Мятежный Карабах - Виктор Кривопусков

К нашей машине сразу вышло с десяток вооруженных мужчин в камуфляжной одежде без знаков различия. Все были бородаты, у некоторых на голове – повязки. Глаза воспалены, видимо, от усталости и бессонницы. Они радостно приветствовали Романа, некоторые даже обняли его. Он представил меня, передал привет от Шатена. Все как-то сразу подтянулись, посуровели. Заговорили по-армянски. Роман тут же сказал, что невежливо говорить в присутствии русского гостя на языке, которого он не знает. В ответ на замечание один из стоявших рядом со мной заявил:

– Ничего себе гость, да тут же целый подполковник милиции! Не разведчик ли часом?

Роман с укором пояснил, что Шатен не мог прислать к ним чужого человека. Опять заулыбались. Стали спрашивать, когда Шатен приедет, а то, мол, соскучились. Роман взял за руку самого высокого и широкоплечего, отвел в сторону, коротко что-то сказал. Тот согласно кивнул головой. Как позже выяснилось, это был командир отряда. По-армянски прозвучала короткая команда. Разговор сразу прервался. Рядом с командиром осталось два бойца, остальные пошли выполнять его поручение. Фамилии командира, как, впрочем, и других бойцов самообороны, у меня в дневнике нет. Не потому, что не запивал. Хотел. Намеревался. Но командир вежливо сказал, что достаточно того, что зна[стр. 294] Виктор Кривопусков

ет, как меня зовут, и где я служу. Живыми будем, может, встретимся, тогда, товарищ подполковник, по «Сей форме представлюсь. Л ведь мог своим именем гордиться. По рассказам Романа, парень – герой, один из талантливых сподвижников Шатена. За плечами был не один бой и впечатляющие победы, освобожденные от азербайджанцев армянские села. Но время было очень уж суровое. Так и остался у меня командир без фамилии.

Мне показали село и боевые укрепления вокруг него, скупо, но обстоятельно рассказали о последних событиях. На каждом доме остались следы недавнего боя. И не только боя – недоброй рукой хозяйничали здесь захватчики. Дома внутри разграблены, разрушены. В центре села старинный, вросший в землю одноэтажный кирпичный дом. Вырванная входная дверь лежала невдалеке, окна разбиты. Но самое впечатляющее: книги! Они свалены и разбросаны вокруг. Большинство обгорелые, облитые какой-то желтой жидкостью, засыпаны аммиачной селитрой. В дальнем углу устроено отхожее место. Поднимаю с земли одну из растерзанных книг. Надо же! Аркадий Гайдар. «Тимур и его команда». Другая – на армянском языке, от нее осталась треть обугленных страниц. Отчетливо виден год: 1928. Книги на армянском, русском, азербайджанском, фарси, английском. Всё! Библиотеки нет!

Десятки, а может, и больше лет в этом маленьком горном селе скрупулезно собирались богатства человеческой мысли, а восторжествовала в одночасье – разрушительная тупость конца XX века. И где? В одной из самых просвещенных и читающих стран мира. Кто сделал это? Чей приказ? Где воспитывались и учились эти люди? Неужели с кем-то из них мы встречались, обменивались дружескими словами, делили хлеб-соль? Невозможно представить!

Почему же невозможно? В моей памяти январь 1986 года и десятидневная война в Адене – столице Йеменской Народно-Демократической республики? Там за моим новогодним столом сидели лидеры социалистической молодежной организации молодые офицеры-политработники армейских и правоохранительных структур вместе со своими многодетными семьями. В праздничном порыве они клялись друг

[стр. 295] Мятежный Карабах

другу в вечной дружбе, призывая в свидетели самого Аллаха. Но через тринадцать дней в разгоревшейся войне за власть родоплеменная принадлежность и клановость развели их по разные стороны баррикад. Недавние друзья в отношении друг к другу отличались животной жестокостью, изощренностью в пытках и надругательствах над ранеными и погибшими, вандализмом к культурным ценностям. Как же все похоже.

Идем дальше вдоль добротной ограды. За ней – воронка от снаряда и большой дом без крыши. Снесло взрывной волной. А на металлических воротах зеленой краской крупная надпись: «Абдурахманов Мамед. Дом продан, просьба не входить!» Надпись практически каллиграфическая, даже со знаками препинания.

Чуть выше домов вправо уходит дорога на кладбище. Взгляд упирается в сплошные развалины. Большинство погребений разорено, свежие могилы вскрыты и обобраны, вокруг -обломки от гробов, гробницы разбиты, надгробных плит нет. Всюду следы надругательства и вандализма. Сердце буквально леденеет при виде этой картины. Останавливаемся у подножья горы, пьем родниковую воду. Вкусная, благодатная, бодрит. Говорят, она очищает. Вспоминается вода из трех кранов в Степанакерте. Очень похожее состояние. Командир ведет в боевые порядки. На небольшом плато у горного обрыва здание сельской школы с большим садом. Половины крыши нет, снесена артснарядом. Идем по окопам, отрытым в скальном грунте в полный рост. Бойцы при виде нас молча встают, мы жмем им руки. Настоящая передовая. Огневые точки. Командир просит меня снять очки. Я снимаю, протираю платком и вновь водружаю их на свое место.

– Да вы что, товарищ подполковник, не поняли меня, – с укором говорит командир, – здесь же стреляют.

– При чем тут мои очки, командир, сейчас-то не стреляют? – удивляюсь я.

За спиной слышу смешок бойцов самообороны.

– Да снайпер азеровский на соседней сопке. Можно, командир, покажу подполковнику эксперимент? – спросил молодой боец лет не более восемнадцати.

– Давай, показывай, – согласился командир.

[стр. 296] Виктор Кривопусков

Парень легко выпрыгнул на внутреннюю сторону окопа, быстро нашел яблоневый сук с привязанным к нему бутылочным стеклышком, вернулся в окоп. Командир усмехнулся: домашняя заготовка. А еще безусый парень, чувствовалось, подражая кому-то, стал отдавать нам распоряжения. Приказал отойти в правую часть окопа, пригнуть от греха подальше головы, следить за стеклышком на палке. Сам прошел несколько метров влево, чуть присев, поднял над окопом палку со стеклышком. На солнце стеклышко стало давать блики. Не успел юноша сделать второго движения, как мы услышали негромкий треск стекла и увидели осколки, посыпавшиеся на плечи экспериментатора, который с довольным видом, пригнувшись, подошел к нам.

– А можно азеровскую батарею разбудить? – парень с искренней готовностью посмотрел на командира, а на меня с надеждой на поддержку.

Тут уж я не выдержал и стал возражать. Сказал, что не стоит рисковать. То, что на сопредельной сопке стоит орудие азербайджанцев, я не сомневался. А как звучат артиллерийские разрывы, досыта наслушался во время ночного артобстрела Шаумяновска. Командир задумчиво переводил взгляд с меня на своего бойца. В нем, очевидно, боролось два чувства. Одно-не потворствовать мальчишеской лихости. Другое – показать московскому подполковнику, что здесь настоящая передовая. И если сейчас нет обстрела, то это не значит, что его не будет в любой момент. В то же время ему, конечно, хотелось продемонстрировать, что он командует бывалыми, обстрелянными бойцами, готовыми защищать свою землю. Впрочем, он быстро справился с соблазнами и лишь поощрительно похлопал молодого соратника по плечу.

Мы вновь вернулись к роднику. Селя рядом на отполированных бревнах. Все внимание было обращено на командира. Я задавал вопросы, он спокойно отвечал. Чувствовалась хорошая армейская закалка. Как командир он ничего не просил. В его словах не было ни безысходности, ни излишней самоуверенности. Село Бузлух, как и Эркедж, и Манашид теперь первая линия обороны Шаумяновска и всех армянских сел района. Только линия обороны. Есть удовлетворение, что вернули свои села. И теплится надежда, что

[стр. 297] Мятежный Карабах

эта победа, наконец, привлечет внимание руководителей государства, и они наведут порядок, дадут людям спокойно жить и работать на своей земле.

Незаметно истекло время пребывания на шаумяновской земле. Площадка, где ожидает меня вертолет, находилась на небольшой плоской террасе, над развалинами старинной армянской крепости, которая до сих пор величаво стоит над рекой Инджа напротив высокой горы Мров. Я вновь вспоминаю, что именно здесь 180 лет назад исполнилась мечта армян Карабаха о воссоединении с Россией.

Ловлю себя на мысли, что один вопрос я в Шаумяновске так ни кому не задал, хотя он много раз готов был слететь с моих уст:

«А стоит ли таких мук и лишений это смертельное противостояние? Надо ли держаться карабахским армянам за свой клочок гористой земли? Наше государство велико и немало примеров, когда прозорливые сограждане, заблаговременно и удачно продав жилье и имущество, благополучно перебрались в тихие и мирные города и села великого Советского Союза. Благодаря врожденному трудолюбию и другим талантами они и сейчас преуспевают. Но есть и другой печальный пример. Вынужденно и практически бескровно армяне покинули родные дома в Нахичевани…

Не повернулся у меня язык задать этот вопрос и правильно сделал!