Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Нью-Токио встретил дымом, жарой, транспортной разноголосицей. Этот разлапистый, вытянувшийся на сотню километров под низким и знойным небом монстр ничуть не походил на аккуратные земные города. Здесь летали катера и платформы на антигравах, а рядом тащились нелепые, закопченные дирижабли, внизу сновали машины: гибридные, водородные и электродвигатели, бензин, навхус. Автострады, бесконечные развязки железнодорожных путей, тоннели… город напоминал изгрызенный механическими мышами механический сыр. Тусклым свинцом блестели воды залива. День и ночь орал порт, размахивал жирафьими шеями кранов, теснился бортами сухогрузов. По воде растекалась радужная масляная пленка. И пахло здесь не как на Земле, отвратительно пахло. Ни кустов, ни деревьев, ни самого жалкого скверика – один смог и мельтешащие в нем серолицые призраки. Прошло немало дней, прежде чем Лаури научилась различать их черты.

Им выделили квартирку в престижном «белом» районе – маленькое уютное кондо. Десятиэтажный дом, даже окруженный садом, даже с детской площадкой внизу и с бассейном и спортзалом на крыше… только с крыши открывался вид на автомобильную свалку, где день и ночь прессом давили жалобно скрипящие машинные корпуса. Лебединая песня убиваемого металла сводила с ума. Над свалкой висел аэростат, и Лаури казалось, что с аэростата за ней следит выпученный, ничего не упускающий глаз.

От нечего делать Лаури так и эдак переставляла мебель, заказала новую кухню (зачем? Она заходила туда лишь по утрам, чтобы выпить кофе, а еду доставляли из тайских и индийских ресторанчиков «желтого» города), но радости все равно никакой. Хуже всего оказались ночи. Местные огромные москиты игнорировали реппеленты и проникали даже сквозь закрывавшую окна сетку. Они не кусались, но жужжали так голодно и жадно, что новобрачная затыкала уши и до рассвета запиралась в ванной. Фархад стучал в дверь, стучал и уходил. Лаури включала воду и смотрела на свое бледное отражение в зеркале. Если бы она могла уйти сквозь запотевшее стекло… куда угодно, а лучше всего в каменный дом на холме, где из окна спальни открывался вид на бесконечные вересковые поля.

С облегчением она легла в клинику на операцию. Генная терапия госпитализации не требовала, но как хорошо было хотя бы на пару дней укрыться от вони и от воя за чистыми белыми стенами, в светлой палате. Фархад носил ей цветы и даже не казался таким уж противным – может, оттого, что не пытался ее поцеловать, не говорил о работе и быстро уходил. Через два дня Лаури поняла, почему он так себя вел.

При выписке врач, безупречно красивый и целиком пластиковый, обнажил в улыбке очень белые зубы и сказал:

– А теперь я хочу вас проинструктировать насчет ваших новых органов.

Лаури вздрогнула. Еще секунду назад ей казалось, что самым ужасным будет покинуть этот стерильный кабинет и вернуться в постылую квартирку. Теперь выяснилось, что бывают вещи намного ужаснее.

– О чем вы говорите?

На физиономии врача отразилось легкое недоумение:

– В вашем контракте говорится о дополнительной модификации…

– В контракте?

(Лаура подмахнула контракт, не читая.)

– Ваш супруг сообщил, что вы намерены перебраться на Шельф. Все строго конфиденциально, разумеется. Мы не нарушаем врачебной тайны, но информация нам необходима, чтобы подобрать нужный коктейль.

– Вы перестанете, наконец, вилять и расскажете, что со мной сотворили? – устало спросила Лаура.

Она понимала, что следует возмущаться и требовать реверсии, но сил на возмущение почему-то не было.

– Ваш муж заказал специальную модификацию. На Шельфе довольно много воды… В сущности, вся планета покрыта водой с высокой соленостью. Если вы случайно окажетесь под водой на длительное время, эта модификация может быть очень полезна.

– У меня вырастут плавники?

– Нет, что вы. – Медик снова ослепил ее улыбкой.

– Мы можем сделать и плавники, но в контракте оговорены только жабры и плавательные перепонки. Жабры снабжены галофильтрами. Могу порекомендовать также индуцируемое изменение кожных покровов, но это мы отложим на второй этап. Пока что вам следует привыкнуть к тому, что уже есть. Трансформация в первую минуту может показаться болезненной…

Лаура закрыла лицо руками и сидела так довольно долго.

Фархад задержался на работе, как, впрочем, задерживался всегда. Лаури дождалась темноты. Когда небо за окном сменило цвет с грязно-серого на черный, она поднялась на крышу. В открытом бассейне отражались звезды. Вода была спокойна, по сторонам белели сложенные зонтики и шезлонги. Лаура скинула тапочки и попробовала воду ногой. Теплее парного молока. За день бассейн прогрело солнце. Аэростат все еще висел над машинной свалкой, на нем горел красный огонек. «А вот бы утонуть, – подумала Лаури. – Это будет смешно». Скинув купальный халат, она без разбега прыгнула в воду.

То, что секунду назад казалось теплым молочком, оглушило холодом. Лаури сразу же пошла вниз – она не умела плавать, а здесь, на глубоком конце бассейна, от дна до поверхности было не меньше трех метров. Ноги коснулись плитки. Загудело в ушах. Лаури начала всплывать, но нащупала железные скобы лестницы и вцепилась в них. Гул все сильнее, сильнее, все нестерпимее давление в легких. Дышать! Она разжала пальцы, и тут по сторонам шеи полоснула боль. От неожиданности девушка открыла рот, туда хлынула вода… в глотке что-то сжалось, перекрывая доступ в легкие. Лаури дышала водой. Прохладный ток по сторонам шеи… она прижала руку к горлу и нащупала мягкие пульсирующие щели. Рука брезгливо отдернулась. Лаури посмотрела вверх и сквозь черноту увидела звезды и корявый силуэт луны.

Когда Фархад под утро вернулся домой, он не обнаружил жены, зато нашел записку. Записка, нанесенная на стену флуоресцентной краской из баллончика, гласила:

«Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала русалкой от горя и бедствий, поразивших меня.

Мне пора. Прощай.

Лаура».

Фархад Чачван пожал плечами и запустил на комме программу поиска. Комм поразмыслил с минуту и сообщил, что спятившая супруга находится на полпути к Пушистым островам.

И был вечер, и была ночь, день шестой.

Пушистые острова, терранский Мауи, убивали эффективнее маленькой местной гадюки. В сезон Полета Семян тысячи белых и – правда – очень пушистых зонтиков срывались с ветвей. Сухой метелью они носились над островами, и горе тому, кто не успел убраться на материк. Одно прикосновение нежных пушинок к коже вызывало немедленную аллергическую реакцию и спазм дыхательных путей. Быстрая и неприятная смерть. В остальные времена года Пушистые острова превращались в туристический рай. Теплое море цвета бирюзы и небо цвета лазури, золотой песок пляжей, широкие мясистые листья (в их розетке в злосчастный сезон и созревала пушистая смерть) деревьев – основная пища катангов. И наконец, сами катанги, миролюбивые (если не пытаться накормить их булочкой) великаны, покрытые густой темно-рыжей шерстью и поразительно напоминающие земных орангутангов. У катангов была сложная система коммуникации, и издаваемые ими звуки складывались в музыку – то ли джаз, то ли хорал, что-то среднее. Говорили, что однажды услышавший рассветную песню катангов уже никогда ее не забудет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});