Опасно для жизни - Фридрих Незнанский

Пришлось спустить лысого в подвал и объяснить при помощи своих увесистых кулаков, какой опасности подвергает всех и вся эта ненасытная тварь, Ильич. И пригрозить «береттой».

Жалобно скулящего лысого пришлось тем не менее посвятить в предстоящую операцию по захвату заложницы. Кто-то наверху должен был знать о том, что происходит в подвале. На случай непредвиденностей. Выключив свет, Смакаускас спустился в подвал.

Наташа очнулась, открыла глаза. Перед ее взором предстало низкое полутемное помещение, освещенное лишь светом фонаря. По стенам густо тянулись многочисленные трубы. Подвал, догадалась она и попыталась подняться. Звякнули наручники, прикованная к трубе рука не нашла опоры, и Наташа рухнула на пол, застонав от боли в затылке. В подвале никого не было. Все это было непостижимо. За что? Почему ее, врача, бросившегося на помощь человеку, посадили на цепь? Маньяк? В стенах родной больницы? Что он будет с ней делать? Наташа похолодела от ужаса. Нет, не маньяк, уговаривала она себя. Маньяки поджидают женщин в парадных, а не на пустой территории рано утром. Значит, он караулил именно ее? Зачем?

Единственное, что пришло ей в голову, что похитивший ее мужчина — наркоман (что же делать, если она имела дело именно с ними?). То есть он будет требовать наркотики. У нее их нет. Наташа разглядела на импровизированном столике трубку мобильного телефона и пейджер. То есть он будет звонить куда-то и требовать наркоту в обмен на нее, Наташу. Может, их целая шайка. Иначе куда он исчез? Бред, но единственно объясняющий ситуацию.

Ее мысли были прерваны лязгом открывающейся двери. Превозмогая ужас, Наташа расслабила тело, уронила набок голову и прикрыла глаза. Сквозь густые ресницы она увидела высокого мужчину, который бросился к ней в больничном дворе и привел сюда. «Кажется, он один», — подумала Наташа, сдерживая дыхание. Мужчина посмотрел на нее, выложил на доску одноразовый шприц и несколько ампул.

«Точно, наркоман! — решила Наталья. — Что ж, с наркоманом, по крайней мере, можно договориться». Она изо всех сил отгоняла от себя мысль о том, что наркоманы абсолютно непредсказуемы и способны на все.

Мужчина сел на стул возле стола-доски, взял радиотрубку, пощелкал кнопками. Ему тут же ответили.

— Нино, — тихо сказал Альгерис, — я его нашел.

— Ты взял его? — напряженно спросила Нино. Они даже не поздоровались, словно и не расставались.

— Лучше. Я взял бабу. Заложницу.

— Зачем бабу? — повышая голос, спросила Нино.

— Поверь, это лучше, — ласково ответил Альгерис. — Этот козел влюблен как последний дурак. Он все сделает. Ради себя не стал бы, а за нее сделает, увидишь.

— Что ж, — помолчав, сказала Нино, — тебе виднее. Тебя ищут.

— Знаю.

— Московские номера…

— Я уже перебил номера на питерские, — прервал ее Альгерис.

— Баба слышит?

— Не думаю. В любом случае я ведь не собираюсь ее оставлять…

— Ты все продумал?

— Все. Будь дома, они будут тебе звонить.

— Я и так три дня не выхожу, жду твоего звонка, — голос Нино зазвенел.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — ласково проговорил Альгерис.

Наташа, разумеется, не слышала голоса Нино, но она очень хорошо слышала, что говорил мужчина. Значит, он не наркоман. Ее взяли из-за кого-то другого. Она приманка. Из-за кого? Кто влюблен как дурак? Господи, поняла Наташа, да ведь это Саша. Следователь. И тут же она узнала мужчину. Это он смотрел на них на больничной аллее сквозь темные очки. Альгерис сидел на стуле чуть в профиль, и Наташа узнала и прямой нос, и резко очерченный подбородок.

«…В любом случае я не собираюсь ее оставлять…» — проговорил мужчина. То есть что же, он собирается ее убить? Если бы Наташа стояла в этот момент на ногах, она рухнула бы на пол. Но она и так была на полу. Мужчина положил трубку и направился к Наташе. От дикого, первобытного ужаса Наташа широко распахнула глаза и закричала. Но горло ее перехватило спазмой, и с губ сорвался лишь легкий шелест.

— Ты слышала? — догадался мужчина, стоя перед ней и раскачиваясь на крепких ногах. — Что ж, это к лучшему.

Он присел на корточки, заглядывая в застывшие, широко распахнутые глаза. В руках его был пистолет, и Наташа сомкнула ресницы, вдавливаясь в стену, словно желая раствориться в ней.

— Не бойся, девочка, — усмехнулся мужчина. — Я тебя пока убивать не буду. Мы сейчас позвоним твоему следаку, я сообщу ему мои условия. А ты что-нибудь вякнешь в трубку. Чтобы он убедился, что ты у меня. Будешь себя хорошо вести, я тебя небольно убью. Одним выстрелом. Ты и не почувствуешь. Будешь дурака валять, я тебя частями расстреливать буду. Сначала руку, — он взял Наташу за руку. Она дернулась, пытаясь освободиться. — Потом ногу, — он сжал ее колено, и Наташа снова закричала. И снова с губ ее сорвался лишь тихий всхлип. — Кричать не советую. Ничего не слышно. А то ведь и рот придется кляпом заткнуть. Красиво ли это, подумай? Он усмехнулся. — Ну что, будем звонить?

— Дайте мне воды, — одними губами попросила женщина. — Я не смогу говорить.

— Хорошо, — согласился мужчина. — Кстати, раз уж наше знакомство все равно не продолжится, можешь звать меня по имени — Альгерис.

Он достал из стоящего за столиком «дипломата» большую пластиковую бутылку с минералкой, два пластиковых стаканчика. Пока Альгерис откупоривал бутыль и наливал воду, Наташа судорожно соображала, как дать понять Турецкому, где она находится. Но от страха в голову абсолютно ничего не приходило. Мужчина, словно прочитав ее мысли, сказал:

— Учти, если ты ляпнешь что-нибудь лишнее, типа: «Я у себя в больнице, милый», я пришью тебя тут же. Ведь мне еще потребуется время, чтобы исчезнуть, ты понимаешь? — Он жутко улыбнулся, подходя к Наташе со стаканом в руке.

Наталья попыталась взять свободной рукой стакан, но рука буквально ходила ходуном, вода выплескивалась на плащ. Альгерис, усмехнувшись, присел на корточки и сам напоил женщину.

— Как вы все смерти боитесь, — усмехнулся он, когда женщина напилась.

— А вы не боитесь? — вдруг резко спросила Наташа, отирая губы.

— А вот и голосок прорезался, — порадовался мужчина. — Я, представь, не боюсь, — ответил он, берясь за трубку. — Ну, приступим. Сначала говорю я, потом ты что-нибудь мяукнешь. Главное, чтобы он голос твой узнал. А голос у тебя очень даже узнаваемый. Альгерис посмотрел на часы.

— Что ж, семь утра. Пора будить Ромео.

Он начал набирать гостиничный номер телефона. Наташа продолжала лихорадочно соображать, что сказать Александру. Если она скажет прямым текстом, где она, Альгерис убьет ее тут же, это она понимала. Зачем она нужна в случае обнаружения места? Тут же налетит спецназ. Уж это-то Саша обеспечит, это ясно. Но она должна как-то дать понять ему, где она. От этого зависит ее жизнь.

Альгерис слушал длинные гудки, держа в другой руке пистолет. Телефон не отвечал. Мужчина начал немного нервничать, Наташа видела. И это придало ей сил. Наконец трубку сняли и Альгерис медленно и четко заговорил:

— Турецкий, слушай внимательно. Наталья Николаевна Денисова у меня. В заложницах. Мои условия: ты немедленно связываешься с Москвой и даешь команду освободить Тамару Кантурия из СИЗО под подписку о невыезде. Я получаю подтверждение по своим каналам. В этом случае докторицу отпускаю. В противном — сам понимаешь. Времени я тебе даю до двенадцати часов дня. В двенадцать, если Тамара не выйдет, я ликвидирую Наталью Николаевну. На другом конце провода повисла тишина.

— Смакаускас, это ты? — хрипло спросил наконец Турецкий.

— Я, — ответил Альгерис. — А я, как ты знаешь, шутить не люблю. А теперь тебе твоя птичка пропоет, чтобы ты не сомневался.

Альгерис подошел к Наташе, сунул ей к уху трубку, приставив к другому виску пистолет. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на холод металла у своего виска, Наташа отчетливо произнесла:

— Я у этой бешеной собаки… Тут же голова ее дернулась в сторону от сильного удара пистолетом в висок.

— Шутница, однако, девушка твоя, — злобно проговорил Альгерис в трубку. — Пусть отдохнет пока. А ты запиши номер моего пейджера. — Альгерис продиктовал. — Все, время пошло. — Он дал отбой.

С разных сторон города милицейские «мерседесы» мчались на всех парах по утренним улицам к дому на Литейном, оглашая город воем сирены. В семь тридцать утра в кабинете прокурора города сидели Турецкий, Гоголев, сам Маркашин, еще несколько человек из Питерского ГУВД и угрозыска. Перед ними бухенвальдским набатом отбивали минуты большие напольные часы. Шел мозговой штурм. То есть каждый говорил все, что приходило в голову. Из общего потока соображений должен был выстроиться ход предстоящей операции.

— Немедленно звоним Меркулову, — говорил Маркашин. — Пусть начинает процедуру.

— Это все надо затягивать как можно дольше, — вступил Гоголев. — Как только Кантурию освободят, он убьет заложницу. Это понятно.