Школа 1-4 - Илья Масодов

— Кто был с тобой? — спрашивает сиплый голос.

— Подружка.

— Что делали в лесу?

— Заблудились. Думали угол срезать, — врёт Соня.

— Куртку снимай.

Соня снимает куртку.

— Повернись лицом.

Соня поворачивается лицом. Перед нею стоит заросший бородой и путаными волосами коренастый мужчина с обрезом в руках. Он одет в подёртый солдатский ватник и армейскую ушанку со звёздочкой. По вони Соня понимает, что дело худо. Второй мужчина, одетый в бурый плащ, выходит из кустов. В руке у него пистолет.

— Ушла, сволочь, — говорит он. Голос у него не такой сиплый, лицо щетинистое, одутловатое, и ростом он повыше первого. — Ух ты, какая ляля. Давай её, Сова, тут, у дуба, без суда. В затылок.

— Заткнись. Вона пень стоит, иди стрельни, коли такая охота. А эту гадину судить надо.

— Ну за что её, Сова, судить? Она ж малолетняя. Какой с неё спрос? Хлоп в затылок и готово. Только мозги и прыснут.

— Малолетняя? Я в её годы уже на заводе работал, — зло хрипит бородатый. А она врагу продалась.

— Так что её, в логово тащить?

— До уговореного места доведём, а там видно будет.

Высокий с досадой харкает в траву.

— Тогда пошли, мать твою. А то сейчас вторая сюда полицаев наведёт.

Бородатый больно заворачивает Соне руки за спину и связывает их ремнём. Они отправляются в путь. Впереди идёт высокий, за ним — пленная Соня, за ней бородатый, время от времени подталкивающий Соню дулом обреза. Сверху не переставая сыпется дождь, и Соня плачет одними слезами от усталого бессилия перед судьбой.

Время для них окончилось солнечным летним утром полвека назад. Их было одиннадцать, партизанили они уже два месяца, но на их счету было только двое убитых в лесу полицаев и погибший в перестрелке солдат немецкой карательной бригады. Их окружили у лесного ручья, где они устроили стоянку, немцев было много, а патронов почти совсем не было. Восемь из них пали на месте боя, троих ранеными взяли в плен. Пленных повесили на окраине неизвестной им деревни с табличками на груди, а убитых положили у их ног в ряд, после чего они с вонью гнили два жарких летних дня, пока оккупационная санитарная комиссияи не признала дальнейшее устрашение деревенского населения нецелесообразным. Тогда их свалили на телегу и закопали в канаве, вырытой деревенскими жителями в лесу у болота.

Новая власть провела операцию со свойственной ей скурпулёзностью, за единственным исключением: место, выбранное для захоронения, было паршивым. О нём издавна шла по округе недобрая слава, что теряются там дети и живёт всякая болотная нечисть. Прошло семь месяцев, и заснеженной февральской ночью одиннадцать партизан выбрались из могилы и сквозь летящий снег снова увидели чёрное небо над головой. Немцев нигде не было, они ушли ещё осенью, но мёртвые партизаны не смогли в это поверить и посчитали, что враг установил твёрдую власть и увёл солдат дальше на восток. В пропагандистских целях фашисты даже позволили мирным жителям вывесить красные знамёна, но все заводы работали теперь на Германию, дети учили немецкий язык, и никто не помышлял о сопротивлении. Только одиннадцать партизан героически продолжали войну с ненавистными оккупантами.

Они нашли оружие на покинутых полях боёв. Они нападали на грузовые автопарки и воровали горючее, из которого затем изготовляли бомбы. Они кочевали по лесам, и никто не мог остановить их непрерывный кровавый рейд. Несколько раз они попадали в окружение, но выходили из него благодаря своей способности превращаться в зверей и потому что пули их не брали. Они не знали пощады к предателям, судя их своим партизанским судом, который изменял от случая к случаю лишь вид казни. Чаще всего они вешали, но также топили, душили, четвертовали, рубили головы, ломали позвоночники, сдирали кожу, разрывали деревьями, варили или жарили живьём, а в отдельных случаях придумывали что и похлеще. Расстреливали редко, экономя патроны, хотя последнее время с этим стало полегче. Обычно пленных также пытали, с целью выведать места сосредоточения противника, сроки предстоящих карательных операций, политическое положение мирового фашизма и имена активных приверженцев нового порядка. Кроме уничтожения продавшегося захватчикам населения партизаны портили и ломали всё, что попадалось им на пути и имело по их мнению хоть какое-то значение для благоденствующего в недостижимой Германии врага. Они взрывали железнодорожные пути, пуская под откос поезда. Они устраивали аварии на электостанциях и разрушали газопроводы. Они захватывали и уничтожали транспортные средства дальнего назначения, а дважды по их вине даже терпели крушение самолёты. На протяжении своего долгого пути они потеряли только двоих. Один, по кличке Щука, погиб тридцать лет назад в жестоком бою с засекреченными войсками фашистских внутренних дел, после того как прямо у него под ногами разорвалась ручная граната. Второй, бывший командир отряда, которого звали Игнатом, по кличке Выхухоль, лет десять как исчез в бушующем пламени подожжённой им теплоцентрали, и товарищи до сих пор считали его просто пропавшим без вести. Теперь отрядом командовал Митя, называемый обычно Медведем, потому что в отличие от своих товарищей, бывших заурядными волкодлаками, он по особой злобе умел превращаться в этого крупного и опасного зверя.

Тот, что шёл впереди Сони, в то далёкое летнее утро последнего боя был совсем молод, ему едва исполнилось девятнадцать лет. Его называли в отряде Мохнатым, хотя настоящее имя его было Леонид. Он не любил возни и предпочитал уничтожать противника скопом и без разбора, пыток не признавал, считая их пустой потерей времени, к тому же от криков боли его тошнило и клонило в сон. Бывая один, он убивал фашистов сразу, не докладывая командиру, за что неоднократно получал строгие выговора, но наказать его не могли, потому что каждый боец был на счету. Второго называли Совой, потому что он никогда не спал и любил есть жареных мышей. Кроме этого Сова любил душить руками фашистских детей, особенно мальчиков, хотя и девочками не особенно брезговал. Как-то раз они с Мохнатым взяли гулявший в лесу первый класс и он не глядя задавил шесть детей прямо на поляне, пока Мохнатый обдирал, как мокрую бумагу, платья с двух повешенных молодых фашистских учительниц, чтобы показать школьникам весь позор их низкого предательства и объяснял им, кто их настоящий враг. Остальные дети, кроме одной красивой фашистской девочки, которую Мохнатый зверски изнасиловал в кустах и убил, были отпущены в надежде, что хотя бы из одного вырастет новый партизан.

Соня идёт между партизанами уже около получаса, исколов себе до крови все ноги о невидимые в темноте кусты. Больше всего ей противно от того, что она так и не увидела страшный талисман, а надежды увидеть его в будущем у неё почти не осталось. Повернув в какой-то момент голову, она пыталась было заговорить с Совой, который казался ей понятливее своего мрачного товарища, но получила резкий удар дулом в спину, так что споткнулась и упала, после чего Сова поднял её, схватив за волосы.

— Убью, гадина, — мрачно напомнил он Соне, скаля жалтоватые волчьи клыки. Больше она не пыталась разговаривать и только молча шла вперёд. Соня не сомневается, что её хотят немного помучить партизанским судом и после казнить, она боится только, что для казни могут выбрать неудачную форму. Расстрел, если не по голове, а тем более повешение, Соню не страшат. Но хмурые покрытые волосами лица партизан выдают такую тягу к изобретательности и новаторству, что ей делается не по себе.

Скоро за пеленой дождя слышится ленивый шум реки. На её поросшем осокой и плакучими ивами берег стоит сырая лесничья избушка, в которой не горит свет. У порога избушки сидят ещё двое партизан и едят сушёную рыбу, нарезая её охотничьими ножами. При виде товарищей они, не переставая есть, уныло смотрят им навстречу. Того из них, кто сидит от Сони слева, зовут Павел, или просто Мешок, он толст и безобразен, его вздувшееся брюхо всё время противно хрюкает и урчит. Возле него прикладом на земле стоит прислонённый к колену автомат Калашникова, а сапоги совсем уже изорвались и из них торчат застрявшие стебли травы. Одет он в спортивный костюм с курткой, который ему явно мал. Мешок славится среди партизан своей похотью, обращённой исключительно на животных, с которыми он вовсе не стремится вступить в сношение, так как гениталии его давно изгнили, а долго играет, ощупывая полюбившегося зверька своими лапами и целуя пухлым ртом, пока не придушит или шею ему не свернёт. Звери, не подозревая о своей судьбе, тоже любят Мешка, и часто можно видеть, как бежит за ним по тропинке белочка, ёжик, а то и лиса. Второго, сидящего справа, партизана зовут Володей, а кличут Репой, наверное, за странную форму его головы, которая, впрочем, похожа вовсе не на репу, а скорее на краюху ржаного хлеба с зёрнами, так сильно выдаются вперёд лоб и подбородок на его рябой, покрытой веснушками и прыщами роже. За спиной Володи тоже висит автомат, а на поясе видны три гранаты и железная фляга. Одет он по-граждански, только сапоги у него армейские, кирзовые.