Дочери Дагестана - Булач Гаджиев

Права народная мудрость, что нет пророка в своем отечестве. Только после приезда М. Л. Ростроповича вышел указ о присвоении Азе Магомед-Загидовне Аминтаевой звания народной артистки Дагестана. Как говорят, лучше поздно, чем никогда. Впрочем, разве это главное?

Была знаменитая музыкальная исполнительница, о которой мы мало что знали, но которая, наверное, мечтала, чтобы о ней знали на родине хотя бы кое-что.

Легенды дагестанской сцены

Кадарцу Солтанмеджиду приглянулась девушка из Нижнего Дженгутая по имени Бала-ханум, красавица – не красавица, чуть удлиненное лицо, на котором выделялись крупные глаза и пухлые губы. К ее достоинствам можно отнести и то, что она обладала красивым голосом, пела и прекрасно играла на гармони.

В этом месте я должен проявить особую деликатность. Дело в том, что в семье даргинца из Кадара и кумычки из Нижнего Дженгутая родился ребенок, который со временем прославится не только на два этих населенных пункта, но и на весь Дагестан. Речь пойдет о семье Мурадовых и о нашей знаменитой Барият Мурадовой. Да, да, о той выдающейся актрисе, которую мы знаем, любим и считаем своей, к какой бы народности мы сами ни принадлежали.

По рассказу самой Барият, ее отец Солтанмеджид недолго служил начальником участка – так как эту должность отменила революция. Кадарец завел фаэтон и зарабатывал на жизнь перевозкой пассажиров. На его пути встретился один из революционеров, то ли Махач Дахадаев, то ли Уллубий Буйнакский, и привлек его на свою сторону. В каком-то бою Солтанмеджид сложил свою голову. В ту пору Барият было четыре года. Видимо, гибель отца будущей актрисы приходится на 1918 год, когда в Дагестане действовали турки. По крайней мере, на этот вопрос никто пока ответа не дал.

О Барият Мурадовой написаны рассказы, очерки, повести и пока одна книга. О ней в Дагестане знают стар и млад. Но никто не может предположить, как бы сложилась судьба девушки, если бы не произошла революция. Скорее всего, вместе с мамой и сестрой Равган жила бы в Кадаре, где ее отец исполнял должность участкового начальника. Тут и гадать нечего. Но в истории нет сослагательного наклонения: если бы да кабы… Случилось то, что случилось.

…23 марта 1973 года ко мне в Буйнакск приехала Барият Мурадова. Не стану описывать, сколько радости своим приездом доставила мне и моим домочадцам великая актриса. Сейчас не припомню причину ее визита. У нас была уйма времени, и я, воспользовавшись передышкой, задавал ей вопросы и вот что услышал от моей гостьи.

«Мой дядя Татам Мурадов родился в Нижнем Дженгутае. Отец его, Мурад, крестьянствовал, однако он больше был известен как певец-импровизатор. Как чаще всего бывает в жизни? Живешь одним днем. Так получилось, что только одна песня Мурада сохранилась, где говорится, как его увезли в отдаленный аул к женщине – также импровизаторше, с которой никто не мог соревноваться на равных. Народную поэтессу, скажем так, звали Джаминат. Петь она не пела, а речитативом исполняла то, что приходило на память в данную минуту.

Оказалось, что Мурад и Джаминат должны выступить на свадьбе. Когда дженгутаец прибыл, его усадили на самое почетное место. Он был одет, в отличие от других, в шелковые шаровары и курил чубук. Началось состязание. Джаминат «проехала» по адресу шаровар и чубука, которых «в наших краях не надевают и чубук не курят». Публика бурно проявила симпатии к своей любимице. Настал черед Мурада. Он ответил четверостишием:

Сене турасан, гызыДарай – дурайлар гийип,Буда тербенедир, гызыАллух яндырсын суюнуп

По возгласам и шуму публики стало понятно, что гость превзошел Джаминат. Хочу высказать такую деталь. В нашей семье за игру и пение деньги брать считалось зазорным, но от подарков не отказывались. Музыке и пению мы были преданы безотчетно. Моя тетя, Нияр-ханум, страдала головными болями. Док тора говорили – мигрень. В таких случаях ее голова была обвязана, она ахала, охала, лицо белым-бело, впечатление такое, что через пять минут ее не станет. Все вокруг нее носятся, на голове компрессы меняют, дают нюхать нашатырный спирт, обмахивают веером.

Вдруг прибегает мальчик из Ортааула и, задыхаясь от бега, говорит:

– Тетя Нияр-ханум! У нас свадьба. Отец сказал, что без тебя никак нельзя обойтись!

Тетя срывается с места, мечется по комнатам с криком: «Где мои чувяки, где гульменди, скорее тащите… Стойте, стойте, кто сказал, что я больна, к черту повязку, подумаешь, мигрень! У людей раз в сто лет выпало счастье отпраздновать свадьбу…».

Приходила счастливая, что доставила радость людям своим пением, и в то же время вся опустошенная, разбитая физически, с подарками, которые тут же раздавала тем, кто оказывался под рукой.

Однажды, когда она жила в Темир-Хан-Шуре на Дербентской улице, за Нияр-ханум губернатор прислал фаэтон. Оказывается, из Турции приехал вельможа. Просят оказать честь своим приходом. Нияр-ханум поехала не одна, прихватила с собой двоюродную сестру Джаван.

От пения тети турок пришел в восторг, а когда она исполнила марш под названием: «Турецкий паша идет в мечеть», гость вскочил со своего места и со словами: «Какой голос! Какая женщина!», – стал головой биться о стенку. На прощание настоял, чтобы Нияр-ханум приняла в подарок большое золотое кольцо с арабской вязью.

Редкий снимок: Барият Мурадова с матерью Бала-ханум

На следующее утро тетя передала кольцо жене губернатора, при этом сказав: «Вчера ваш гость настоял, чтобы я приняла это кольцо. Он был пьян. Теперь, когда, наверное, пришел в себя, может, начнет раздумывать, а заявить об этом, наверное, постесняется. Передайте, пожалуйста, кольцо хозяину». Губернаторша так и поступила. Турок, как бы в ответ, в шелковом мешочке прислал дорогой перстень.

Добавлю, что свое пение моя тетя сопровождала игрой на гармони. Умерла она в 1937 году. Ее сестрой была Бала-ханум – моя мать.

Героические песни, которые исполняла Нияр-ханум, она не использовала. Репертуар мамы состоял из шуточных вещей. Как и сестра, Бала-ханум играла на гармони.

В конце XIX века Дагестан посетило несколько этнографов. Будучи в Нижнем Дженгутае на народном празднестве, русские обратили внимание на Бала-ханум и Нияр-ханум, у которых были на редкость красивые голоса. Этнографы сумели уговорить девушек приехать в Петербург. Они решили записать голоса моих родственниц. В 1900 году, а затем в 1905 году они ездили в Петербург, и их голоса были записаны на граммофонные пластинки. Добавлю, что сестры ездили не одни. С ними находился наш сельчанин бубнист Тонку-Ахмед.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});