнуты высшей мере наказания. Поэтому впредь до того, как сенат вынесет какое-либо постановление по этому вопросу или я сам найду что-либо луч-шее, по моему мнению, справедливо и целесообразно поступят те, кто будет управлять провинцией Критом и Киренаикой, если назначат в область Кирены в одинаковом числе судей как из эллинов, обладающих высшим цензом, так и из римлян…»

Так называемая Французская камея. Сардоникс 37 г.

Приведенный выше отрывок из эдикта ясно показывает, насколько мало было римское население Киренаики. Имущество, оцениваемое в 2500 денариев, весьма невелико (для сравнения укажем, что выходное пособие простого легионера, увольняемого в запас, составляло в те годы 3000 денариев), а римлян, имевших такое или большее состояние, в провинции всего 215 человек! Даже если предположить, что на каждого из них приходилось еще по пять римских бедняков, то и тогда число римлян в Киренаике, провинции пусть и не самой населенной, но бывшей когда-то отдельным царством, чрезвычайно мало. В таких условиях римляне не могли сами обеспечить эффективное управление. Неудивительно, что Октавиан Август был серьезно обеспокоен разногласиями, возникающими у римлян и греков, которых было во много раз больше, и просто не мог не считаться с мнением неримского населения. Подобные проблемы возникали и в других провинциях.

Падение нравов, приводившее к малодетности или бездетности, существенно ограничивало военную мощь империи, вело не только к снижению возможностей по набору солдат в легионы, но и подрывало моральный дух воинов, не уверенных, что их любят и ждут.

44. ОБ ОТНОШЕНИИ ОКТАВИАНА АВГУСТА К ДРУГИМ НАРОДАМ

Единственным выходом, позволившим бы римлянам сохранять свое доминирующее положение в империи, могло бы быть повышение уровня рождаемости, а это было совершенно невозможно без повышения нравственности, однако меры, предпринятые в этом направлении Октавианом Августом, имели лишь косметический эффект, и римляне, в силу своей недостаточной численности, просто вынуждены были привлекать во власть представителей других, покоренных ими народов.

Октавиан весьма скупо давал чужестранцам право на римское гражданство и ограничил право владельцев отпускать своих рабов на свободу, так как, по словам Светония Транквилла, особенно важным считал, «чтобы римский народ оставался неиспорчен и чист от примеси чужеземной или рабской крови». Тут следует сказать, что скорее всего это было вызвано отнюдь не отвращением к кому-либо из представителей других народов — этого никто из историков Рима не отмечает, и наоборот, среди тех, с кем Октавиан любил вести беседы, было много представителей иных народов. Тот же Светоний Транквилл упоминает, что во время своего последнего выезда из Рима в Путеолы Октавиан раздавал многим живущим там римлянам и грекам в подарок «тоги и греческие плащи с тем условием, чтобы римляне одевались и говорили по-гречески, а греки по-римски». Нежелание Октавиана Августа «портить римский народ примесью чужеземной крови» объяснялось всего лишь тем, что мононациональная правящая верхушка обеспечивала более стабильное управление покоренными Римом территориями. Раздавать римское гражданство слишком многим было опасно — вспомним, сколько неприятностей сумел причинить Октавиану Августу в Германии удостоенный римского гражданства Арминий. Скупо давая чужестранцам римское гражданство, Октавиан за большие заслуги выдвигал и рабов, и вольноотпущенников. Приведенный ранее отрывок из эдикта в честь отличившегося в битве при Акции Селевка Розосского наглядно свидетельствует о том, что Октавиан не забывал отличившихся у него на службе представителей других народов, щедро награждая их и наградами, и почестями, и римским гражданством. Причем случай с Селев-ком Розосским отнюдь не единичен. Так, бывшему вольноотпущеннику Менодору, оказавшему неоценимые услуги в борьбе с Секстом Помпеем, Октавиан не только «предоставил римское гражданство, но и часто приглашал к себе на обеды, попасть на которые было очень почетно и куда допускались лишь немногие избранные, а вольноотпущенники не допускались вообще.

45. АРХИТЕКТУРА РИМСКОЙ ИМПЕРИИ В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ОКТАВИАНА АВГУСТА. РИМ СТРОИТСЯ. РАЗВИТИЕ РИМСКОЙ КУЛЬТУРЫ. «ЗОЛОТОЙ ВЕК» РИМСКОЙ ПОЭЗИИ. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ВВЕДЕННОГО ЮЛИЕМ ЦЕЗАРЕМ, А ЗАТЕМ ЗАБЫТОГО КАЛЕНДАРЯ. МЕСЯЦ СЕКСТИЛИЙ СТАНОВИТСЯ АВГУСТОМ. ЗРЕЛИЩА ПРИ ОКТАВИАНЕ АВГУСТЕ

В столице и по всей империи при Октавиане велось активное строительство и было воздвигнуто много величественных архитектурных сооружений. При строительстве использовались все новейшие на то время достижения науки и техники. Неудивительно, что древнейшей датированной постройкой, при возведении сводов которой в кладке был использован бетон, является мавзолей Августа, строительство которого было начато в 28 году до нашей эры. Невиданным сооружением, поражавшим воображение римлян, были и огромные солнечные часы, установленные по приказу Октавиана Августа в 9 году до нашей эры на Марсовом поле. Высота специально привезенного для них из Египта и используемого для отбрасывания тени монолитного обелиска достигала 100 римских футов — более 29 метров. Как пишет Плиний Старший, обелиску «божественный Август нашел замечательное применение для отметок тени от солнца и определения таким образом продолжительности дней и ночей». Спроектировавший эти часы римский математик Факунд Новий сумел установить медные рейки на окружавшем обелиск каменном настиле так, что по тени можно было определить не только время дня, но и время года, знак Зодиака и даже конкретный день, причем он «добавил к вершине обелиска покрытый золотом шар, чтобы тень благодаря такой макушке заканчивалась четкой, иначе вершина отбрасывала ее расплывчатой». Это были, пожалуй, самые большие солнечные часы в мире.

Ливия, третья жена Октавиана Августа. Мрамор

Восхищение римлян вызывали и построенные Октавианом Августом Септы — прекрасно отделанное крытое помещение для голосования на народных собраниях, к которому его соправитель, Марк Випсаний Агриппа, пристроил не менее величественный Дирибиторий — помещение для подсчета голосов. Но из всех сооружений, построенных тогда в Риме, «самым замечательным памятником», как писал вскоре после смерти Октавиана Августа в своей «Географии» Страбон, «является так называемый Мавзолей — большая, на высоком фундаменте из белого мрамора могильная насыпь у самой реки, до вершины густо усаженная вечнозелеными растениями. На вершине стоит бронзовая статуя Августа Цезаря. Под насыпью находятся