Литературный навигатор. Персонажи русской классики - Архангельский Александр Николаевич

«Настойчивость» Колдуна объясняется не столько его греховной страстью, сколько глобальной «антихристовой» целью: до конца завладев дочерью, мистически разрушить естественные связи, царящие в мире. Разрушив их, можно до конца погубить и без того ослабленное казачье братство, православное воинство. Покуда Украйна держит оборону от «ляхов» – зло не может торжествовать на земле. А как только перестанет выполнять свою оборонительную миссию, зло восторжествует.

Но чем ближе Колдун к поставленной цели, тем ближе он и к собственной погибели: вновь на страницах повести возникает загадочный образ: всадник-богатырь нечеловеческого роста, скачущий в Карпаты на вороном коне и засыпающий на вершине горы. Этот образ источает непонятную пока угрозу для Колдуна, который под видом «брата Копряна» в красном жупане, напоминающем о «красной свитке» черта в «Сорочинской ярмарке», является в Киев к обезумевшей Катерине, чтобы обманом увезти ее.

Но безумие лишь обостряет духовную чуткость дочери; ее душа, действующая отныне помимо ее разума, опознает своего мучителя. Кровь мужа и сына окончательно искупает преступную слабость Катерины; пришествие Антихриста пока не состоялось. Колдун обречен; в момент второй кульминации его сюжетная линия проходит стадию развязки.

Теперь Колдуну ничто не поможет; даже убийство «святого схимника», отказавшегося отмаливать душу страшного грешника, выглядит скорее жестом отчаяния, чем знаком всесилия. (Хотя само по себе, да еще вблизи «святых мест» Киева, это убийство свидетельствует о запредельной мистической силе «Антихриста».) Куда бы Колдун ни направил коня, он скачет в одном-единственном направлении: к Карпатским горам, где ждет его Великий Всадник, чтобы убить и бросить телесно ожившую душу в пропасть, где зубы мертвецов вечно будут грызть Колдуна.

Колдун умирает «вмиг» и тут же открывает после смерти очи, не воскресая при этом. То же происходит и с сюжетом повести: он завершается, исчерпывает себя (наказание соразмерно преступлениям) и тут же продолжается дальше. Этот «оживший сюжет» наконец-то расшифровывает мифологическую подоплеку легендарных событий; становится понятна и причина ненависти «Антихриста» к православному братству, заединству, и патологическое влечение к дочери. Колдун – последний мужчина в роду, начало которому положил Иуда-Петро, изменивший великому побратимству из зависти к славе и убивший Ивана, с которым у них было «все пополам». За это Иван выпросил у Бога, чтобы последний в роду Петро был такой злодей, какого еще не бывало на свете, и чтобы он, Иван, бросил этого злодея в пропасть, где мертвецы грызут друг друга, и веселился, глядя на его муки. Бог соглашается, но «обрекает» Ивана сидеть «вечно на коне своем», наслаждаясь страшной местью, но не имея Царствия Небесного. Лунный отблеск этой одинокой фигуры позже ляжет на фигуру Понтия Пилата в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»; Ю.Н. Тынянов указал также на сюжетно-смысловую проекцию образов гоголевской повести в «Хозяйке» Ф.М. Достоевского.

Зло наказано; добро не торжествует. Герои мифа, венчающего легенду о Колдуне, связывают воедино апокрифическую версию библейского сюжета о Каине и Авеле с богумильской космогонией, в которой апостол Петр часто отождествляется с Иудой, а апостол Иоанн Богослов (неотделимый от Иоанна Предтечи) – с самим Богом. Все это наложено на фон немецкой романтической традиции, от «Разбойников» Шиллера до новеллы Л. Тика «Пиетро Апоне». В этом мифологическом «отростке» сюжета Колдун из главного героя мгновенно превращается во второстепенного персонажа, косвенного участника сюжета, у которого нет и не может быть развязки.

Иван Федорович Шпонька и его тетушка (1830)

Шпонька Иван Федорович – главный герой истории, поведанной рассказчику Степаном Ивановичем Курочкою из Гадяча. По причине плохой памяти простосердечный рассказчик записывает сюжет, но по старой литературной традиции «старуха» изводит полтетради на пирожки, так что повествование обрывается посередине. Этот обрыв сюжетной линии резко усиливает впечатление случайности, неуместности, исходящее от рассказа о никчемном герое, так не похожем на остальных – ярких, колоритных – персонажей «Вечеров». Они живут на грани между фантастикой и реальностью, между смехом и страхом – он полностью принадлежит миру обыденности; они ярки и колоритны – о Шпоньке почти нечего сказать.

К началу повести ему около 40 лет; он с детства был робок, старателен, аккуратен; умел прекрасно очинить перо ножичком (который держал всегда в чехольчике); его хвалил учитель Никифор Тимофеевич Деепричастие, а грозный латинист вообще-то был им доволен, но однажды отхлестал Шпоньку по рукам – когда тот, единственный раз в жизни, принял от соученика взятку за помощь в подготовке к уроку: очень вкусный блин. С тех пор робость Шпоньки еще более усилилась; страх новизны перерос в любовь к однообразному повторению привычного. Читать Иван Федорович Шпонька любит лишь уже читанное; его не привлекает непривычный пейзаж, как бы ни был он живописен, но вид все того же пруда, все той же яблони доставляет ему наслаждение.

Рассказ об Иване Федоровиче строится на приеме обманутого ожидания. Читатель «Вечеров» успел привыкнуть к определенным закономерностям сюжета: бытовая сцена часто венчается фантастическим итогом; фантастика низводится до уровня бытовой детали. И к тому, что некоторые черты героя и особенности его поведения могут указывать на связь с нечистой силой. Того же естественно ждать от повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Но напрасно.

В первую очередь читатель узнает, что Иван Федорович (который служит в П*** пехотном полку, не пьет особо крепких выморозок, предпочитая им рюмку водки перед обедом) любит читать гадательную книгу. В рассказе о любом другом персонаже «Вечеров» эта деталь обернулась бы вереницей фольклорно-демонических видений: где есть собрание разгадок, там должны объявиться загадки. В последней повести цикла гадательная книга появляется как бы ни для чего: ближе к финалу Шпонька должен будет заглянуть в нее, но сна своего не разъяснит.

Затем, получив письмо от тетушки, которая после смерти матери взяла в управление его Вытребеньки, Иван Федорович выходит в отставку в чине поручика и направляется домой. Везет его набожный жид, который «шабашовал по субботам». Но никакого демонического шабаша он почему-то не устраивает. Точно так же, когда через 2 недели пути Шпонька останавливается в деревеньке, в 100 верстах от Гадяча, и в двери постоялого двора влезает толстый человек в зеленом сюртуке, с короткой шеей, двухэтажным подбородком и огромными щеками, которые подобны мягким подушкам, тщетно надеяться, что этот помещик села Хортыще, что в пяти верстах от Вытребенек, обернется чертом или хотя бы ожившим мертвецом. Григорий Григорьевич Сторченко не черт, не колдун, не мертвец, а просто грубоватый помещик, едущий по собственной надобе. Несмотря на свои необъятные размеры, на странное поведение, на «запорожский» отзвук в названии имения (Хортыще – Хортица), на курицу и настойки, съедаемую и выпиваемые в постный день, пятницу; несмотря даже на страшный носовой свист во сне и некоторую глухоту, произведенную тараканом, который некогда закрался в его ухо, он самый обычный человек.

Бесполезно искать скрытый смысл в его фамилии, Сторченко, равно как в диковато и даже «подозрительно» звучащих имени, отчестве, фамилии тетушки Ивана Федоровича, Василисы Кашпоровны Цупчевськи. Да, Цупчевська наделена исполинским ростом, и ей куда больше пошли бы драгунские усы и ботфорты, нежели чепчик. И все-таки Василиса Кашпоровна обычная тетушка, а не ведьма. Точно так же нет потаенного литературно-этимологического смысла и в фамилии самого Шпоньки – значение имеет только ее смешное и «ничтожное» звучание.

Естественно поэтому, что лишен какой бы то ни было мистической подоплеки и замысел тетушки любой ценой вернуть соседнее имение. Имение это должно принадлежать Ивану Федоровичу, согласно утраченному завещанию покойного Степана Кузьмича, который некогда, в отсутствие батюшки героя, наезжал к матушке в гости. Опять же сюжет о «пропавшей грамоте» и прозрачный намек на отцовство Степана Кузьмича остаются без фантастического развития, что было бы невозможно в других повестях. А то, что имением ныне владеет тот самый Григорий Григорьевич Сторченко, с которым Иван Федорович повстречался на пути домой, – чистая случайность.