Имбирь и мускат - Прийя Базил

— Помнишь обморочный рак? Ты же мне сама рассказывала, — успокаивал ее Оскар. — Да и вообще, почему сразу операция? У нее взяли биопсию? Извини, конечно, но это очень похоже на очередную попытку привлечь к себе внимание.

— У матушки был такой расстроенный голос по телефону. И она просила меня приехать и помочь. Не стала бы она так…

— Стала бы, уж поверь. Она все еще пытается тобой управлять, Найна. Просто успокойся и все обдумай. Наверняка Сарна заметила, что ты держишься от нее на расстоянии. Думает, что если будет серьезный повод, ты обязательно приедешь. Скорей всего она просто хочет, чтобы ты почувствовала себя виноватой и примчалась в Ло…

— Вода, — вдруг сказала Найна.

— Что?

— Шланг, шланг! Выключи его скорее!

— О Господи! — Вода хлынула на амарант, жадно облизывая его алые косы. Излишки страсти уже стекали по тропинке ко входу в дом.

Оскар схватил шланг, чтобы направить поток в другое место, он скользнул в его руке и обрызгал Найну. Та завизжала. Оскар рассмеялся и побежал закрывать воду. Когда он вернулся, Найна уже пришла в себя.

— Ты прав, странно все это, — сказала она, не замечая прилипшей к телу рубашки. — Но что-то неладно, потому что голос у мамы ужасный, да и операция уже назначена.

— Ну так перезвони. Разузнай все подробней. Спроси Карама — он, наверное, объяснит, что происходит на самом деле, — предложил Оскар.

Карам взял трубку и, услышав Найнин голос, тут же объявил, что в Лондоне почти тридцать градусов жары.

— А у вас как? — осведомился он с легким азартом в голосе. Впервые Найна не ответила на его излюбленный вопрос, а напрямую спросила, что стряслось с Сарной.

— Я точно не знаю, — ответил Карам. — Она заходит к врачу одна, а я жду в коридоре. У нее небольшая опухоль в горле, узелок, что ли. Погоди, она мне машет, хочет поговорить с тобой.

— Минутку, б-джи. Это очень серьезно? Это… рак?

— Рак?! Ну что ты! Нет, конечно. Пустяки, ей сделают операцию, а на следующий день уже выпишут. Ну все, она у телефона…

— Глупенькая, она совсем перепугалась, — услышала Найна голос Карама, прежде чем в трубке раздался хрип Сарны:

— Ты приедешь или нет?

— Матушка, я очень переживаю. Ты меня напугала, когда заявила, будто у тебя рак. Что происходит?

— А почему ты спрашиваешь? Твое решение зависит от тяжести моей болезни, так получается? Если у меня не рак, то всем плевать, да? — Командные нотки слышались в Сарниных словах, даже несмотря на хрип.

— Нет, матушка, нет. — Найна попалась в ее западню.

— Прекрасно, можешь не приезжать, — скрежетала Сарна. — Мне никто не нужен, я сама справлюсь. Как всегда.

— Я приеду, — отчетливо проговорила Найна и под руководством Оскара продолжила: — Я ведь не об этом говорю. Мне просто нужно знать, что не так.

— Да все не так! — вскричала Сарна, позабыв о больном горле, и сразу же зашлась в приступе кашля.

Найна в отчаянии поглядела на Оскара.

— Я только сказала, что это похоже на рак, — прохрипела трубка.

Найне не хотелось ехать к матери.

— Вот и не надо. Ты вроде бы решила, что больше не будешь ей помогать, — напомнил Оскар.

Она поджала губы. От постоянного прикусывания они побагровели и стали похожи на переспелые вишни.

— Знаю. Что же мне делать?

— Как — что? Откажись.

— Это не так-то просто. Я себя чувствую плохой… виноватой, — сказала Найна, опустив сразу несколько определений, которые Оскар увидел в ее глазах: никчемной, подлой, напуганной, злой. — Не могу я отказать, когда она нуждается в моей помощи.

Сомнительный диагноз Сарны был в определенном смысле правдой. Внутри ее жил и рос страшный обман. С годами он укреплялся в сознании, отравлял душу и постепенно поражал все доброе и правдивое. Ибо это были не просто лживые слова, а целый клубок чувств: вины, стыда, гнева и страха. Их железная хватка отбирала последние силы. В Сарне эти чувства не пробуждались и угасали, как у обычных людей, а жили в ней постоянно, стали ее главной движущей силой и, точно раковые клетки, быстро росли, принимая всевозможные формы и размеры. Каждая ее мысль, поступок, слово или физическая боль уходили корнями в ложь. Сарна боролась со своим прошлым, как с инфекцией, с чем-то, что надо выкорчевать и истребить. Она так увлеклась этой войной, что стала уязвима перед другим вирусом: смертельной напастью отрицания, которая дала метастазы и заняла ее душу.

* * *

Пока Сарна лежала в больнице, семья узнала, что за операцию ей сделали. Сарна была еще под наркозом, когда в палату вошел врач, делающий обход. Она полулежала на груде подушек: волосы убраны в тугой хвост, отчего бледное лицо казалось еще более строгим. Пока доктор ее осматривал, она не двигалась, и только глаза вяло перекатывались под веками. Найне это движение показалось зловещим: Сарна будто бы пыталась очнуться и увидеть, что происходит вокруг ее ложа.

Хирург снабдил их краткими сведениями:

— Анестезия еще действует, все прошло хорошо. Она скоро поправится. Завтра мы ее выпишем. — Он черкнул что-то в блокноте. — Пусть поменьше говорит в первые дни. Некоторое время голос будет хриплым, потом все пройдет само собой. Через несколько недель — точно.

— Так быстро? — Карам поправил галстук.

— Да, миссис Сингх очень повезло. Она ведь не певица? — поинтересовался врач.

— Смотря что вы считаете вокалом, — ответил Карам. — Она довольно часто берет высокие ноты, если честно.

Хирург сдержал улыбку.

— Я только хотел сказать, что обычно узелки в горле образуются у певцов, чаще оперных. Они так и называются — «узелки певцов». Понятное дело, их удаление часто приводит к нежелательным последствиям.

Сбитый с толку, Карам попросил врача рассказать поподробнее. Выслушав доктора, он спросил:

— То есть выходит, моя жена заработала себе опухоль тем, что много разговаривала? — Его губы растянулись в злорадной усмешке.

— Хм, довольно трудно сказать наверняка, мистер Сингх. — На этот раз врач не выдержал и улыбнулся. — Я не знаю вашу жену и ее вокальные… привычки. Но подобные узелки часто возникают от перенапряжения голосовых связок.

Карам ухмыльнулся и чуть не захлопал в ладоши от восторга. Когда хирург вышел из палаты, он повернулся к Найне и Пьяри, которые сидели по обе стороны от Сарниной кровати и тоже улыбались. Увидев, что глаза матери снова задвигались под веками в молчаливом упреке, Найна тут же посерьезнела.

— Я всегда удивлялся, как ей удается столько кричать. Хоть бы раз сорвала голос! У меня даже возникало чувство, что у нее изо рта вот-вот вывалится язык — так она усердно им работала. — Карам подошел к кровати и присмотрелся к Сарниному горлу.

— Теперь ясно, почему она не пускала тебя к доктору Джасгулу. Не хотела, чтобы мы знали, — предположила Пьяри.

— Точно! — Карам хлопнул ладонью по железному каркасу кровати. — Я должен ей что-нибудь сказать. Она убеждена, что никогда не повышает голоса. А я, видите ли, всегда ору. Надо поставить ее на место.

— Питхаджи, она тебе не поверит.

— А я еще раз спрошу доктора — при ней.

К сожалению, врач больше не заходил в палату во время их визитов, а значит, преподать жене урок Карам не смог. Первые дни дома она очень страдала, и Караму опять не удалось с ней поговорить.

— Не понимаю, почему она так плохо себя чувствует? Можно подумать, ей заменили бедренную кость, — жаловался он Найне и Пьяри, которых посещали похожие мысли.

Желание разговаривать в Сарне было таким сильным, что она то и дело пыталась что-нибудь сказать, но за слабым шепотом следовал приступ кашля.

— Матушка! Несколько дней тебе вообще надо молчать! — ругалась Найна, а Карам давал жене ручку с бумагой. Сарне пришлось последовать их совету, а потом она нашла иной выход из положения. Когда Сарне что-нибудь требовалось, она брала пульт управления и включала телевизор на всю громкость.

Спустя три дня, не в силах больше сдерживаться, Карам поднял вопрос о природе ее болезни. Сарна лежала на диване, скрестив ноги. В одной руке у нее был пульт, а другой она поглаживала горло, словно нащупывая признаки выздоровления.

На кухне, где Найна варила суп, было слышно, как Карам начал пересказывать Сарне свой разговор с хирургом. Найне захотелось, чтобы рядом была сестра — вдвоем намного проще переносить семейные ссоры. Но Пьяри с мальчиками уехали отдыхать в Турцию. Понадеявшись, что в ее присутствии Сарна не закатит скандал, Найна вошла в гостиную и стала накрывать на стол. Карам как раз повторял жене слова врача, немного их приукрасив: «Ваша супруга слишком много говорит». Сарна злобно нахмурилась, ее ноздри задрожали, как у кролика. Зная, что не сможет заглушить голос мужа сама, она сделала громче телевизор. Карам тут же его выключил, загородил собой экран и погрозил жене пальцем: «Если ты не перестанешь ругаться и кричать, у тебя опять исчезнет голос — вероятно, навсегда!» Сарна снова и снова жала на кнопки пульта, будто с их помощью пыталась управлять мужем. Когда ничего не вышло, она закашляла.