Заполье - Петр Николаевич Краснов

зря он пил, дорого нам стоило это. Но вот вы все о романтизме, помню, теперь о максимализме, цели его — ну, а какой? К чему он приложим и как , помимо слов?

— К делу, — улыбался Мизгирь, толстые веки его и лучики морщин от них совсем спрятали глаза. — А вы разве не заметили? Газета наша пошла — не по максимальной… э-э… траектории разве? А концерн, а банк «Русичъ»?

— Да, конечно… Поздравляю, кстати, вас — член правления, надо думать, не просто формальность?

— Нет, но и… Хотя, от вас не скрою, поучаствовал тоже. К слову сказать, и названье-то мое… не всяк отважится ныне, да-с. Затуркали русских.

— Да как-то и… несовместно: русич — и банк, ростовщичество… — усомнился было он. — Впрочем, на какое дело — вот главное… Ну, а цель — большая? Идейно, так сказать, выстроенная?

— Так она из малых состоит, — терпеливо, не без некоторой снисходительности пояснил тот в пояснении не нуждающееся. — Из промежуточных, среднесрочных… Коньячку все же, а? Ну, как хотите… Можно ее обозначить, а можно и нет — если сам ее знаешь.

— А для других? Для тех же последователей?

— Да надо ль всем ее знать, другим? Или вы думаете, что ежели гласно, так и хорошо? Под гласность, как правило, вам такую лажу вчинят, что… Почему в знании высшей идеи непременно массовость нужна? Вы хотите, чтоб ее вам извратили, идею, да? Ну так дайте ее массам, и каждый чуть-чуть, может, по-своему поймет, чуть-чуть на свой лад претворять начнет, да еще с вами же и спорить примется… нет, это вы мне не говорите даже! Массы, идей распространенье, овладенье умами — старо это, ветхо же все. Главное, стимул — острая такая палочка, знаете? — и направленье. Ну, может, самую простую и грубую болванку идеи дать — пусть грызут — и вектор ее… сектор цели, от сих и до сих. И, как говорится, уперед. А того хуже буквальное исполненье идеи-догмы, это уж вовсе смерть ее… Живое — подвижно, изменчиво быть должно, применимо к ситуации, само должно корректировать и вектор, и даже цель… Пластично — сами ж доказывали как-то мне… оценил, благодарствую.

— И что это массы вы так не любите…

— А вы сейчас вот по городу шли — и что же, любили эту массу пивососную? Которая в очередях за пороками всяческими, фигурально выражаясь, давится, а думать даже малейшего желанья не имеет? Голову под топор даю — нет и нет! А еще прискорбней ее попытки думать, вразброд и навыворот, да по чужой, вдобавок, наводке, революцию с грабежом магазинов путать… Нет, во многом и категорически не совпадаю с ней, массой, в том хотя бы, что она бессмертна, а я конечен. В другом свое продление мне искать надо…

— То есть опять же в деле? В деянии, как вы говорили?

— В деле — да, это само собой. Но как бы тут еще сказать… — Он будто затруднился, глянул на Базанова, и читалось сомненье некое в прищуренных вопросительно глазах его: поймет ли?.. — У дела, любого, гарантия должна быть, это же не вам же объяснять. Тем паче, если оно длительное, за всякие пределы нашего личностного существованья выходящее. И залог дела может быть только один — да, один: товарищество людей, согласных в главном, в цели, деятельных и вот именно целеустремленных до конца. И с жесткой, мы же должны понимать, преемственностью в отношении самой идеи… развивать ее, да, но основы не терять и, хуже того, не искривлять чтоб — а это, знаете ли, трудней и опасней всего. Вы же согласитесь, что таких людей мало, всего ничего, а потому и круг товарищества широким быть не может, да этого и не надо. Истинно думающих, предвидящих — единицы. Человек же массовый — это обезьяна прогресса… подумаешь, забрался он выше! А на том же все дереве. Вы думаете, ему что-то видней стало оттуда? Крайне сомнительно… Но нет, давайте-ка выпьем. За впередсмотрящих в этом мерзком тумане бытия — не примите за дурную патетику, тем более, — и глянул весьма критически, — за этим излишеством на столе… впрочем, как знать, товарищу Лукуллу наша колбаса, возможно, и понравилась бы, а? Не-ет, мудрено, знаете, вперед заглянуть, разве что соединенному разуму единомышленников под силу…

— Ну, единомыслие-то как раз этому может помешать…

— Нет-нет… единонаправленное, я хотел сказать, в один фокус, к цели сведенное с разных сторон. Нет, мировоззренчески не будем особо ограничивать, тут стереоскопия нужна и важна, объемность мышления самого. И — мозговой штурм ситуаций, когда понадобится… как вам?!. — От выпитого у Владимира Георгиевича какое-то даже подобие румянца проступило пятнами, пробилось на сером лице. — Непрерывность дела нужна, иначе жизнь, гноище это, любое начинанье разложеньем заразит, раздробит дискретностью своей, любое деянье выхолостит, источит в труху и очередное из нее говно свое замесит, дрянь какую-нибудь изумительную!..

— И ее вы не любите, — утвердительно кивнул Базанов, — это-то я знаю… В принципе не любите, кажется?

— Это кого-чего — жизнешку, что ль? — хохотнул тот, откинулся, вперил недреманные ко всякой мысли глазки. — Да за что бы любить ее — людям-человекам, ну хоть сколько-нибудь думать умеющим, помилуйте? Ежели природу взять как явление, как вещь в себе, то вещь-то эта вместе с жизнью, в ней произрастающей и сдыхающей, вполне и всяко гнусная и к самой жизни беспощадная… ну, толковали мы как-то об этом. А если же брать как творенье, как авторский конструкт демиурга некого, то тогда сей проект осуществленный может и, более того, должен оцениваться и с нравственной стороны… нет, в первую очередь с нравственной! И тут очевиден полный и безусловный конфуз создателя, полный — извиняюсь — абзац: творенье это совершенно безнравственно и гомерически преступно по всей сущности своей, а все лучшее в нем, нравственное там и всякое такое светлое-чистое наказывается в конце концов с показательно… э-э… примерной жестокостью и только для этого, как видится в реале, и существует… где вы, спросить, ненаказуемое добро видели? Исключительная, скажу я вам, редкость это, по нечаянности разве. Человек без всякой жалости, знаете, опущен в природу: и в свою телесную, животную, в дрянь физиологическую, в смрадные подполья инстинктов половых и хищнических, — и во внешнюю, злом до краев таки полную, где походя смерть царит… опровергните, попробуйте! И вот давит его жизнешка,