СССР и Россия на бойне. Людские потери в войнах XX века - Борис Соколов

Общие потери русской армии убитыми в Первой мировой войне можно оценить в 1601 тыс. человек, а потери ее противников — в 607 тыс. человек, или в 2,6 раза меньше. Для сравнения определим соотношение потерь убитыми на Западном фронте Первой мировой войны, где германские войска дрались с английскими, французскими и бельгийскими. Здесь Германия потеряла убитыми до 1 августа 1918 года 590,9 тыс. человек. За последние 3 месяца и 11 дней войны немецкие потери убитыми можно оценить примерно в одну четверть за предшествовавшие 12 месяцев войны, принимая во внимание, что в ноябре боевые действия уже почти не велись. Потери Германии в период с 1 августа 1917 года по 31 июля 1918 года, согласно официальному санитарному отчету, составили 181,8 тыс. убитыми. С учетом этого, потери за последние месяцы войны можно оценить в 45,5 тыс. человек, а все потери Германии убитыми на Западном фронте — в 636,4 тыс. человек. Потери французских сухопутных войск убитыми и умершими от ран в Первой мировой войне составили 1 104,9 тыс. человек. Если вычесть из этого числа 232 тыс. умерших от ран, потери убитыми можно оценить в 873 тыс. человек. Вероятно, около 850 тыс. убитых пришлись на Западный фронт. Английские войска во Франции и Фландрии потеряли убитыми 381 тыс. человек. Общие потери убитыми британских доминионов составили 119 тыс. человек. Из них не менее 90 тыс. погибли на Западном фронте. Бельгия потеряла убитыми 13,7 тыс. человек [624]. Американские войска потеряли убитыми 37 тыс. человек [625]. Совокупные потери союзников убитыми на Западе оказываются равны примерно 1372 тыс. человек, а Германии — 636 тыс. человек. Соотношение потерь составляет 2,2:1, что оказывается втрое благоприятнее для Антанты, чем соотношение между Россией и Германией.

Крайне неблагоприятное соотношение потерь России с Германией выравнивается за счет потерь германских союзников. Чтобы получить общие безвозвратные потери России в Первой мировой войне, надо добавить к потерям убитыми потери умершими от ран, умершими от болезней и умершими в плену — соответственно 240 тыс., 160 тыс. (вместе с жертвами самоубийств и несчастных случаев) и 190 тыс. человек. Тогда общие безвозвратные потери русской армии можно оценить в 2,2 млн человек. Общее же число русских пленных оценивается в 2,6 млн человек [626]. В русском плену умерло примерно 15,5 тыс. германских и не менее 50 тыс. австро-венгерских солдат, а также около 10 тыс. турок. Общее число умерших от ран в германской армии оценивается в 320 тыс. человек. Учитывая, что на Восточный фронт приходится около 21,5 % всех убитых германских солдат, потери Германии в борьбе против России умершими от ран можно оценить в 69 тыс. человек. Число умерших от болезней и несчастных случаев в германской армии определяется в 166 тыс. человек. Из них на русский фронт может приходиться до 36 тыс. человек. Австрийцы потеряли умершими от ран 170 тыс. человек и умершими от болезней — 120 тыс. человек. Поскольку на русский фронт приходится 51,2 % всех потерь Австро-Венгрии (4273,9 тыс. человек из 8349,2 тыс.) [627], то число умерших от ран и умерших от болезней, относящихся к русскому фронту, можно оценить соответственно в 87 тыс. и 61 тыс. человек. Турки потеряли 68 тыс. умершими от ран и 467 тыс. умершими от болезней. Из них на русский фронт приходится соответственно 25 тыс. и 173 тыс. человек [628]. Общие безвозвратные потери противников России в Первой мировой составили около 1133,5 тыс. человек. Соотношение общих безвозвратных потерь оказывается 1,9:1. Оно становится еще более благоприятным для русской стороны, чем соотношение только по убитым, за счет значительной смертности от болезней в турецкой армии.

Соотношение потерь в Первую мировую войну было значительно благоприятнее для русской армии, чем во Второй мировой войне, только благодаря тому, что в 1914–1918 годах на русском фронте главным образом воевали не германские, а гораздо менее боеспособные австро-венгерские войска.

Столь неблагоприятное для России (СССР) соотношение потерь в двух мировых войнах по отношению к потерям германских войск объясняется прежде всего общей экономической и культурной отсталостью России по сравнению с Германией и с западными союзниками. В случае со Второй мировой войной ситуация усугубилась вследствие особенностей сталинского тоталитаризма, разрушившего армию как эффективный инструмент ведения войны. Сталину не удалось, как он призывал, преодолеть в десять лет отставание от ведущих капиталистических стран, которое он определял в 50—100 лет [629]. Зато он вполне остался в русле позднеимперской традиции, предпочитал побеждать не умением, а большой кровью, поскольку в создании высокопрофессиональной армии видел потенциальную угрозу режиму.

Тоталитарная система обеспечила устойчивость государства в период самых тяжелых поражений. Поражения не вели к революции, и Советский Союз смог одержать конечную победу. Но тот факт, что Германия напала на СССР в период фактического отсутствия Второго фронта в Европе, привел к тому, что основные сухопутные силы германской армии, в отличие от Первой мировой войны, на протяжении 1941–1945 годов сражались против Красной Армии (при том, что основные силы люфтваффе и германского флота всю войну дрались против западных союзников). Это привело к тому, что безвозвратные потери Красной Армии в Великой Отечественной войне на порядок превышали потери русской армии в Первой мировой войне. Потери же англо-американских войск убитыми были равны или даже меньше германских потерь на тех фронтах Второй мировой войны, где вермахту приходилось сражаться против западных союзников [630].

Интересно, что, в отличие от Первой мировой войны, в Великой Отечественной войне Красная Армия израсходовала больше боеприпасов, чем германская армия и ее союзники на Восточном фронте — 8,0 млн т против 5,6 млн т [631]. Здесь сказалось то обстоятельство, что германская артиллерия вела в основном прицельный огонь, тогда как советская стреляла больше по площадям. Как отмечает В.И. Спасибо, «германские сухопутные войска с 22 июня 1941 г. по 31 июля 1942 г. израсходовали 745 тыс. т артиллерийских боеприпасов (около 57 тыс. т ежемесячно), а с учетом других видов боеприпасов расход составлял в среднем 85 тыс. т — почти в два раза меньше, чем у Красной Армии» [632]. Вопреки распространенному мнению, гораздо лучшая обеспеченность боеприпасами советских войск по сравнению с русской армией в Первую мировую войну не привела к снижению людских потерь Красной Армии.

Относительная военная слабость СССР по сравнению с Германией, как это ни парадоксально, помогла Сталину выиграть войну. В выборе между двумя тоталитарными режимами западные демократии неизбежно должны были оказаться на стороне слабейшего, как представлявшего наименьшую для них угрозу, и тем самым обеспечить ему победу. Западные союзники не только отвлекали на себя значительную часть германских сухопутных сил (в последний год войны — до 40 %), почти весь флот и более 2/3 германской авиации [633], но и поставками по ленд-лизу обеспечивали способность Советского Союза вести войну. Западные поставки обеспечили основную часть высокооктановых бензинов для советской авиации, свыше половины всего потребленного в СССР в период войны алюминия и меди, почти полностью покрывали потребности советского железнодорожного транспорта [634]. Из США поступали наиболее сложные станки и оборудование, значительная доля потребляемых советской промышленностью взрывчатых веществ.

В чисто военной сфере отсталость русской царской армии от германской кайзеровской армии определялась прежде всего ошибками в подготовке русского офицерского корпуса. В российских военно-учебных заведениях, в отличие от германских, упор делался на теорию, а не на практическое применение командных навыков и умение вести реальный бой. Усугубляла отставание низкая функциональная грамотность солдатской массы, неумение большинства солдат и унтер-офицеров принимать правильные самостоятельные решения. Передовые, мыслящие офицеры понимали опасность сложившегося положения. В 1910 году профессор Академии Генштаба Н.Н. Головин, будущий генерал и активный участник Русского освободительного движения генерала Власова, написавший Устав внутренней службы РОА, начал внедрять прикладной метод обучения тактике, основанный на основе опыта французской, германской и других западных армий. Он также ввел курс службы Генерального штаба, т. е. курс обучения технике штабной работы, ранее офицерам не преподававшийся. Однако к началу Первой мировой войны Головин, его покровитель генерал Д.Г. Щербачев, начальник Академии, и другие прогрессивно мыслящие преподаватели были из Академии удалены, причем их заподозрили чуть ли не… в революционных настроениях [635].

Реформа армии так и не началась, а вскоре началась Первая мировая война, в которой недостатки русской армии катастрофически усугубились недостатком снарядов (основные потери в двух мировых войнах войска несли от артиллерийского огня). Чрезмерно большие людские потери стали одной из предпосылок для революции и последующей катастрофы исторической России. В то же время, значительно проигрывая германской армии, русская императорская армия на равных и даже с некоторым превосходством по числу пленных сражалась с австро-венгерской императорско-королевской армией, считавшейся одной из сильнейших в Европе. Как писал Н.Н. Головин, «в зависимости от способности, степени подготовки и даже вкусов того или другого лица, у нас обращалось внимание на тот или иной вопрос; этот вопрос так или иначе разрешался, но того научно обоснованного синтеза, который имелся налицо во Франции или Германии — у нас не было» [636]. При этом «перед войной 1914 года доктрины у нас разработано не было. Были попытки копировать немцев или французов. Но ввиду того, что доктрина всецело обуславливается свойствами своей вооруженной силы и местными условиями, это положение еще более придавало стратегии нашего высшего командного состава и Генерального штаба характер беспочвенности и схоластичности». По мнению Головина, «тактика у нас была на должной высоте; хромала стратегия». И за отсутствие должной стратегии, как и за недостаток военной техники, «пришлось платить реками крови» [637].