Территория нелюбви - Алиса Перова

постарел, потолстел, облысел…

Павел широко улыбнулся, отвлекая Айку и сводя разговор к шутке, и напоролся на изысканный комплимент:

— А знаете, я видела Ваши фотографии — мне Люся показывала. И лично я бы узнала Вас даже таким — старым, лысым и толстым. Почему Вы мне врёте, Пал Ильич?

Получил, придурок?

— Тебе я говорю только правду, — продолжая улыбаться и костеря себя за идиотизм, он приложил руку к сердцу.

— И когда сказали, что я отвратительно танцую? — сориентировалась эта хитрюга.

— Это была наглая ложь, ты замечательно танцуешь!

— Мне бы ещё научиться так же замечательно припудривать мозг, как это делаете Вы. Почему мама Вас не узнала? Это же бред какой-то! А Вы сами-то её вспомнили?

— Не сразу… прости, — покаялся Павел и подсластил признание: — С годами твоя мама расцвела.

Так и есть — сучизм в этой вывернутой бабе распёрло буйным цветом. Но как?! Как такая беспринципная, похотливая и алчная тварь в уродливом тандеме с напрочь отбитым чёртом смогли сотворить это невероятное чудо?.. Которое оба не заслужили…

Айка смотрит на него недоверчиво и обнимает себя за плечи, отстраняясь… закрываясь… И как же сложно, оставаясь честным, уберечь её от новой боли и разочарования. Не испугать, не потерять эту тонкую нить доверия.

— Прости, малышка… Я бы очень хотел сказать тебе, что любил твою маму и желал от неё ребёнка…

— Я не настолько наивная дурочка, Пал Ильич, и всё понимаю. Но я ведь спросила Вас о другом.

— Это была случайная связь, — признал очевидное Павел и тут же соврал: — Я не помню подробностей…

Да их просто невозможно забыть!

— Похоже, Вы с мамой оба были не в себе, — грустно усмехнулась Айка. — Вы познакомились в Киеве, да? Ой… то есть встретились… ну, тогда…

— Нет, здесь, в Воронцовске.

— А как же… Бабаня ведь говорила, что мама не приезжала к ней…

— Ну, как минимум, один раз она точно была здесь. В начале зимы.

Айка будто и не услышала Павла. Ещё крепче обхватив свои плечики, она уставилась невидящим взглядом в окно, озадаченно хмуря лоб и не реагируя на оклик. И когда встревоженный Павел уже протянул к ней руки, чтобы осторожно встряхнуть, она вскинула на него полный смятения взгляд и сипло спросила:

— Но Вы… точно уверены, что я… Ваша?..

Он мог бы сказать, что есть результаты экспертизы, мог бы снова показать фото… Но в горле застрял тяжёлый ком, а чёрные глаза-агаты в ожидании ответа заглядывают в самую душу. Павел лишь молча кивнул.

— И я правда нужна Вам?

«Очень!» — вопило всё его нутро, а ком в горле разбух, не выпуская нужные слова. И он снова кивнул, будто тупой болванчик.

— И Вы… — её тонкие пальчики напряглись, впиваясь в предплечья, — Вы потом не передумаете?

Павлу хотелось выть, рычать и побиться чугунной башкой о стену. До боли в мышцах он сжал кулаки, удерживая себя от нестерпимого желания притянуть… сграбастать в охапку свою девочку, прижать к сердцу и баюкать её всю ночь. Целовать и гладить её шелковистые волосы и шептать в нежное ушко, как сильно она нужна ему… его маленькая Айка, неожиданно разбудившая в нём, очерствевшем цинике, щемящую всепоглощающую нежность. Он был уверен, что подобные эмоции умерли в нём слишком давно… растаяли вместе с мамой…

Он рад, что ошибся…

Но даже предположить не мог, насколько это мучительно больно.

— Никогда, — глухо выдавил он и для убедительности помотал головой.

— Пал Ильич, — Айка застенчиво улыбнулась, — а Вы не могли бы… меня ещё раз обнять?

17.2

Павел задёрнул на окнах тяжёлые шторы и спальня погрузилась в полумрак. Его малышка не захотела возвращаться к себе и теперь, закутанная в тёплое одеяло, пригрелась на его кровати. И, кажется, уснула, устав от разговоров. Она торопилась поделиться всем, будто и правда боялась, что новый день заберёт у неё право быть его дочерью. И даже не подозревала, насколько Павел сам боится сделать неверный шаг и потерять доверие этой девочки. Он никогда не слышал, чтобы Айка столько болтала — быстро, взахлёб, перескакивая с одной темы на другую… О сёстрах и Вадиме, о работе и учёбе, о стройке… Она словно оживала на глазах, а он слушал и улыбался, как дурак.

— А знаете, Пал Ильич, — неожиданно пробормотала «спящая» Айка, — наверное, я давно всё знала… Просто не догадывалась… Вам непонятно, да?

— Я понимаю, — уверенно подтвердил Павел, ни хрена не понимая и озадачившись другой проблемой.

«С этим «Пал Ильич» надо что-то делать», — подумал он.

Но уже хорошо, что хоть не «дядя Паша», вызывающий у него зубовный скрежет. Но и слишком торопиться тоже не следует… На Айку нельзя давить. Непросто это — стать вдруг отцом взрослой самостоятельной дочери.

— Я просто это чувствовала, — продолжила Айка о непонятном. — Мне всегда очень нравилось, как от Вас пахнет.

Павел многозначительно произнёс: «М-м…» и с досадой подумал, что вчера, выжрав бутылку вискаря, он рухнул в постель, так и не приняв душ. И исправить это следует как можно быстрее.

— А куда Вы, Пал Ильич? — настиг его голос дочери на пути в ванную комнату.

— Возвращать себе привычный запах, чтобы не разочаровывать мою девочку.

— Нет, идите ко мне, — прозвучало капризно и настойчиво, — если Вы меня обнимете, я быстрее усну.

Павел напрягся и поспешно застегнулся на все пуговицы.

— Ай, мне будет приятно, если ты прекратишь мне выкать, — он осторожно присел на край кровати.

— Ладно, — легко согласилась она и, быстро передислоцировавшись вместе с одеялом, положила голову ему на колени. — Скажи, а ты когда-нибудь совершал подвиг?

Неожиданно!

Павел ласково погладил дочку по голове и задумался…

Свой первый и главный подвиг он совершил, когда избавил этот мир от своего отца, забив того до смерти. Этот подвиг он готов был повторить многократно и не ради славы… а во имя справедливости — за то, что этот