Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы - Сергей Демченко

Я приготовился лишить жизни этого, далеко не случайного в моей жизни, человека. А потому просто безумно и безнравственно говорить ему о том, что лишь в последний момент ты увидел в нём то, к чему он так болезненно стремился весь свой недолгий век…

Это означало не похвалу. Это прозвучало бы просто унизительно. Как ни крути, он всё же стал мужчиной. Переступив через себя, он под моим беспардонным, животным насилием стал воином.

Он не второй, нет. Он просто единственный в своём роде…

— Вилле, я ведь убью тебя… Иначе просто и не может быть.

Он коротко и спокойно кивнул:

— Да, я знаю. Но ты же должен "дать мне шанс"? Я не надеюсь на чудо. За столько лет, проведённых с тобою, я понял, что против тебя чудеса не работают. Я много размышлял, откуда ты такой взялся. И я понял.

— И что ты понял, бестолковый? — Особенно теперь, в эти моменты, я могу вновь обращаться с ним так, как это было когда-то, когда он, сглатывая выступающие от боли и отчаяния слёзы, улыбался мне сквозь них, как улыбается грубым шуткам отца, из вроде бы лучших побуждений калечащего личность, безоглядно верящий ему ребёнок… Потому что он поймёт…

Господи, зачем я был так непроходимо глуп, так бессердечно настойчив и так слеп…

Он открыто и широко мне улыбнулся. И помимо собственной воли я как-то неумело ответил ему.

…Как когда-то… давно, когда мы — оба измученные и израненные — уходили…, уходили всё дальше, — прочь от наступавшей нам на пятки Смерти… Оставшись лишь вдвоём. Мы просто молча улыбались тогда друг другу, довольные тем, что живы, что выполнили то, считавшееся нереальным, за чем мотались в эти места. Ты выжил тогда лишь потому, что тебя учил и прикрывал я. Но я не говорил тебе об этом, никогда и ни за что не говорил…, нам всё было ясно и так. И мы просто глупо скалились, привалившись спиною к деревьям, и жадно хватали пересохшими ртами раскалённый воздух…

Я знаю, мы не враги с тобою, парень. Просто так случилось.

Просто… случилось…

Прости.

— …Я понял…учитель, что ты не человек. Ни в общем, ни в отвлечённом понимании. — Сигарета в его руках не дрожала, и когда он давал мне прикуривать, спичка зажглась с первого раза. Его рука замерла при этом у моего лица, как отлитая из бронзы. Твёрдо и основательно.

…Это хорошо, Вилле. Ты даёшь мне столь редкую в этом мире возможность убить мужчину. Не мальчишку… Не ничтожество.

— Всё, что я видел в тебе, не от человека. Да, ты страдаешь, как человек, и ты тоже смертен. Но чем больше я смотрел на тебя, тем больше понимал: ты — лицо Судьбы. Не жестокое и не радушное. Не кошмарное и не привлекательное. Ты — нейтрален. Как и весь этот мир, которому мы сами старательно, исходя из собственных желаний, надежд, пороков и страхов, «подрисовываем» лицо. На месте белесого пятна, оставленного нам для права собственноручно дописать недостающие и желаемые нам черты…

Несколько томительных секунд он молчал. А потом буднично и тихо спросил:

— Что тебе предложить? Ты же всегда был оригиналом…

Я оторвался от собственных глупых мыслей не по ситуации, и вскользь бросил, будто это занимало меня меньше всего:

— Мне всё равно. Можно шест.

Тайфун повёл бровями:

— Шест так шест. Правда, бамбука нет. Не сезон. Поэтому не будет возражений против полудюймовой трубы?

— Да не вопрос. Тащи. Тоже нехило.

Он повернулся к усачу, что ни жив, ни мёртв притаился где-то позади. Блин, я даже забыл за него! Вот, сказано, — человек умеет быть неприметным и прозрачным, когда по-настоящему страшно…

— Эй, как же тебя… Ай, просто принеси из слесарни два одинаковых отрезка. Порежь по метр шестьдесят. И быстро!

Тот словно сквозь землю провалился. Испарился. Лишь негромко стукнула вдалеке стальная дверь.

Вилле повернулся ко мне:

— У нас… точнее, у тебя, мало времени, Гюрза… Очень мало. Мне жаль, но…

Какое-то подозрение шевельнулось во мне и заелозило грязными лапами по макушке…

Брошенный в меня быстрый взгляд:

— Примерно два часа десять минут. Я активировал их…

Я похолодел…

— Как, твою мать, ты…

Он виновато развёл руками:

— Понимаешь, это на самом деле просто… Просто, — лишь стоит подумать и вспомнить, кто был или всё ещё дорог человеку в его жизни… Не Полковник давал тебе коды. Вы сменили их, когда… Ну, ты понимаешь…

Да, я понимал. Двухтысячный. Тот дурной год всему, практически всему миру доставил гору хлопот.

— Ну и вот… Полковник доверил это именно тебе. И ты составил сам эти комбинации цифр, а он уже просто их переписал. Верно?

Я вновь, как заведённый, мотнул башкой. Как-то не укладывалось в ней всё это…

— …Четыре порядка цифр. Дни рождения. По возрастающей, по степени твоих привязанностей…

— Сын…

При этих словах я вскинул на него глаза.

— Жена….

Во мне зашевелился, засуетился торопливый дьявол. Скорее, скорее же! Не тратить времени!

— и…, наконец, я… и сам Полковник… Всё.

Клянусь, его ясные глаза излучали вселенскую скорбь. И всё же, всё же…

Он сделал это.

— Зачем, Вилле… Зачем?! — я вскочил и заорал, как безумный. Вбегавший в это время с трубами наперевес усач чуть не упал от ужаса на спину, приняв последний мой вопль на свой счёт.

Вилле же спокойно встал, как если б собрался всего лишь протопать на кухню за водой, и подошёл к оторопевшему механику.

Не спеша взял из его рук куски металла и повернулся ко мне, держа в каждой руке по отрезку вертикально, отверстиями вверх:

— Я знал, что ты выберешь это. Это ж твоё любимое. А потому заранее приготовил самые чистые и новые. Их начистили, ошкурили… загляденье, не правда ли? — он придирчиво и с какой-то любовью осмотрел оба «орудия», выбрал себе то, что было в правой руке, второе прислонил к пульту:

— Твоя…Кстати, я не стал стрелять в тебя там, в зале… Мне показалось… — он выпятил губу, словно нашёл какой-то изъян в «отделке» трубы, — показалось, что здесь и так будет… правильней.

Казалось, он напрочь позабыл о том, что я стою перед ним, потрясённый и вскипающий.

Потом ещё раз внимательно окинул свою «палку» глазами и вякнул:

— Так вот об этом… Понимаешь, я сделал всё ещё до того, как ты смог войти сюда. Это была своего рода игра. В «бродилки» со «стрелялками»… — Его голос снова стал безжизненным, будто и не просыпались в нём оттенки огоньков летней ночи…

— До того, как ты… ну, перебил кучу народа и пробился. Как посмеялся над моими уловками в разных местах. Тебя трудно остановить. Твоя ярость берсерка — твоё же главное оружие. Но в остальном ты проще, примитивнее меня. Грубее. Окончательно я понял это двадцать минут назад. Тебя ничего не интересует в жизни, кроме безопасности и сытости «своих», и кроме пресловутой «правоты». Любой ценой. — Тайфун засмеялся. Но так тихо, что я видел лишь колебания его гортани и губ. — Мне хотелось, чтобы ты дошёл. Я пережил немало тревожных минут, когда в тебя там летели пули, поверь…

Подобие уязвлённого самолюбия толкнуло меня изнутри. Он переживал за меня, словно за неумелого паршивца?!

— Знаешь… Первым моим порывом, когда мы начали беседовать за стаканчиком, был — рвануться туда, вниз…. Остановить, пока не поздно. Повернуть время вспять. А потом…

Потом я вдруг осознал, что даже сделай я это, я всё равно не стану для тебя ничем большим, чем очередным поверженным в твоей жизни противником. Морально поверженным. А затем ты… всё равно ты предложил бы мне смерть. От твоей руки… От своей руки, Гюрза, из которой я испил столько горечи и силы! — Он понемногу распалялся снова, и всё больше. — Так отчего мне было спешить что-то спасать, стараться чего-то не допустить, и не начинать чего-то, если конец от Вас, Мастер, всё равно один?!

…Его душила горечь, и было очевидно, как трудно и болезненно давались ему эти слова…

— Так почему бы мне не попробовать Вас на зуб, проверить своё везение, — может быть, в последний раз… в этой грёбанной жизни, Гюрза?! Почему бы не предоставить случаю и Судьбе, чьё звериное обличье Вы здесь и представляете, решить, — кто же из нас прав? Кто чудовище? — гневно наставленный на меня палец мог бы наверняка пробить меня насквозь, упёршись плотно в мою сжавшуюся от странного и непонятного ощущения грудь…

Вилле перевёл дыхание и закончил как-то устало:

— Становитесь в позицию, Мастер. У вас осталось ещё меньше времени, вспомните…

Я как в прострации шагнул к покорно ждущему меня увесистому обрезку, взял его, словно прикидывая, в состоянии ли он выполнить возложенную на него задачу — убить быстро и безболезненно. Потому как у меня действительно тикал отсчёт и… и я не смог бы долго его мучить.

Просто не смог бы…

— …Если ты победишь, Гюрза, ты ещё сможешь спасти своих. Аккурат с другой стороны твоего дома в море именно для вас стоит небольшой корабль. А в лесу неподалёку ждут трое моих доверенных. Пусть просто выйдут к ним, не стреляя. Они сделают всё, так как это мой родной брат и два племянника, его сыновья. Они обязаны мне всем, что имели, и жизнью… Единственное условие — не трогать их и взять их с собою. Они не сделали ни миру, ни людям ничего дурного…