Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей (Отдел 1-2) - Н Костомаров

"И наместнику не велит государь целовать креста", - отвечали бояре.

Новгородские послы с таким ответом хотели идти в Новгород, но их задержали, не сказавши причины, за что задерживают.

Иван Васильевич нарочно медлил для того, чтобы тем временем новгородцы в осаде дошли до крайнего положения от голода и распространившихся болезней, а новгородская земля потерпела бы еще сильнее от его рати. Наконец, в январе 1478 года потребовали от послов, чтобы Новгород отдал великому князю половину владычных и монастырских волостей и все новоторжские волости, чьи бы они ни были.

Новгород на все согласился, выговоривши только льготу для бедных монастырей. Условились, чтоб с каждой сохи, т. е. с пространства в три обжи или в три раза более того, сколько один человек может спахать одной лошадью, брать дань по полугривне.

15-го января все новгородцы были приведены к присяге на полное повиновение великому князю. По этой присяге каждый новгородец был обязан доносить на своего брата новгородца, если услышит от него что-нибудь о великом князе хорошего или худого. В этот день снят был вечевой колокол и отвезен в московский стан.

Несмотря на обещание никого не выводить с новгородской земли, великий князь в феврале того же года приказал схватить, заковать и отправить в Москву несколько лиц, стоявших еще прежде во главе патриотического движения. В числе их была Марфа Борецкая с внуком, сыном, уже умершего тогда в заточении в Муроме, Федора. Имущество опальных досталось великому князю было "отписано на государя", как тогда начали выражаться.

Великий князь назначил в Новгороде четырех наместников и уехал в Москву. Современники говорят, что по его приказанию отправилось туда триста возов с добычей, награбленной у новгородцев. Повезли в Москву и вечевой колокол Великого Новгорода; и вознесли его на колокольницу, - говорит летописец, - с прочими колоколы звонити.

Москва, расширяя пределы своей волости, со времен Ивана Ка-литы еще не приобретала такой важной добычи: все огромное пространство севера нынешней Европейской России, от Финского залива до Белого моря, теперь принадлежало ее государю. Но этот успех навлек на нее бурю. Казимир пропустил удобное время, не помог Новгороду тогда, когда бы еще мог овладеть им и тем поставить преграду распространяющемуся могуществу Москвы; теперь, казалось, он испугался этого могущества и думал исправить испорченное дело. Он отправил посла к хану Золотой Орды возбуждать его на Москву, обещал действовать с ним заодно со своими силами литовскими и польскими. В то же время он стал ласкать и обнадеживать новгородцев. Естественно, в Новгороде, после покорения, должна была оставаться партия, готовая на всякие покушения к восстановлению павшего здания. Составился заговор. Заговорщики вошли в сношения с Литвой. У новгородцев явились союзниками даже братья великого князя, Андрей Старший и Борис; они были недовольны Иваном Васильевичем: с ним заодно покоряли они Новгород, но Иван Васильевич присоединил покоренную землю к своей державе, а братьям не дал части в добыче z 6. Иван Васильевич узнал впору об опасности и поспешил в Новгород осенью 1479 года. Он утаивал свое настоящее намерение и пустил слух, будто идет на немцев, нападавших тогда на Псков; даже сын его не знал истинной цели его похода. Новгородцы, между тем понадеявшись на помощь Казимира, прогнали великокняжеских наместников, возобновили вечевой порядок, избрали посадника и тысячского.

Великий князь подошел к городу со своим иноземным мастером Аристотелем, который поставил против Новгорода пушки; его пушкари стреляли метко. Тем временем великокняжеская рать захватила посады, и Новгород очутился в осаде. Поднялась в Новгороде безладица; многие сообразили, что нет надежды на защиту и поспешили заранее в стан великого князя с поклоном. Наконец, патриоты не в силах будучи обороняться, послали к великому князю просить "опаса", т. е. грамоты на свободный проезд послов для переговоров. Но времена переговоров с Москвой уже минули для Новгорода.

"Я вам опас, - сказал великий князь, - я опас невинным; я государь вам, отворяйте ворота, войду - никого невинного не оскорблю".

Новгород отворил ворота; архиепископ вышел с крестом; новый посадник, новый тысячский, старосты от пяти концов Новгорода, бояре, множество народа, все пали на землю и молили о прощении. Иван пошел в храм Св. Софии, молился, потом поместился в доме новоизбранного посадника Ефрема Медведева.

Доносчики представили Ивану Васильевичу список главных заговорщиков. По этому списку он приказал схватить пятьдесят человек и пытать. Они под пытками показали, что владыка с ними был в соумышлении; владыку схватили 19-го января 1480 года и без церковного суда отвезли в Москву, где заточили в Чудовом монастыре. "Познаваю, - написал он, - убожество моего ума и великое смятение моего неразумения". Архиепископская казна досталась государю. Обвиненные наговорили на других, и таким образом схвачено было еще сто человек; их пытали, а потом всех казнили. Имение казненных отписано было на государя.

Вслед за тем более тысячи семей купеческих и детей боярских выслано было и поселено в Переяславле, Владимире, Юрьеве, Муроме, Ростове, Костроме, Нижнем Новгороде. Через несколько дней после того московское войско погнало более семи тысяч семей из Новгорода на московскую землю. Все недвижимое и движимое имущество переселяемых сделалось достоянием великого князя. Многие из сосланных умерли на дороге, так как их погнали зимой, не давши собраться; оставшихся в живых расселили по разным посадам и городам; новгородским детям боярским давали поместья, а вместо них поселяли на новгородскую землю москвичей. Точно так же вместо купцов, сосланных на московскую землю, отправили других из Москвы в Новгород.

Расправившись с Новгородом, Иван спешил в Москву; приходили вести, что на него двигается хан Золотой Орды. Собственно говоря, великий князь московский на деле уже был независим от Орды: она пришла тогда к такому ослаблению, что вятские удальцы, спустившись по Волге, могли разграбить Сарай, столицу хана. Великий князь перестал платить вынужденную определенную дань, ограничиваясь одними дарами; а это не могло уже иметь смысл подданства, так как подобным образом дары от московских государей и впоследствии долго давались татарским владетелям во избежание разорительных татарских набегов. Таким образом, освобождение Руси от некогда страшного монгольского владычества совершилось постепенно, почти незаметно. Бывшая держава Батыя, распавшись на многие царства, была постоянно раздираема междоусобиями, и если одно татарское царство угрожало Москве, то другое мешало ему поработить Москву; хан Золотой Орды досадовал, что раб его предков, московский государь, не повинуется ему; но Иван Васильевич нашел себе союзника в крымском хане Менгли-Гирее, враге Золотой Орды. Только после новгородского дела обстоятельства сложились временно так, что хан Золотой Орды увидел возможность сделать покушение восстановить свои древние права над Русью. Союзник Ивана Васильевича Менгли-Гирей был изгнан и заменен другим ханом - Зенибеком. Литовский великий князь и польский король Казимир побуждал Ахмата против московского государя, обещая ему большую помощь, да вдобавок московский государь поссорился со своими братьями 7; для Ахмата представлялись надежды на успех; но многое изменилось, когда Ахмат собрался в поход; Менгли-Гирей прогнал Зенибека и снова овладел крымским престолом; московский государь помирился с братьями, давши им обещание сделать прибавку к тем наследственным уделам, которыми они уже владели; наконец, когда хан Золотой Орды шел из волжских стран степью к берегам Оки, Иван Васильевич отправил вниз по Волге на судах рать под начальством звенигородского воеводы Василия Ноздреватого и крымского царевича Нордоулата, брата Менгли-Гирея, чтобы потревожить Сарай, оставшийся без обороны.

Несмотря на все эти меры, показывающие благоразумие Ивана Васильевича, нашествие Ахмата сильно беспокоило его: он по природе не был храбр; память о посещении Москвы Тохтамышем и Эдиги сохранялась в потомстве. Народ был в тревоге; носились слухи о разных зловещих предзнаменованиях: в Алексине, куда направлялись татары, люди видели, как звезды, словно дождь, падали на землю и рассыпались искрами, а в Москве ночью колокола звонили сами собою; в церкви Рождества Богородицы упал верх и сокрушил много икон: все это сочтено было предвестием беды, наступавшей от татар.

Иван Васильевич отправил вперед войско с сыном Иваном, а сам оставался шесть недель в Москве, между тем супруга его выехала из Москвы в Дмитров и оттуда водяным путем отправилась на Белоозеро. Вместе с ней великий князь отправил свою казну. Народ с недовольством узнал об этом; народ не терпел Софии, называл ее римлянкой; тогда говорили, что от сопровождавших ее людей и боярских холопов, "кровопийц христианских", хуже было русским жителям, чем могло быть от татар. Напротив того, мать великого князя инокиня Марфа изъявила решимость остаться с народом в осаде, и за то приобрела общие похвалы от народа, который видел в ней русскую женщину в противоположность чужеземке. Побуждаемый матерью и духовенством, Иван Васильевич оставил Москву под управлением князя Михаила Андреевича Можайского и наместника своего Ивана Юрьевича Патрикеева, а сам поехал к войску в Коломну; но там окружили его такие же трусы, каким он был сам: то были, как выражается летописец, "богатые сребролюбцы, брюхатые предатели"; они говорили ему: "Не становись на бой, великий государь, лучше беги; так делали прадед твой Димитрий Донской и дед твой Василий Димитриевич". Иван Васильевич поддался их убеждениям, которые сходились с теми ощущениями страха, какие испытывал он сам. Он решился последовать примеру прародителей, уехал обратно в Москву и встретил там народное волнение; в ожидании татар толпы перебирались в Кремль; народ с ужасом увидел нежданно своего государя в столице, в то время, когда все думали, что он должен был находиться в войске. Народ и без того не любил Ивана, а только боялся его; теперь этот народ дал волю долго сдержанным чувствам и завопил: "Ты, государь, княжишь над нами так, что пока тихо и спокойно, то обираешь нас понапрасну, а как придет беда, так ты в беде покидаешь нас. Сам разгневал царя, не платил ему выходу, а теперь нас всех отдаешь царю и татарам!"