Шрам - Чайна Мьевиль

Каррианна хлопнула Беллис по спине.

— Божья кара, Беллис, да не ужасайся ты так! — ис кренно сказала она. — Ты что, хочешь сказать, что тебя это удивляет? Ты же знаешь, что было бы, доберись они до дома и наговори там бес знает что. Армаде пришлось бы худо. А ты спроси у любого переделанного, освобожденного с кробюзонского корабля, и он тебе скажет, что думает про кробюзонский флот. Поговори с теми, кто побывал в Нова—Эспериуме и видел, что там делают с аборигенами. Или с моряками, сражавшимися с кробюзонскими пиратами, которые тычут тебе в нос своими каперскими свидетельствами. Ты думаешь, что это мы — морские разбойники? Хватит, Беллис, пей свое вино!

В ту ночь Беллис впервые задумалась вслух о том, что они с Сайласом будут делать, если не удастся вернуться домой. Она поставила этот вопрос неожиданно.

Но ее обуял тихий ужас, когда она поняла, что ее собственный побег — не единственная проблема. «А что, если мы не сможем бежать? — флегматично подумала она. — Неужели это конец? Неужели последнее слово?»

Сайлас наблюдал за ней с печальным и усталым выражением на лице. Глядя на него, Беллис неожиданно с мучительной ясностью увидела перед собой шпили, рынки и кирпичные трущобы ее родного города. Она вспомнила своих друзей. Она снова думала о Нью—Кробюзоне. Весной он пахнет просыпающейся землей, в конце года становится холодным и непроницаемым, на праздник Джабберова утра его освещают джимджу и светильники, наполняют поющие толпы, процессии людей в благочестивых одеяниях. В любое время года в полночь светят уличные фонари.

И все это будет уничтожено войной — войной с Дженгрисом.

— Мы должны отправить им послание, — спокойно сказала она. — Это самое важное. Сможем мы вернуться или нет — другой вопрос, но предупредить их мы должны.

При этом Беллис понимала, что ничего у них не поучится. И хотя от этой мысли она пришла в отчаяние, то—то внутри нее успокоилось. Планы, которые она обдумывала, стали теперь более обоснованными, более систематическими, имевшими больше шансов на успех.

Беллис поняла, что ключом к решению проблемы является Хедригалл.

Про великана—какта, самхерийского рассказчика и аэронавта, ходила тьма историй. Его окружал шлейф слухов, вранья и фактов. А из того, о чем с восторгом рассказал Шекель, в ее память особенно запала история о посещении Хедригаллом острова людей—комаров.

Это было похоже на правду. Он был пиратом—торговцем из Дрир—Самхера, а те поддерживали с анофелесами постоянные отношения. У них в жилах текла не кровь, а древесный сок, живица, непригодная для питья, и поэтому с анофелесами они могли торговать без опаски.

Возможно, он помнит что—нибудь.

День стоял облачный и теплый, и Беллис вспотела, как только вышла из своей комнаты, направляясь на работу. И хотя от природы она была худощава, к концу дня ей стало казаться, что ее тянут вниз излишки мяса. Дым сигарилл, словно пахучая шляпка, нежно обволакивал ее голову, и даже неутомимые ветры Армады не могли разогнать его и рассеять туман в ее мозгах.

Сайлас ждал Беллис перед ее дверью.

— Это правда, — сказал он с мрачным воодушевлением. — Хедригалл там был. Он помнит свое путешествие. Я знаю, как действуют торговцы Дрир—Самхера.

Им хотелось, чтобы их карты стали более точными, а знания об острове — менее скудными.

— Он предан Армаде, этот Хедригалл, — сказал Сайлас. — Так что мне нужно действовать осторожно. Он может соглашаться или не соглашаться с тем, что ему приказывают, но он законопослушный обитатель Саргановых вод. Правда, сведения у него выудить я смогу. Это моя работа.

Но даже выведав кое—что у Хедригалл а, они имели на руках лишь несколько разрозненных фактов. Они перебирали эти факты так и сяк, играли ими, словно в бирюльки, роняли на пол и смотрели, как они падают. И когда Беллис освободилась от беспочвенного стремления обрести свободу, факты стали складываться перед ней в стройную систему.

Наконец им удалось составить план.

План этот был весьма неопределенным и расплывчатым, и им было трудно смириться с тем, что ничего больше у них нет.

Они сидели в беспокойном молчании. Беллис слышала ритмичное бормотание волн, посматривала на дым сигарилл, вьющийся перед окном и затеняющий ночное небо. На нее вдруг накатил приступ раздражения — она оказалась будто в ловушке. Жизнь ее теперь была сведена к последовательности ночей, бесконечному курению и поиску свежих идей. Но сейчас что—то изменилось.

Может быть, эта ночь была последней — больше делать это не потребуется.

— Мне это не нравится, — сказал наконец Сайлас. — Мне это, твою мать, совсем не нравится. Я никак не могу… Может, у тебя получится? Тебе и без того столько досталось.

— Придется попробовать, — ответила она. — Ты не знаешь верхнекеттайского. Есть еще какая—нибудь возможность убедить их взять тебя?

Сайлас заскрежетал зубами и покачал головой.

— А как насчет тебя? — спросил он. — Ведь твой друг Иоганнес знает, что ты не самая законопослушная армадская гражданка, да?

— Его я смогу убедить, — сказала Беллис. — В Армаде, похоже, не так уж много знатоков кеттайского. Но ты прав: он — единственное реальное препятствие. — На некоторое время оба погрузились в молчание, потом Беллис задумчиво продолжила: — Не думаю, что он меня заложил. Если бы он хотел устроить мне трудную жизнь, если бы он подозревал, что я могу быть… опасной, я бы уже знала об этом. Наверное, у него есть представление о чести или что—то такое, что не позволяет ему донести на меня.

«Дело вовсе не в этом, — одновременно думала она. — Ты прекрасно знаешь, почему он не донес на тебя. Нравится тебе или нет, что бы ты по этому поводу ни чувствовала, что бы ты о нем ни думала, он считает тебя своим другом».

— Когда они прочтут это, — сказал Сайлас, — когда поймут, что Круах Аум не из Кохнида и что он, может быть, еще жив, они ведь наизнанку вывернутся, чтобы его найти. Но… если нет? Надо вынудить их отправиться на этот остров, Беллис. Если не сделаем этого, у нас не останется вообще ничего. Дело, на которое мы хотим их подвигнуть, ох какое серьезное. Ты представляешь, куда мы пытаемся их направить. Ты знаешь, что там есть. Остальное можешь предоставить мне — я соберу все, что нам нужно. У меня есть печать, они могут доверять моим посланиям. Все это я могу сделать. Но, черт меня побери, это все, что я могу, — с горечью сказал он. — А если нам не удастся направить их на этот вонючий остров, то у нас вообще ничего нет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});