Сан Феличе - Александр Дюма

— Я не сведуща в стратегии, государь, — язвительно откликнулась королева. — И быть может, только займу место того, кто в ней отлично разбирается, — добавила она, указывая на кардинала Руффо.

Затем, подойдя к окну, она стала барабанить пальцами по стеклу.

В тот же миг, точно условный сигнал, со двора опять донеслись звуки охотничьего рога; но на этот раз он трубил не подъем зверя, а зверь на виду.

Король замер, словно ноги его вросли в мозаичный паркет зала; он помрачнел, и лицо его вместо насмешливо-добродушного приняло злобное выражение.

— Да что же это, наконец, — воскликнул он, — совсем одурели они, что ли, или хотят меня свести с ума? Нашли время травить оленя или кабана, когда мы охотимся за республиканцами!

Он снова бросился к окну, распахнул его еще порывистее, чем в первый раз, и крикнул:

— Замолчи, дурак несносный! А не то спущусь во двор и задушу тебя собственными руками.

— Это было бы, государь, слишком высокой честью для подобной скотины, — сказал Макк.

— Вы так полагаете, барон? — отозвался король, опять приходя в благодушное настроение. — Так пусть живет, а мы займемся уничтожением французов. Обсудим же ваш план, генерал, обсудим!

И он затворил окно с таким спокойствием, какого трудно было бы ожидать после того, как рог привел его в крайнее раздражение; к счастью, пошлая лесть генерала Макка чудом успокоила его.

— Смотрите, господа, — начал Макк тоном мудрого наставника, который обращается к своим ученикам, — наши шестьдесят тысяч солдат размещены в четырех-пяти местах вдоль линии между Гаэтой и Акуилой.

— Но ведь вы знаете, что у нас шестьдесят пять тысяч, — заметил король, — поэтому не стесняйтесь.

— Мне достаточно шестидесяти тысяч, государь, — сказал Макк. — Все мои планы построены из этого расчета, и будь у вашего величества хоть стотысячная армия, я не возьму ни одного лишнего штыка. К тому же у меня самые точные сведения о численности французского войска, — там не наберется и десяти тысяч.

— Значит, нас будет шестеро против одного, — заметил король, — в таком случае я вполне спокоен. В кампаниях девяносто шестого и девяносто седьмого года у моего племянника было только по двое на одного, когда их разгромил гражданин Буонапарте.

— Там не было меня, государь, — с самодовольной улыбкой отвечал Макк.

— Это правда, — согласился король с самым серьезным видом, — там были всего лишь Больё, Вурмзер, Альвинци и принц Карл.

— Государь, государь! — шепнула королева, дернув супруга за фалду его охотничьего камзола.

— Не беспокойтесь, я знаю, с кем имею дело, и отнюдь не собираюсь обижать генерала.

— Итак, — продолжал Макк, — основная часть нашей армии, тысяч двадцать, расположится в Сан Джермано, остальные сорок тысяч — вдоль реки Тронто, в Сессе, в Тальякоццо и в Акуиле. Десять тысяч человек переправятся через Тронто, выгонят французский гарнизон из Асколи, займут этот пункт и двинутся по Эмилиевой дороге на Фермо. Четыре тысячи выступят из Акуилы, займут Риети и направятся на Терни; тысяч пять-шесть спустятся из Тальякоццо в Тиволи, чтобы предпринимать набеги в Сабине; восемь тысяч выйдут из лагеря в Сессе и проникнут в папские владения по Аппиевой дороге; наконец, шесть тысяч погрузятся на корабли, отправятся в Ливорно и преградят пути французам, отступающим через Перуджу.

— Отступающим через Перуджу… Генерал Макк, в отличие от гражданина Буонапарте, точно не указывает нам места, где он разобьет неприятеля; он ограничивается тем, что заранее намечает путь его отступления.

— Отнюдь нет, — торжествующе ответил Макк, — я назову также и места, где разобью его.

— Так послушаем же, — сказал король; казалось, война могла доставить ему не меньше удовольствия, чем охота.

— Вместе с вашим величеством и двадцатью-двадцатью пятью тысячами солдат я выступаю из Сан Джермано.

— Так вы выступаете вместе со мною?

— Иду на Рим.

— Опять-таки со мною?

— Направлюсь по дорогам на Чепрано и Фрозиноне.

— Дороги скверные, генерал. Мне случалось на них спотыкаться.

— Неприятель оставляет Рим.

— Вы в этом уверены?

— Рим не относится к числу городов, которые можно оборонять.

— А когда противник оставит Рим, что вы делаете?

— Он отступает к Чивита Кастеллана, представляющей собою могучую крепость.

— Вот как? И там вы его, конечно, не беспокоите?

— Напротив, я атакую его и разбиваю.

— Прекрасно! А вдруг случится, что вы его не разобьете?

— Если мне выпадает честь сказать вашему величеству, что я разобью врага, это равносильно тому, что он уже разбит, — провозгласил Макк, приложив руку к сердцу и склоняясь перед королем.

— В таком случае все в порядке, — отвечал король.

— Имеются ли у вашего величества какие-либо замечания относительно изложенного мною плана?

— Решительно никаких, кроме одного, насчет которого мы должны прийти к соглашению.

— Какого, государь?

— В вашем плане предусматривается, что вы выступаете из Сан Джермано вместе со мною?

— Именно так, государь.

— Значит, я участвую в войне?

— Разумеется.

— Вы первый сообщаете мне об этом. А какой чин предлагаете вы мне в моей армии? Это не чересчур нескромный вопрос, не правда ли?

— Вы будете верховным главнокомандующим, государь, а я буду счастлив и горд выполнять распоряжения вашего величества.

— Верховный главнокомандующий… гм…

— Вы отказываетесь, ваше величество? А мне давали надежду…

— Кто давал?

— Ее величество королева.

— Ее величество королева бесконечно добра. Но ее величество королева всегда слишком высокого мнения обо мне, в данном же случае она забывает, что я человек не военный. Мне стать верховным главнокомандующим? — продолжал Фердинанд. — Ведь Сан Никандро не воспитывал меня как будущего Александра или Ганнибала. И я не учился в Бриенском училище, как гражданин Буонапарте! Я не читал Полибия! Равным образом не читал я и «Записки» Юлия Цезаря, а также труды шевалье Фолара, Монтекукколи, маршала Саксонского, как ваш брат принц Карл! Ведь я понятия не имею обо всех тех вещах, что нужно изучить, чтобы быть разбитым по всем правилам! Да я в жизни никем, кроме моих липариотов, не командовал.

— Потомку Генриха Четвертого и внуку Людовика Четырнадцатого все это известно без учения, ваше величество, — отвечал Макк.

— Эту чепуху, любезный генерал, рассказывайте какому-нибудь болвану, а не мне — я всего лишь дурачок.

— Что вы, ваше величество! — воскликнул Макк, смущенный тем, что монарх так откровенно высказывается о самом себе.