Уроки жизни - Артур Дойль

Мистеру Беннетту стоило бы ознакомиться с фактами, приведёнными в отчётах Бельгийской комиссии, где есть всё — имена, даты, названия городов и сёл. Отдельные сообщения о злодеяниях оккупантов здесь, действительно, подвергаются сомнению, что лишь добавляет убедительности документу в целом. Тот факт, что захватчики сохранили городскую ратушу в Лувене, вряд ли уж очень утешил жителей города, седьмая часть которого (по оценке самого мистера Беннетта) была сожжена. Такого рода бесчинства, недопустимые сами по себе, особенно отвратительно выглядят в свете клятвенных обещаний немцев защищать страну, которую они теперь принялись истязать.

Мистер Беннетт, судя по всему, полагает, будто во Франции германские войска вели себя лучше, чем в Бельгии. Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежит отчёт Французской комиссии, и это — перечень тех же бесчинств со всевозможными подробностями в качестве доказательств. От Сенли до Динана — сплошная история варварства. Насколько мне известно, подобный документ о германских преступлениях в Польше составили и российские власти. Будет ли господин Беннетт утверждать, что и эти официальные документы есть «ложь от начала и до конца»? Не проще ли предположить, что союзники правы в своих оценках и что приведённые факты — следствие прусской идеологии, которая делает ставку на запугивание населения оккупированных территорий с тем, чтобы сделать его послушным орудием в руках захватчиков?

Профессор Бедье опубликовал выдержки из дневников германских солдат, описывающих собственные деяния. Тяжко читать такое. Приведу отрывок, который должен особенно заинтересовать мистера Беннетта, ведь он, похоже, готов чуть ли не восхититься сдержанностью немцев, постановивших сжечь на одной из улиц Динана — подумать только — не все дома, а лишь каждый третий и пятый. Вот что пишет рядовой первого батальона 178-го пехотного полка Филип из Каменца (Саксония) о событиях в деревушке к северу от Динана:

«У входа в деревню лежали трупы пятидесяти жителей, расстрелянных за то, что ночью подло обстреляли наши войска. Убивали и других, так что всего тел мы насчитали штук двести. Свидетелями этого страшного зрелища пришлось стать женщинам и детям, пришедшим сюда с фонарями в руках. А мы вынуждены были есть рисовую кашу среди этих трупов».

Вот что читаем мы в другом дневнике:

«Ланжвилле, 22 августа. Деревня уничтожена 11-м батальоном первопроходцев. Трёх женщин повесили на деревьях».

Рядовой Шлаутер из 3-й батареи 4-й гвардейской полевой армии артиллерии пишет:

«Расстреляли двести местных жителей. Оставшиеся в живых были использованы для рытья могил. Там были и женщины, но избежать этого было никак нельзя».

И далее:

«Таким образом мы уничтожили восемь домов с их обитателями. В одном доме двух мужчин с жёнами и 18-летнюю дочь закололи штыками. Тяжко было мне наблюдать гибель создания столь невинного, но иначе никак нельзя было утихомирить толпу, ведь то были не люди, а звери».

Это, господин Беннетт, тоже, по-Вашему, «ложь от начала и до конца»? Или я всё-таки был прав, когда писал, что к массовому убийству мирного населения немцы приступили с первых же дней и что злодеяний такого рода Европа не помнит с давних и очень тёмных времён? Если у Вас всё ещё остались сомнения, настоятельно рекомендую ознакомиться с отчётами Французской и Бельгийской комиссий, хотя, боюсь, в Метце найти эти документы не так-то просто.

С совершенным почтением

Артур Конан-Дойль

Кроуборо, 2 февраля, 1915 года

Униформа для волонтёров

«Таймс»

13 февраля 1915 г.

Сэр! в Вашем заключительном отчёте о парламентских слушаниях есть фраза («Мистер Тенант дал суровую отповедь сторонникам введения специальной униформы для добровольческих подразделений»), свидетельствующая о том, что слова выступавшего были истолкованы превратно. Мистер Тенант позволил себе резко высказаться в отношении лишь тех юношей, которым следовало бы находиться в таком обмундировании на передовой. Отряды волонтёров должны иметь свою униформу, иначе согласно военному законодательству они не смогут исполнять свои обязанности, которые (хотелось бы думать) всё же будут на них возложены.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс, 11 февраля

Об отношении к военнопленным

«Таймс»

13 апреля 1915 г.

Милостивый государь!

Трудно даже выработать линию поведения в отношении европейских краснокожих, которые подвергают пыткам военнопленных. Ясно, что сами мы не можем подобным же образом оплёвывать, пинать, морить голодом и держать на морозе немцев, находящихся в нашем распоряжении. С другой стороны, бессмысленны и призывы к добросердечию, ибо средний немец имеет то же понятие о благородстве, что корова — о математике. Он искренне не способен понять, например, что заставляет нас с теплотой отзываться о фон Мюллере из Веддингена и других наших противниках, пытающихся в какой-то мере сохранить человеческое лицо. Германская пресса объясняет это отчасти сентиментальностью, отчасти лицемерием. Не сомневаюсь также и в том, что пилоты германских аэропланов, обстрелявшие наши шлюпки в тот момент, когда те пытались взять на борт оставшихся в живых моряков «Блюхера», искренне не догадывались об истинных намерениях спасателей.

Поскольку немцы пытаются представить своё варварское поведение ответом на нашу морскую блокаду, уместно будет заметить, что они не лучше относились к нашим военнопленным и до того, как мы сформулировали свою морскую политику. Пленённые в Бельгии представители британского Красного Креста свидетельствуют о столь же бесчеловечном к себе отношении. Будучи в силу особенностей национального характера не в силах отплатить врагу той же монетой, мы могли бы ответить иначе — издать массовым тиражом сообщение майора Ванделера, официальные американские сводки, а также статьи, вроде той, что появилась в голландской газете «Tyd», о пытках, которым подверглись трое британских военнослужащих, захваченных на приграничном посту в октябре. Всё это следует по официальным каналам распространить в нейтральных странах и среди наших солдат во Франции. Праведный гнев лучше всяких призывов поднимает мужчину на бой, и мы просто обязаны использовать оружие, которое в руки нам вкладывает сам враг. Нашим солдатам (которые, может быть, и не нуждаются в дополнительной агитации) должно быть совершенно ясно, что лучше пасть на поле боя, чем понадеяться на человеческое к себе отношение немца.

Притом что враг наш не знаком с понятием великодушия, он, во всяком случае, крайне практичен. Осознав, что мы используем информацию о чинимых им злодеяниях в военных целях, он (из соображений выгоды, не морали), возможно, и пересмотрит свою политику.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Отель «Ройал Павильон», Фолкстоун, 11 апреля

Об антиалкогольной кампании

«Таймс»

5 мая 1915 г.

Сэр! Работая над созданием мощной армии, наше правительство уже воспользовалось силой пропагандистской рекламы, когда методичным применением внушений сумело создать благоприятствующую делу социальную атмосферу. Почему бы не использовать тот же метод в борьбе с пьянством? Если стены наших портов и промышленных предприятий увесить плакатами с умело сформулированными лозунгами и сделать так, чтобы каждая пивная встречала рабочего наглядным напоминанием о его гражданском долге, это произвело бы эффект. Человек не сможет равнодушно пройти мимо обращений вроде: «Тебе пьянка, солдату — смерть», «Он жертвует жизнью ради тебя, пожертвуй и ты хотя бы бутылкой!» или: «Трезвый рабочий помогает Британии, пьяный — Германии».

За основу антиалкогольной кампании можно было бы принять и более общую идею: «Покончил с пьянством — обрёл счастье», «Где трезвость, там и здоровье», «Кто не пьёт, уже и богат», «Бросай пить ради победы!». О том, насколько осведомлены о силе внушения торговцы виски, свидетельствует хотя бы содержание наших рекламных щитов. Почему бы и нам в борьбе с ними не использовать то же оружие?

Искренне Ваш

А. Конан-Дойль

Отель «Метрополь», 3 мая

Оборонная гвардия

«Спектейтор»

29 мая 1915 г.

Сэр! Будучи постоянным читателем Вашего замечательного еженедельника и зная, сколь последовательно Вы поддерживаете добровольческое движение (проявляя интерес и к практической организации дела), я хотел бы задать Вам несколько вопросов на сей счёт.

1. Считаете ли Вы, что нарукавный брассар — неотъемлемая часть обмундирования волонтёра?